Госпожа попаданка

«А если не получится? — мелькнула здравая мысль, — курган в тот раз не сработал, с чего бы сейчас быть по-другому. А второй раз из того чертова болота можно и не выбраться».

Память о блужданиях по Топи и недавней хвори была слишком жива в девушке, чтобы она набралась смелости вернуться туда снова.

— Звенко, ну сам подумай, — уже мягче сказала Лена, — до Росковии почти месяц идти, через Топь, напрямик. Я-то может и пройду, да и то, кто его знает — в прошлый раз нам повезло несказанно. А ты ведь в глубине болот и не был вовсе, а там знаешь какие страхи? Я уж лучше с Марко на рабский торг — росковские купцы меня обязательно выкупят.

Звенко понуро слушал ее, выглядя еще более маленьким и юным, чем на самом деле. Когда Лена закончила, он поднял на нее глаза, полные одновременно обиды и надежды.

— Ну, если нет… может, мне можно хотя бы… как там на болоте.

— Обойдешься, — фыркнула Лена, окончательно развеселившись, — я только что из самого Лимба еле выкарабкалась, а ты мне, глядишь, опять заразу какую-нибудь занесешь. Можешь ножку поцеловать на прощание.

Она шутила и совсем не ожидала, что Звенко, опустившись на колени, быстро чмокнет ее босую ступню и выскочит за дверь. Лена откинулась на лежанку и от души расхохоталась, чувствуя, как впервые за все это время приходит в хорошее настроение.

— Правильно сделала, Оленка, — Лена так и не заметила, когда в комнате снова очутилась Стрыга, — с этим хлопчиком пропала бы, и он бы пропал. А так — может и прорвешься. Ну что, выпьем перед расставанием?

В руках она держала небольшой поднос, где дымилось парком жареное мясо с зубчиками чеснока, лежали порезанное сало и ржаной хлеб, а главное, стояла запечатанная бутыль из черного стекла и две глиняные чарки. Лена кивнула и уселась на кровати, скрестив ноги по-турецки и предвкушая грядущее пиршество. Еда оказалась вкусной и сочной, а настоянное на травах вино — крепким в меру, достаточно, чтобы развеселить, но не так, чтобы наутро подняться с больной головой. Прихлебывая из чарки и болтая со Стрыгой, Лена изо всех сил старалась не думать о завтрашнем дне.

Утром явился Марко Басарвак — в черных шароварах с желтыми лампасами, в черном же кафтане, с пуговицами в виде золотых мух. Атаман по-хозяйски задрал рубаху на Лене и довольно хмыкнул, увидев под грудью розовый рубец.

— Я в тебе не сомневался, Стрыга, — заверил он, отсчитывая серебряные монеты в руки знахарки, — ну что, Оленка, собирайся. Засветло надо в море выйти.

Остров и судьба

Из храма Лену вывели в том же виде, в каком ее везли с Топи — со связанными руками, верхом на коне атамана. Марко держал ее за талию, то и дело беззастенчиво лапая морщившуюся пленницу. К счастью, долго терпеть этого не пришлось: выехав из Ктырева — иными воротами, не теми, что въезжали — они оказались на берегу широкой реки, противоположный берег которой терялся в тумане. У пристани стояло несколько рыбацких лодок и одно большое судно, с широкой палубой и двумя парусами.

Взойдя на борт, Лена увидела небольшой загон, где сидели, привязанные к мачте уже знакомые ей пленницы.

— Тебе не к ним, — усмехнулся Марко, проводя Лену мимо девок, — глянь, как отощали, того и гляди сожрут ночью.

Это, судя по всему, была шутка, поскольку Марко расхохотался, а вслед за ним и его люди. Однако Лена и впрямь порадовалась, что ее не помещают к пленницам с Топи, мерившими ее хмурыми взглядами. Сожрут не сожрут, а до утра в такой компании запросто можно не дожить. Стрыга рассказывала о нравах болотных жителей — по сравнению с жителями Топи, яма со скорпионами, ядовитыми пауками и змеями, выглядела почти симпатично. Болотники, или «дрегва», по-здешнему, постоянно нападали на пограничные селения, для чего войты и учреждали отряды Приболотной стражи. Атаманы таких отрядов совершали карательные рейды в Топь, стараясь, впрочем, не забираться далеко. Мужское население беспощадно истреблялось, но женщин брали в плен — на каких-то южных островах рабыни с Топи ценились как ныряльщицы за жемчугом. Так или иначе, нравом они вышли под стать своему обиталищу, и Лена не сомневалась в том, как они отнесутся к чужачке, которую так явно выделяет хозяин.

