Печать правосудия

Его руку я схватил прежде, чем тот направил на меня ствол. Отвел в сторону, ударил под дых, перехватил руками за голову, вырубил об колено. Пистолет брякнул об землю, я отфутболил его в конец переулка.

Лишнюю секунду я смотрел в сторону, где прятался Скор. Пенс не собирался мне помогать.

Обоссанная рука подлетел ко мне в три прыжка, ударил коленом. Я выставил блок, но даже с ним пошатнулся и отступил. Китаец попер на меня с кулаками. Удар с левой я заблокировал, а от правой уклонился, не желая запачкаться. После серии словил его на контратаке, пробил в живот. Китаец попятился назад, но вдруг собрался и снес защиту ударом плеча. Я отступил, раскрылся.

— Ашша!

Удар вертушкой прилетел в плечо. Меня вбило в стену. Сила мятного цвета переползла с его кеда мне на грудь. Она холодила, сковывала движения, будто меня облили жидким азотом.

Удар по ногам, я присел.

— Ашша!

Вторым ударом он выбил два кирпича из стены, а кирпичи вокруг покрылись инеем. Все могло кончиться прямо сейчас, если бы я не пригнулся.

Китаец продолжил атаковать ногами, но больше не кричал. У всех таланов есть время на перезарядку и ограниченное количество зарядов. Я отскочил чуть дальше, подхватил железную трубу.

Бум! Бюм! Буль! Бам! Звенела она в моей руке, отбиваясь от быстрых ног. Стучать по железке китайцу не понравилось. Он замедлился, а я, сорвавшись под силой, достал его по коленной чашечке.

— Сука-а-а! — заорал он и схватился за ногу.

Вообще я предпочитал честные бои, но о какой честности можно было говорить, когда Чесночная глотка потянулся к стволу. К тому же впереди меня ждал ещё третий уровень — финальная стенка в жёлтых очках.

Обоссаная рука попытался отойти, но споткнулся на переломанной коленной чашечке.

— Тебя мама не учила руки после туалета мыть?! — крикнул я и обрушил на него пять ударов железякой.

Он защищал голову ценой рук. Я отбил ему предплечья, кисти, пару раз саданул по пальцам. Будет дополнительным уроком гигиены. Пускай, чумазик, запомнит на уровне ассоциаций, что если не мыть руки после туалета — будут проблемы.

На десятом ударе китаец ухватился за трубу.

— Ползи нахер отсюда, если не хочешь остаться калекой!

Рывок трубой в сторону должен был без проблем отцепить приставучего китайца, но не тут-то было. Из его ладоней по трубе пополз иней. Пошел пар, раздался треск льда. Он вморозил кисти в трубу, пустил холод дальше. Я попробовал вырвать замерший лом из лунки, но тот встрял намертво. Лед прокатился по железу, обжог мне ладони, снизу холод переполз на мизинец и был готов окутать его льдом. Я отпустил руки.

Сидящий на заднице китаец с отбитыми руками и примороженной железякой напоминал мороженое на палочке. От него исходил холод и треск. Вскоре китаец понял, что придумал полную хрень, и стал размораживать железяку. Но прежде я снова схватился за палочку, развернулся в пол-оборота, запустил его в стену. Он снёс первый ряд кирпичей, шикнул холодом, будто поломанный холодильник, и затих.

Справа хлопнуло, по плечу растекся холод. Переполненный силой я не почувствовал боль, но понял, что меня ранили. Кофта и футболка начали промокать, по телу потек теплый ручей. Я споткнулся, припал на колено, ровно в эту секунду раздался ещё один выстрел. Пуль просвистела чуть выше и правее. Мимо, хотя предназначалась для головы.

Жёлтые очки держал ствол обеими руками и снова целился. Он не палил куда не попадя и не поддавался панике.

Раненный и переполненный злобой я сгенерировал слишком много силы. Боль и злость множили её, а ограниченное по мощностям тело требовало выпустить. Я скинул всё в ноги, упёрся носком в яму, толкнулся. Асфальт хрустнул, ветер ударил в лицо, затрепалась одежда, замелькали стены. Я вылетел в сторону китайца, будто пушечное ядро, а тот смотрел на меня и в очередной раз спускал курок. Из дула вылетело пламя, тело чуть сотрясло. Я почувствовал, как горячая пуля проникает в такую же горячую плоть. В следующий миг я снёс его и вмуровал рядом с дверью. Он шмякнул, будто расплющенная в пальцах вишня, выпустил соки.

