Страница 48 из 63
Месяца два с лишним назад – как раз под старый Новый год – они, беседуя о свободе воли, прогуливались по Советской улице вдвоем – он и Федор Иванович – и зашли в большой магазин «Культтовары», размещенный в том же доме, где жил поэт Кондаков. Зачем зашли, Федор Иванович уже забыл. Но одно запомнилось: подойдя к какому-то прилавку, они оба сразу увидели под стеклом коробку грима для самодеятельной сцены и взглянули друг на друга. «Подарю-ка ему грим! – подумал Федор Иванович. – Будет в самый раз!» И, затаив улыбку, полез в карман за деньгами. Свешников опередил. Попросил у продавщицы эту коробку и, протянув ее своему спутнику, сказал:
– Мой вам новогодний подарок.
– Это что – с каким-нибудь значением? – спросил Федор Иванович, весело глядя ему в глаза.
– Сам не пойму – взял да и купил. Зато оригинально.
Теперь эта коробка лежала на подоконнике. А за окном, помахивая газеткой, шел сам даритель. Он пересек все поле зрения и исчез. «Пронесло», – подумал Федор Иванович. Его беспокоили странные отношения, уже давно сложившиеся между ними. Отношения продолжали развиваться, и впереди уже смутно угадывался какой-то предел. Хотелось вырваться из этой упряжки, но не было сил – для этого надо было бросить какую-то резкость в эту приветливую, растерянную, почти детскую улыбку. А как бросишь? «Ведь я же не знаю его целей… Ну и что же, что он оттуда…»
Он вдруг услышал шаги по коридору. Полковник шел к нему. Раздался негромкий стук в дверь.
– А-а! – закричал Федор Иванович, открывая дверь. – Кто пришел! Кого принесло! Какими судьбами!
– Вот он где живет! – тем же слишком радостным голосом откликнулся Свешников, топчась у двери, с любопытством озираясь. – Жилище философа! Так вот где он проводит бессонные ночи в размышлениях!..
– Михаил Порфирьевич! Давайте ваше пальто! – Чувствуя всю трусливую фальшь своего голоса, Федор Иванович подошел, чтобы помочь гостю раздеться.
«Вот черт! – подумал он, протягивая руки к черному пальто. – Сейчас начнет потихоньку вытаскивать из меня…»
– Я сам. – Полковник вдруг посмотрел ему в лицо с мгновенной укоризной и стал снимать пальто. Перед этим он бросил свою сложенную газету на стол. Она медленно начала раскрываться, и оказалось, что туда вложена книжка: «Т. Морган. Структурные основы наследственности». И на ней был знакомый чернильный штамп: «не выдавать». Наискось, поперек слова «Морган».
«Что это – пароль? Или приманка?» – подумал Федор Иванович.
Возникла пауза. Свешников заметил взгляд Федора Ивановича, на миг остановился с пальто, висящим на одном плече, но мгновенно же и овладел собой. Спокойно повесил пальто на вешалку у двери. На нем теперь был военный китель с золотистыми погонами.
– Интересуетесь? – спросил Федор Иванович, кивнув на книжку.
– Да так вот, решил… Взял тут у одного… Вы, конечно, знакомы с этой штукой?
– И труд читал… – Федор Иванович хотел сказать еще: «И книжку эту знаю, и даже ее хозяина», но промолчал. Важные сведения нельзя выпускать из хранилища памяти без особой нужды. Он промолчал. А сам факт, растревожив душу, уселся там, похоже, навсегда.
Лицо у Михаила Порфирьевича, шея и руки – все было крапчатым и нежным. Светились рыжие волоски. Но из этой нежности были собраны на лице толстые складки, которые и при детской улыбке не утрачивали своей самостоятельной суровости.
– Ну что же, товарищ полковник, – сказал Федор Иванович, помедлив, – садитесь и рассказывайте. Вы пришли специально ко мне – значит, у вас…
– Вы думаете, у нас всегда должны быть дела? Ну да, я понимаю… Без приглашения…
– Скажу честно: когда так входит человек вашей профессии, всегда…
– Вы думаете, нам следует быть в полной профессиональной изоляции? Думаете, это приятно – вот так знать…
– Ничего не попишешь – служба.
– Но я же с вами, по крайней мере сейчас, не на работе…
– Сказал волк барашку…
– Вы не очень приветливы, Федор Иванович.
– А что остается Федору Ивановичу, когда ему говорят: «С вами, дорогой, я не на работе. По крайней мере, сейчас». Интонацию вы улавливаете?
