Камеристка

Меч выпал из её рук.

Рана. Она же голой ладонью схватилась за его клинок!

Элиот тут же выпустил Тувэ, схватил за запястье и притянул его ближе к лицу, рассматривая повреждение.

— Пусть придворный лекарь осмотрит тебя. — Жар отхлынул, приятная атмосфера рассеялась.

Подумать только. Он возжелал поцелуев северянки! Обезумел поди совсем! Это всё та же Тувэ, которая обещала леди Фелиции засунуть кружево в одно занятное местечко, которая ест руками… Мог ли он возжелать такую оборванку? Секундное помутнение, вызванное занимательной схваткой, и только. Просто реакция разгоряченного тела на симпатичную мордашку и притягательные формы.

— Да всё в порядке. Царапина, — она попыталась вырвать окровавленную руку. Элиот нахмурился. Женское непослушание переносил так же плохо, как и отсутствие манер. Он вообще-то должен был плохо переносить всю Тувэ целиком, но, пожалуй, губам её мог бы сделать исключение. — Ир подлечит.

— Не хватало, чтобы Нер-Рорг севера умерла от столбняка в Лейхгаре. Пусть лекарь осмотрит, — Элиот оставался непреклонным. Навыки колдуна были ему неизвестны, а в своем лекаре он был уверен.

— Ир меня подлечит.

Тувэ всё-таки вырвала запястье из его хватки. Подняла с земли меч, отошла на несколько шагов, взяла ножны.

— Бывали раны и пострашнее, — она закрепила меч на поясе и помахала рукой. — А это пустяк, который даже внимания не стоит.

Элиот тяжело вздохнул. Спорить с ней под пристальным наблюдением придворных совсем ему не с руки. Да и к чему портить хорошее настроение?

— К тому же, трофей стоил маленькой ранки, — Тувэ обмотала шнурки вокруг рукояти меча и усмехнулась.

— Если вам приглянется ещё какой элемент моих одежд, вы только скажите — отдам не задумываясь. Незачем идти на кровавые жертвы.

Он тоже убрал меч в ножны и отдал его слуге. Из рук Фелиции забрал свой камзол, надел, но застёгивать не стал. Вопиющая небрежность. Но какая разница, если рубаху ему в приличный вид не привести?

— Какая неслыханная щедрость, — фыркнула Тувэ, скрестив руки на груди. Явно забылась, потому как в следующую секунду лицо её искривила гримаса боли. Она заковыристо выругалась на северном наречии, потряхивая раненой ладошкой.

— Пусть тебя скорее осмотрит колдун, — подойдя близко, зашептал он, чтобы никто посторонний не мог услышать. Не хватало ему ещё хлопотать за северянина, которого возжелают Башни.

— Да какое твоё дело? Ну помру, тебе же лучше, — недовольно зашипела. А Элиот недоволен был ещё больше. Не волновался, нет, злился, что она ни в какую не желает ему подчиниться, даже в такой сущей мелочи.

— Я уже говорил, каждое твоё действие бросает тень и на меня. Вот это, — глазами указал на руку, — в том числе. Лечи.

Тувэ цокнула языком и закатила глаза. Элиот тяжело вздохнул. И вот эту девушку он целовал пару минут назад? Недоразумение, не иначе.

— Хорошо, поняла. Прошу меня простить. Пойду зализывать раны.

Она сделала очень жуткий и кривой книксен, окликнула своего колдуна и направилась в сторону казарм, даже не дождавшись его дозволения. Не-е-ет. Королевой ей не быть. Точно не быть. Его личный шут — единственное, что может из неё выйти толкового.

Сопроводив Фелицию до её покоев и переодевшись в своих, Элиот двинулся к кабинету. Два королевских стражника молча следовали за ним. В случае чего он мог бы и сам за себя постоять, но королю ведь не положено ходить одному. Он с трудом отбился от назойливого сопровождения советников и министров. Как будто у них совсем не было иных забот, как только следовать за ним по пятам и нудеть.

Фелиция тоже не радовала его. После поединка с Тувэ как с цепи сорвалась. Повисла на нём, требовала внимания, хотя знала — он не приветствует навязчивость в своих фаворитках. Может быть, пришла пора сбить с неё спесь? Впрочем, обычно подобным занималась королева. Это его бывших жён уязвляло наличие у него любовниц, ему-то что? Вот он и не заботился. Леди сами урезонивали друг друга, сами друг от друга избавлялись.