Марко также не питал особых иллюзий по отношению к своей собственности — а еще он надеялся выручить за Лену хорошие деньги. Поэтому он поселил ее в своей «каюте» — своеобразной хижине из камыша на корме судна, покормил и выдал новую рубаху, взамен грязной, а также грубые, но добротные башмаки. Однако при этом Лена оставалась его собственностью — атаман и не подумал выйти, нагло глазея на переодевающуюся девушку. Когда она закончила, Марко крепко связал ей руки и ноги и вышел на палубу. Лена, уложенная на ворох подгнившей соломы, слышала, как он отдает команды гребцам, затем послышался громкий плеск, и судно тронулось с места.

Тусклый свет Черного Солнца едва-едва проникал сквозь щели в стенах хижины — так что Лена, совершенно потерявшая счет времени, не могла толком сказать, день снаружи или ночь. Казалось, это длится целую вечность — размеренный плеск погружаемых в воду весел, громкие команды и грубый смех. Мерное покачивание судна потихоньку убаюкало Лену, и она, несмотря на чувство гнетущего ожидания, в конце концов, задремала.

Проснулась она от знакомого мерзкого ощущения — мужских рук, жадно шарящих по ее телу. Связанная по рукам и ногам Лена не могла толком отбиваться, поэтому в отчаянии вцепилась зубами в первое, что подвернулось. Послышалось ругательство и девушка тут же получила оглушительную пощечину.

— Не дури, Оленка, — произнес в темноте голос Марко, — за отдельный проезд отдельная и плата полагается. Или ты думала, что я и вправду тебя не распробую? Веди себя смирно и раздвинешь ноги только передо мной, а не всей командой.

Не то, чтобы Лена прям уж сильно испугалась, вряд ли Басарвак, стал бы портить свою собственность перед продажей, но вторая оплеуха, последовавшая сразу за объяснением, на миг отбила у нее способности к сопротивлению. Воспользовавшись этим, Марко перевернул ее на живот, задрал подол и, судя по звуку, приспустил шаровары. В следующий миг девушка почувствовала, как в нее бесцеремонно вторгается мужская плоть. Все, чего Лена изо всех сил избегала в своем мире, наконец, настигло ее в чужом, вот только тут под рукой не было топора, да и Басарвак — не дрыщ-чиновник. Уткнувшись лицом в солому, она глухо стонала, в то время как Марко беззастенчиво пользовался ее телом, взрыкивая от удовольствия. Сильные пальцы до боли сжимали ее бедра, лишь иногда отпуская, чтобы шлепнуть по заду или помять грудь. К счастью, видимо, Марко и впрямь истомился в ожидании ее тела, во всяком случае, вскоре его плоть напряглась и запульсировала, разбрызгивая семя по девичьим ляжкам, в последний момент он все же вышел из нее, видимо, не желая оставлять семя в рабыне.

Лена лежала, уткнувшись лицом в пол и сотрясаясь от беззвучных рыданий, когда Марко, вытерев ей промежность влажной тряпкой, поднялся на ноги.

— Я бы тебя домой взял, — в его голосе слышалось явное сожаление, — но у меня и так две жены, они тебя бы извели не хуже болотниц. Ладно, Оленка, отдыхай пока.

С этими словами он поднял прикрывавшую вход занавесь, тусклый свет резанул по глазам Лены, и вышел из «каюты». Сама Лена, извиваясь на полу, почувствовала, что ее путы несколько ослабли. Унижение и гнев придали ей силы — теперь она, всячески изворачиваясь, пыталась высвободить руки. Это заняло время, все-таки Марко умел вязать узлы, и все же, в конце концов, ей удалось стряхнуть путы. Она хотела заняться ногами, когда циновка поднялась и внутри вновь оказался Марко, держащий в одной руке горящую свечу, а в другой — блюдо с засахаренными фруктами и сушеным мясом.

— Решил дать тебе подкрепиться перед завтрашним днем, — пояснил атаман, ставя на пол свечу и поднос, — а это — чтобы было веселее.

С этими словами, он снял с пояса пристегнутую к нему массивную флягу, от которой исходил терпкий запах. Лена, вовремя спрятавшая за спиной руки, сейчас настороженно наблюдала за подходившим к ней атаманом.