Чуть погодя ко мне в голову пришла мысль о проверке. Если Скор всё же не тронулся умом, а отправил меня сюда сознательно, то стоило ли мне попробовать кого-нибудь запечатать?

Выбравшись из-под завала, я осмотрелся — в переулке лежали три уработанных тела. Схватил торчащую руку главаря, попробовал нащупать силу. Ни в жизнь. Во-первых, я не был готов к наложению печати, а во-вторых, накладывать её было не на кого. Желтые очки валялся в полной отключке. Нащупать колебания силы было нереально.

Дверь снова открылась, на пороге показалась женщина. Меня обдало волной ветра, темный силуэт пронесся мимо. Её голова склонилась к периллам, зазвенел металл, она упала на ступеньки.

Скор бросил женщину, подошел ко мне. Сила бурлила, но я не мог её собрать. Через огнестрельные ранения она вытекала, будто топливо из пробитой цистерны. Теперь Скор был другим. Не взволнованным и напряженным, а ублаженным и умиротворенным.

Он схватил меня за волосы, посмотрел в глаза, потрепал за щеку:

— Хороший мальчик!

— Пошел ты нахер, Скор.

Глава 13. В обойме

Шумякин ворвался в участок и пошел по коридору со скоростью хорошего спортивного шага. Хлюпали промокшие ноги, с куртки на пол лилась вода.

— Здравия желаю…, — поприветствовал дежурный, но тут же заткнулся.

Он привык видеть Шумякина хмурым и апатичным, а сейчас тот мчал по коридору с готовностью выдавить глаза и вырвать язык любому, кто встанет у него на пути. В руке подполковник нёс пакет из продуктового магазина, из дырочки текла вода.

На изгибе коридора Шумякин швырнул пакет урну, едва не завалив её на пол.

— Где он?!

— В допросной! — крикнул дежурный.

Смена закончилась полтора часа назад. Шумякин почти дошёл домой, потом ему позвонили. От услышанного он потерял голову, забыл про машину, ломанулся в участок бегом.

Когда все это закончится?

На ходу он снял куртку, бросил её на стул возле двери, дернул ручку.

— Ты какого х*я творишь?! Совсем берега попутал?!

— ТИХО!!! — крикнул Скор, а потом приложил палец к губам и прошептал. — Тсс-с-с!

— Мать твою, ты на старости лет решил утопить весь отдел?

Скор промолчал. Он сидел в полулежачем положении с поднятой вертикально рукой. На указательном пальце балансировала шариковая ручка; Скор крутанул её, ручка закрутилась. Время от времени он подкручивал её, чтобы та не упала.

— Что случилось? — спросил Шумякин.

— Говорят заточенная монетка, брошенная с высоты двадцатиэтажного дома может запросто пробить голову человека насквозь. Сам я не проверял, но суть ясна и ребенку. Даже маленький объект, но на очень большой скорости способен причинить много вреда. Как и эта ручка, например.

Скор посмотрел на Шумякина, остановил вращение. Теперь ручка лежала на развернутой ладони, направленная чернильным шариком в Шумякина.

— Помнится, белые фартуки из центра замеряли мою скорость, — сказал Скор. — Средние показатели скорости удара профессионального спортсмена достигают десяти метров секунду, а я даже в плохой форме обходил их в двадцать раз. Представь, что может сделать обычная ручка, запущенная в человека с такой скоростью.

— Всем и так понятно, что у тебя крыша протекла, — Шумякин вытер лицо рукавом. — Если бы я боялся за свою жизнь, сюда бы не пришел.

— Верно, — Скор улыбнулся.

— Давай я тебе кое-что напомню, — Шумякин сел на стул. — Печатники — уважаемые люди, настоящие патриоты и герои, послужившие своей стране. Но с ними бывают сложности. Тебе ли не знать, правда? Жестокость, насилие, кровь, животное поведение, постоянная гонка за преступниками. Даже для никчёмных обников вроде меня вполне нормально чувствовать себя куском говна, находясь дома. Про печатников и говорить нечего. Не редкость, когда печатник, скажем… начинает видеть мир под другим углом. Просто, ты помни, Скор, что на этот случай в центре есть специальный отдел. Ты ещё силен, бесспорно, но на каждого сильного бойца найдется ещё один.