Госпожа попаданка

— Я видела эту картинку, — сказала она, — уже не помню где.

— Я знаю, — усмехнулся Аласта, — во сне.

Лена бросила на него недоверчивый взгляд.

— Эта иконка здесь недавно, — продолжал мужчина, — долгое время она хранилась в самых тайных подземельях Храма Семидесяти Двух, скрытая от людских глаз. И я был удивлен, когда Ниак Вагнеркейн попросил перенести ее сюда, чтобы показать тебе.

— Почему здесь, а не в тех подземельях?

— Туда сложно провести посторонних, — пояснил Аласта, — куда сложнее, чем вынести эту икону под полой. Он говорил, что эта картина поможет тебе.

— Поможет? В чем?

— Понять, кто ты есть, — сказал жрец Астарота, — Ниак сказал, что у тебя есть нож. Странный нож, с загадочной птицей. Кровь, пролитая им, поможет тебе пробудиться.

Лена пристально посмотрела на жреца, потом перевела взгляд на иконку и достала отцовский нож. Торопясь, словно боясь, что решительность изменит ей, она полоснула себя по ладони и приложила кровоточащую ладонь к темной иконке.

Перед ее глазами полыхнул беззвучный взрыв — черное пламя с белыми всполохами. Колдовской огонь вмиг охватил Лену и та закричала от невыносимой боли объявшей все тело. Она чувствовала, как плоть сползает с костей, как обугливаются сами кости, осыпаясь на пол горстью золы. Но даже сгорая заживо, с мигом вытекшими от жара глазами, она каким-то образом видела все происходящее: как сгинул зал Астарота, сменившись другим — бескрайним залом, дальние стены которого терялись в непроницаемом мраке. Из тьмы возносились исполинские троны — и сидевшие на них туманные фигуры шевелились, словно разминая затекшие члены, наклоняясь чтобы рассмотреть обьятую пламенем фигурку. Но черное пламя угасало — и из затухающего костра выходил некто…обнаженная женщина с птичьей головой на голых плечах. Вот она вскинула руки — и они обернулись крыльями с иссиня-черными перьями.

Лена с криком отпрянула, дико озираясь по сторонам. Ее била крупная дрожь, из глаз потоком текли слезы. Попаданка лихорадочно ощупывала себя, не в силах поверить, что ее все еще облекает живая плоть, а не сгоревшие головешки. Зал Астарота почти не изменился — разве что половина свечей потухла, словно задутая сильным ветром. Однако другие свечи еще горели — и в их свете Лена увидела Аласту, что со странной улыбкой рассматривал ошеломленную попаданку.

— Тебе смешно, ты пидор?! — выкрикнула Лена, — ублюдки конченые, вы убить меня хотите?! Да за такие фокусы тебе и этому Ниаку…

— Он был прав, — негромко произнес жрец, — посмотри на иконку.

Лена бросила на него злой взгляд, но все же взяла одну из все еще горевших свечей и поднесла ее к черной иконе. Колышущийся огонек осветил изображение — теперь на редкость четкое и ясное. Она видела огромный зал, окруженный бескрайним мраком, видела тени крадущиеся во тьме и огромные фигуры в черных балахонах восседающие на тронах. Но пространство перед пустым троном, сейчас тоже опустело — объятая пламенем фигурка бесследно исчезла.

— Что за? — Лена прервалась, изумленно посмотрев на свою руку, все еще сжимавшую отцовский нож, на глазах покрывавшийся черной ржавчиной. Вот исчезла гравировка с Черным Фениксом — и клинок рассыпался ржавой пылью. Лена посмотрела на ладонь — на ней наливался черным огромный кровоподтек в форме расправившей крылья птицы.

В таверну она возвращалась уже сама — с тех пор как очередной послушник перевез ее обратно на берег, она на удивление легко находила дорогу в лабиринте грязных улочек. Темные личности, ютившиеся у кабаков и иных неприглядных заведений, провожали ее похотливыми взглядами, однако пристать так и не решились, остановленные не то змеиным кнутом у пояса Лены, — во время испытания плеть Триморфы, кстати, оставалась на удивление пассивной, никак не реагируя на страдания хозяйки, — не то странным выражением в глазах попаданки.

