Светляки

И опять разноцветная смесь холодных и горячих полосок. Надежда: тепло, оранжевые линии. Страх: холод, синие. Я блаженствовал, я пил эти фантастические коктейли.

Саша гадал: а что, если в это время и происходит всё самое интересное? Он уговаривал себя, что давно бы уже нашёл разгадку, если бы не прятался. Но он боялся. Долго не мог решиться.

Всё случилось сегодня. Долгожданный момент. Саша сел на диван, крепко сжал в руках всё ту же ракетку – почему-то ему казалось, что ею можно отбиваться в случае чего. То и дело поглядывал на часы. В начале двенадцатого, как обычно, повеяло сквозняком, захлопали двери. Саша сидел. Из коридора запахло пригоревшим кофе, Саша услышал, как кто-то тихо выругался. Потом раздались шаги. Прямо из стены выдвинулась бледная фигура, и Саша увидел своего двойника.

Они всегда видят двойников, это нормально. Мы специально показываем таких же, как они. Иначе нельзя, можно спугнуть раньше времени.

Сашино недоверие: холод. Сашино предчувствие: холод. Страх: опять холод. Очень неприятно, я чуть не закашлялся. Но надо перетерпеть.

Двойник остановился. Саша хрипло спросил:

– Ты кто?

– А ты? – Я проследил, чтобы у двойника шевелились губы, как будто это он говорит, а не я.

– Я тут живу вообще-то. А ты откуда взялся?

– Да нет, это я тут живу, – возразил двойник.

Саша подумал: «Бред какой-то». Он с глупым видом вертел в руках ракетку. Двойник помолчал, потом рассмеялся.

– Ты, что ли, меня вот этим убить хотел?

– Не смешно, – огрызнулся Саша и угрожающе ткнул своего гостя ракеткой. Но она прошла сквозь него.

– Ты так и не понял, да?

Сашина злость: жар. В горле запершило, я открыл рот и глубоко вдохнул, отвернувшись, чтобы охладиться.

Саша крикнул:

– А что я должен был понять? Откуда мне знать, что тут за нечисть сквозь стены ходит?

Я посадил фигуру двойника на стул – вылепил иллюзию подходящей формы прямо там, где он стоял, – и решил рассказать Саше правду, он этого заслужил. Пожалуй, я даже привязался к нему за эти недели.

– Здесь у нас точка сближения. Тут пересекаются траектории нескольких миров – твоего, моего, ещё каких-то. Один раз в сутки. А мы с тобой живём прямо в этой точке.

Недоверие: холод. Надежда: тепло. Начинается! Такая резкая смена, как же это прекрасно! И уже совсем скоро…

Саша спросил:

– Что же я тебя тут раньше не видел?

– Понятия не имею. Может, ты в это время дома не бываешь?

Облегчение: приятная волна тепла.

«Чёрт, точно! – подумал Саша. – Я же раньше на работу ходил. А в выходные тоже дома не сидел до полудня. А у меня, тут, значит, портал в другой мир. Дожили. Сказать кому – засмеют». Уже поверив, решил уточнить:

– А дождь откуда?

–Так погода везде разная. И местность разная. В каком-то из миров эта точка на улице.

– Логично.

Задумчивость. Спокойствие. Радость: новая жаркая волна. Мощная, горячая! Нестерпимый аромат счастья. Нестерпимый!

«Всё разрешилось, бояться больше нечего», – подумал Саша.

Какие же люди доверчивые. Как легко их успокоить. Как охотно они хватаются за любое объяснение, лишь бы избавиться от своих страхов!

По телу разливалось восхитительное тепло, оно омывало меня изнутри, согревало озябшие конечности. Я так долго этого ждал.

Теперь хорошо бы выпить кофе. Я вышел в прихожую, краем глаза ухватил своё отражение в зеркале. Гладкая зелёная чешуя блеснула в луче солнца, упавшем из кухонного окна. Наверное, ещё рано, нужно больше времени, чтобы переродиться.

Я шумно рыгнул, поковырял в зубах искривлённым когтем и вытащил застрявший клочок волос. Фу, какая гадость эти люди.