Они оба затаили дыхание и стали смотреть по сторонам. Сидели друг против друга, барабанили пальцами по столу. «Вот и бросил резкость в лицо, – думал Федор Иванович. – Вот и вырвался из упряжки. Никуда, никуда не уйти!» Он уже искательно поглядывал на гостя – что бы такое сказать ему помягче… Свешников, видимо, тоже чувствовал себя виноватым. Он быстро справился с неловкостью:
– Это у вас на подоконнике, по-моему, мой подарок. Любуетесь?
– Грим ведь предназначен… очень определенно. До сих пор не знаю, что с ним делать.
– И не надо знать. Это – средство общения. – Полковник дружелюбно улыбнулся.
– Если бы я тогда опередил вас, это средство лежало бы на вашем окне.
– Разумеется… – Свешников опять замолчал, поглядывая по сторонам. – Что это за таинственные знаки вы тут понаставили? Вот я вошел – и куда ни посмотрю, везде они. На стене, на подоконнике… Тут вот, на столе, сразу три. Крест какой-то… Это икс? У вас был неразрешимый вопрос? Или знак умножения? Что это такое?
– Не крест и не икс. Объемная фигура, вроде песочных часов. Видели песочные часы? Два конуса. Вот этот конус вверх расходится, в бесконечность. А второй – вниз. Тоже в бесконечность.
– Это вы рисовали, когда впервые пришло в голову? Обдумывали?
– Когда впервые услышал от другого человека. Рисовал, чтоб понять то, что услышал.
– Я забыл… У вас всегда автор мысли не вы, а кто-то другой. А вас больше интересуют разработки и интерпретация готовых идей.
– Лучше не скажешь!
– Хорошо… И что же они показывают, эти песочные часы?
– Ну, отчасти то, что бесконечностей в мире бесконечное число.
– Хороший символ. Наглядный. В общем-то, это мы и так знаем.
– Это особые бесконечности. Их вы еще не знаете. Один мой знакомый открыл.
– Умный человек. А мне можно что-нибудь про них узнать? Про эти песочные часы…
– Потом как-нибудь.
– Вы куда-то собираетесь?
– Да. Если бы вы пришли минут на пять позднее…
– Так пойдемте! Я вас провожу, можно? Федор Иванович! Поверьте, у меня самый непосредственный, личный и дружественный интерес к вашим… концепциям. Безопасный для вас. Они всегда очень оригинальны и всегда дополняют… чем-то существенным…
«Нет, не отстанет», – подумал Федор Иванович. Он мог бы, конечно, уйти от опасного человека. Решиться и порвать с ним. Но его тянуло к нему, и, если полковник долго не появлялся, чувствовалось что-то вроде тоски.
Они оделись и вышли на яркий, сверкающий лужицами воды снег, и их сразу оглушило отчаянное, радостное карканье грачей.
– Весна! – сказал полковник, покачав головой.
– Да! – покачал головой и Федор Иванович. – Она – свое, а человек знай гнет свое.
Полковник сразу услышал намек, взглянул, но не стал развивать невыгодную для него мысль. Только начал оправдываться:
– Федор Иванович! Вы же меня сами заразили этим. Философией. Помните, вы мне что-то говорили о ключе…
– О ключе? Вам? Никогда не говорил.
– А тогда? Помните, когда пришли…
– Тогда у меня еще и ключа не было. Это вам кто-то. Кто Моргана дал…
– Может быть, и так. – Свешников бросил на Федора Ивановича быстрый смущенный взгляд. – Но вы мне и так многое доверили. Так валяйте до конца, я не продам. Давайте про ключ.
Он так и ломился вперед со своими вопросами.
– О ключе – это очень много, – сказал Федор Иванович. – Вы хотите часовую лекцию?
– Да, да! Именно!
– Ну, во-первых, поскольку существует авторское право, я должен заявить вам, что все, что будет… если будет… изложено ниже, принадлежит не мне, я уже говорил… А будет всего-навсего вольным пересказом чужих мыслей и не претендует на полноту. Фамилию автора я пока не назову.
– Меня фамилия автора не интересует, даже если бы это были вы, – сказал Свешников как-то небрежно, слегка презрительно и даже с торжеством, и Федор Иванович сразу понял, что его новая попытка уйти из упряжки пресечена. Кроме того, ему очень хотелось хоть один раз изложить свои мысли в чьи-нибудь, в посторонние уши. Родившаяся новая мысль не дает покоя, пока ее не выскажут другому человеку.