Лена же не замечала здешнее отребье, погруженная в собственные мысли. Без сомнения, в Храме Астарота с ней что-то произошло, но она никак не могла понять — что? Особых изменений в себе она пока не замечала, хотя и понимала, что произошедшее не могло не оставить на ней следа. Сейчас она мучительно пыталась ответить себе — правильно ли она сделала, что решилась на это проклятое испытание или, поддавшись внезапному наитию, только что добавила на свою голову серьезные проблемы.

За этими мыслями Лена сама не заметила, как покинула опасный район, а там и оказалась рядом со «своей» таверной. Поднявшись наверх, Лена увидела пустую комнату, где на полу валялись обрывки платья и ее и собственная, настежь открытая сумка. Обуреваемая нехорошим предчувствием, Лена сбежала вниз.

— Вы не видели моих друзей? — обратилась она к хозяину таверны, стоявшему у стойки, — красивая девушка с черными волосами и мужчина с…

— Видел, — кивнул мужчина, — они ушли незадолго до вашего прихода. К ним приходила какая-то женщина, с ней они и ушли.

— Что за женщина? — подозрения Лены усилились. Мужчина пожал плечами.

— Красивая, но точно не здешняя — темнокожие тут редкость. Держалась так, будто она тут главная. Кстати, оставила вам письмо, — он протянул небольшой конверт. Лена сломала восковую печать и впилась глазами в буквы незнакомого почерка.

— «Твои друзья у меня, — читала она, — и только от тебя зависит, встретят ли они рассвет. Хочешь увидеть их живыми — приходи в Мюнбергский Лес, к Дамской Лощине. Но не вздумай никого брать с собой, если не хочешь, чтобы я сделала из наших милых кисок две шубки себе на плечи. До встречи, милашка!».

Едва Лена дочитала послание, как и конверт и само письмо рассыпались в ее руках черной, пахнущей гнилью, пылью, тут же рассеявшейся по воздуху.

«Твою душу вкусить сердцем велено…»

Дамская Лощина выглядела примерно так, как ее и описывал хозяин таверны: широкий овраг с пологими склонами, поросшими папоротником и низкорослым кустарником. Дно самой лощины покрывали темно-зеленые мхи, меж которых пробивались шляпки разных грибов. Со склонов сползал густой туман, заполнявший лощину, словно молоко миску. Лена настороженно косилась на белесые клубы, принимавшие причудливые очертания — согласно местным поверьям, именно из таких туманов и являются Белые Дамы, духи леса, давшие название Лощине. Как правило, Дамами становились души женщин, умерших при необычных обстоятельствах — конкретно здесь, как рассказал словоохотливый кабатчик, раньше жила мать с тремя дочерьми. Лет триста назад женщины чем-то прогневали одного из архонтов — Гремори, Ситри или самого Астарота, по разным версиям легенды, — и за это умерли в один день. Место же, где стоял их дом, из залитой солнцем опушки превратилось в сырую лощину, залитую туманом.

Вот и остатки самого дома: провалившиеся стены поросли мхом и плесенью, во дворе разлилась огромная лужа скорей, даже, небольшой пруд, затянутый ряской и тиной. На его берегу полыхал костер сине-зеленого пламени, горевшего, казалось, совсем без топлива, прямо на мокрой земле. А перед колдовским огнем сидела, насмешливо глядя на Лену, красивая темнокожая женщина, совершенно голая. Единственное, что прикрывало ее тело — свисавшее меж пышных грудей ожерелье, на котором мерцал драгоценными камнями в пустых глазницах череп неведомой твари.

— Это ты искала меня? — обратилась к ней Лена, — ну вот я. Где мои друзья?

— Я выполняю свое обещания, — блеснула белыми зубами незнакомка, — все здесь.

Из тумана послышалось негромкое рычание и, глянув направо, Лена увидела спускавшуюся по склону большую кошку. Вздох облегчения, готовый было сорваться с губ Лены, так и замер у нее на устах — слишком уж странно выглядела ее легкомысленная подружка. Шерсть на затылке Кэт стояла дыбом, глаза смотрели с лютой злобой, из горла рвалось приглушенное рычание. Слева послышался такой же рык и, обернувшись на звук, попаданка увидела пещерного льва, также смотревшего на нее с откровенной враждебностью. Лена узнала эти взгляды — именно так большие кошки смотрели на всех врагов, с кем они сражались бок о бок. Все в поведении хищников говорили о том, что они еле сдерживаются, чтобы не броситься на свою недавнюю спутницу.