Евгения Кинер

НУЛЕВОЙ УРОВЕНЬ

Длинная очередь тащилась мимо кассы. Слишком медленно. Но те, кто торопился, сюда и не захаживали, пользуясь автоматической доставкой еды. Кодекс работника супермаркета ставил человеческое общение превыше всего: «Поговорите с покупателями! Дайте им почувствовать себя нужными! Люди должны знать, что мы им рады!» Похоже, это и правда работало: толпа продолжала упрямо стоять у кассы, желая общения, в то время как электронных продавцов, купленных полгода назад, покрывал толстый слой пыли.

Кожа на щеках едва не лопалась, растянутая доброжелательной улыбкой. Ещё чуть-чуть и сведёт мышцы.

– Банка консервированного горошка, хлеб для тостов, суперочищающие салфетки… Воспользуетесь бонусами при оплате?

Теперь ещё шире улыбнуться. А ведь мне-то как раз можно и не стараться: левую половину форменного жилета украшает круглый синий значок, сообщающий всем вокруг – это психопат, жди от него всё, что угодно. Значок с большой белой буквой «О». Особенный. Ха, ага, как же. Отверженный. Обречённый. А чаще таких, как я, зовут просто – «ноль».

– Спасибо за покупку! Приходите ещё!

«Когда же Ник вернётся с перерыва?»

– Бонусы уже на вашем чипе!

К кассе подплывает что-то пухлое и розовое. Миссис Девис. А белый волосатый комок на её руках – это, конечно, Чиф.

– Здравствуй, Энди! Хорошо выглядишь. Тебя повысили до кассира?

– Нет, Ник вышел перекусить, ненадолго замещаю его.

Взгляд миссис Девис скучнеет и становится снисходительным. Но улыбается она чуть ли не шире меня.

– Но ты всё равно молодец, видишь, как тебе доверяют. Кстати, нам с Чиффи одобрили эмпатическую связь! Это так здорово, я и раньше знала, что песик понимает меня лучше всех, но теперь он точно чувствует, как я его люблю. А уж как он радуется мне! Мы ощущаем это одинаково! Ты должен обязательно попробовать! Ой, прости, я забыла… И почему ты только не установишь чип?

«Да, кажется мозги вы с Чифом тоже поделили», – думаю я устало, но лицо по-прежнему светится от счастья и вслух говорю другое.

– Ради вас я бы попробовал, но доктора почему-то уверены, что я сразу помру.

Розовея от неловкости, миссис Девис смущенно подхватывает пакет с баночками сверхочищенного растворимого порошка для приготовления пудингов и торопится к выходу, стараясь не глядеть на огромную, сияющую букву «О» на моей груди. Ничего, сильно она не расстроится. Чип не даст.

Да, когда-то и мне, как всем, приходилось проходить психокоррекцию, но вышло неудачно.

– Всего два процента! – разводил руками врач. Лишь малая часть людей по разным причинам не могут пройти процедуру. Индивидуальные особенности мозга, невосприимчивость к сигналу, чрезмерная пластичность психики… У Энди банальная аллергия на металл. Ему придётся научиться жить без чипа. Их пока можно сделать только из этого сплава, другой не выдержит нагрузки. Да, корректор эмоций тоже недоступен. Детских истерик и агрессии не избежать. Но повторная процедура может его убить или серьезно повредить мозг.

Следующий покупатель – женщина, мать троих детей. Один – совсем малыш, лет, наверное, двух, и он явно пока не подвергался психокоррекции. Крутится, подскакивает, пытается дотянуться до полок, выкрикивает что-то нечленораздельное. Два старших брата рядом с ним ведут себя совсем иначе: спокойно следуют за матерью, равнодушно рассматривают товары, ничего не трогая и не требуя.

Вот таким, как они, я и должен был быть. Образцовым, спокойным ребенком, который не приносит проблем. Которого не стыдно привести в магазин или в гости. Такой мальчик прилежно учится и вообще делает всё, что следует. Ведь в этом весь смысл государственной программы психокоррекции – заставить ребенка подчиняться правилам. Легко и без насилия, просто воткнув ему чип в правую лобную долю, и всё – ваш идеально послушный малыш готов. Границы дозволенного чётко отпечатаются в его мозгах.

Ребёнок на руках женщины канючит, готов вот-вот расплакаться. Но его мама совершенно спокойна, ведь терпеть ей недолго. Пройдет год-два, он пройдёт процедуру и изменится, а сейчас не стоит потакать его капризам. А вот я так и останусь нулём. Только дрессированным.