В кабинете его уже дожидались. Только два человека могли явиться и ждать его вольготно на рабочем месте: Камеристка, потому что от неё и так даже в отхожем месте не спрятаться, и Маркиз Конан Бирн, верный друг и канцлер. Камеристка утром уже почтила его своим присутствием. А значит, ждать его мог только…

— Доброго дня, Ваше Величество, — Бирн вежливо склонил голову. Этикет, демоны его раздери. А когда-то, ещё до коронации, он к нему только на «ты» и обращался. Теперь вот… Воспитание ему не позволяло с королём быть менее формальным.

При дворе Конан был его доверенным лицом. Элиот мог поручить ему дело любой секретности, любой важности; Маркиз Бирн — единственный, кто знает, где хранится королевская печать, для чего королю Камеристка и к чему на самом деле стремится Его Величество. Конан был лучшим помощником и поддержкой, которую когда-либо знал Элиот. Друга он ценил безмерно.

— Как поживает супруга? — он перехватил из рук канцлера стопку исписанных мелким почерком бумаг.

Писал Бирн отнюдь не как аристократ. На его работе корявость почерка не сказывалась, так что Элиот внимание на этом не заострял. В отличие от королевы-матери, которая при каждой встрече напоминала Конану о необходимости нанять учителя. Как будто в Лейхгаре канцлеру заняться больше было нечем, только практиковать изящность почерка.

— Радует округлостью форм, — Бирн усмехнулся и опустился в кресло у письменного стола. — Ещё три месяца, и разродится нашим первенцем.

— Передавай ей мои наилучшие пожелания, — Элиот оторвался от донесений и искренне улыбнулся другу.

Брак у канцлера был удачный. Договорной, но они с супругой нашли общий язык и даже вроде бы прониклись друг к другу чувствами. Беременность Маркизы Бирн открыла новую сторону Конана. Оказывается, он был тем ещё семьянином и очень хотел ребенка. Улыбался как дурачок с неделю, если не больше, после того как лекарь сообщил ему, чем вызвано недомогание миледи. Элиот был счастлив за друга и самую малость завидовал.

— На сорок четвёртый день после родов понесём ребёнка в главную молельню столицы. Присоединитесь к торжеству первой встречи младенца и Благого Демиурга?

— Ты знаешь моё отношение к церкви.

— Знаю, Ваше Величество, но выбора нет. Пока что мы должны следовать традициям. Первая встреча очень важна.

Элиот тяжело вздохнул. Хотел бы он избавиться от церковников до рождения первенца его друга. И никаких бессмысленных традиций соблюдать бы не пришлось.

— Я не могу не прийти. Как бы ни ненавидел Демиурга, ты всё-таки мой Канцлер.

— Не ваш, а Лейхгара. «Ваш» звучит слишком интимно. У меня, как вы знаете, иные предпочтения и очень счастливый брак, — Бирн подмигнул и тихо рассмеялся. Элиот тоже не стал сдерживать усмешку.

— Как там наш заключенный в южных подземных темницах?

Шутки шутками, но работать, к сожалению, им тоже было нужно. Что несомненно удручало, работали почти без выходных. Старший брат, предшественник Элиота на престоле, оставил после себя едва ли не политическое пепелище из одних только предателей, преступников и редкостных идиотов. Ему понадобилось восемь лет, чтобы нормализовать ситуацию и перестать опасаться заговорщиков, которыми кишел Лейхгар.

— Герцог, — Элиот бросил выразительный взгляд на друга и тот поспешил исправиться, — Простите, просто Адам Вестлей решительно заявил, что говорить будет только с королём лично. Но если уж начистоту, нам от его показаний ни холодно, ни жарко. Там одних сомнительных писем хватит, чтобы казнить его трижды.

— Что с женой?

— Пособничала.

— Дети?

— Под защитой Святых наставников в Сайгасе. Король Сайгаса нам их не передаст. Даже не сможет посодействовать в переговорах с церковью о выдаче заговорщиков. Его Величество Адей II — пылкий последователь учения.

— Хоть что-то полезное вытащили из него? — Элиот опустился в кресло и устало потёр переносицу.

— Говорить обещает только с вами. Особые способы допроса мы ещё не применяли. Но вы же знаете, Вестлей до генерала дослужился. Нам его так просто не расколоть. Есть причины опасаться, что скончается раньше, чем удастся выбить из него хоть слово, — канцлер развёл руками. — С другой стороны, у нас есть списки тех, кого Вестлей намеревался склонить к заговору. Можно сконцентрироваться на этих слабых звеньях.