Страница 42 из 53
Имя, названное молодым человеком, а также его необычный вид снова заставили Элрика обратиться к памяти – почему все это кажется ему таким знакомым. Он знал, что слышал это имя совсем недавно.
Когда они вошли в прохладный дом, Шамог Борм заварил для них травяной чай. Казалось, он гордится своим искусством домохозяина, и было очевидно, что он не простой фермер. В одном углу комнаты были свалены богатые доспехи, сталь, отделанная серебром и золотом, шлем с заостренным навершием, украшенным изображением сражающихся змеи и сокола. Там же лежали пики, длинный искривленный меч, кинжалы – оружие и снаряжение самого разного вида.
– Ты воин? – спросил Элрик, потягивая горячий напиток. – У тебя прекрасные доспехи.
– Прежде я был героем, – печально сказал Шамог Борм, – но потом меня изгнали из Крепости Жемчужины.
– Изгнали? – Голос Оуне звучал задумчиво. – Под каким предлогом?
Шамог Борм опустил глаза.
– Меня обвинили в трусости. Но я верю в свою невиновность. Меня просто околдовали.
И тут Элрик вспомнил, где он слышал это имя. Прибыв в Кварцхасаат, он, страдая от лихорадки, бродил по рынкам и слушал самые разные рассказы. И по крайней мере три из них были связаны с Шамогом Бормом, героем легенд, последним храбрым рыцарем империи. Его имя почиталось повсеместно, даже в лагерях кочевников. Но Элрик был уверен, что Шамог Борм и в самом деле жил – если только он вообще существовал – не меньше чем за тысячу лет до этого!
– И в каком же трусливом действии тебя обвинили? – спросил Элрик.
– Я не смог спасти Жемчужину, которая теперь заколдована и обрекает нас на вечное страдание.
– Что же это за колдовство? – быстро спросила Оуне.
– Для нашего монарха и многих его подданных стало Невозможно покинуть Крепость. И я должен был освободить их. Но в результате моих действий колдовство только укрепилось. И мое наказание противоположно их наказанию. Они не могут уйти, а я не могу вернуться.
По мере того как он говорил, печаль его нарастала.
Элрик, удивленный разговором с героем, который должен был умереть еще несколько столетий назад, не мог сказать ничего вразумительного, но Оуне, казалось, поняла все, до последнего слова. Она сделала сочувственный жест.
– И Жемчужина находится там? – спросил Элрик, вспомнив о сделке, которую он заключил с господином Гхо, о мучительной смерти, которая ожидает Аная, о предсказаниях Оуне.
– Конечно, – с удивлением сказал Шамог Борм. – Некоторые считают, что она правит всем двором, а может быть, и всем миром.
– И так было всегда? – вкрадчиво спросила Оуне.
– Я уже говорил, что не всегда. – Шамог Борм посмотрел на них так, словно они оба были неразумные дети. Потом он опустил глаза – мысли о собственном бесчестии и унижении захватили его.
– Мы надеемся ее освободить, – сказала Оуне. – Ты не хочешь пойти с нами и помочь нам?
– Помочь не в моих силах. Она больше мне не верит. Я изгнанник, – сказал он. – Но я могу дать вам мои доспехи и мое оружие. Так что хотя бы какая-то часть меня сможет сражаться за нее.
– Благодарю, – сказала Оуне. – Ты очень щедр.
Шамог Борм оживился, помогая им выбрать оружие из своего арсенала. Элрик обнаружил, что нагрудник, наголенники и шлем идеально ему подходят. Такие же доспехи нашлись и для Оуне – правда, ей пришлось затянуть их на себе ремнями, потому что она была поменьше их владельца. Элрик и Оуне в новых доспехах были как близнецы, и это затронуло в Элрике какую-то глубинную струну, он испытал чувство удовлетворения, объяснить которое не мог, но которому был рад. Доспехи давали ему не только большее ощущение безопасности – он чувствовал и приток сил, которые вскоре в грядущих столкновениях понадобятся ему (он чувствовал это) в полной мере. Оуне предупреждала его о коварных ловушках Крепости Жемчужины.
Дары Шамога Борма не кончились – за этим последовали два серых коня, которых он вывел из конюшни, расположенной за домом.
– Это Тарон и Тадия. Брат и сестра, они двойняшки и Никогда еще не разделялись. Однажды я использовал их в бою. Однажды я поднял оружие против Сияющей империи. Теперь мое место займет последний император Мелнибонэ, который исполнит мою судьбу и покончит с осадой Крепости Жемчужины.
– Ты знаешь меня? – Элрик внимательно посмотрел в Лицо красивого молодого человека, предполагая увидеть в нем свидетельства обмана или даже иронии, но эти глаза смотрели на него честно и откровенно.
– Один герой знает другого, принц Элрик. – И Шамог Борм пожал Элрику предплечье – дружеский жест обитателей пустыни. – Пусть ты получишь все, что хочешь получить, и пусть честь сопутствует тебе. Желаю того же и тебе, госпожа Оуне. Своим бесстрашием ты превосходишь всех. Прощайте.
Изгнанник смотрел на них с крыши своего дома, пока они не скрылись из виду. Теперь высокие горы были рядом, они почти окружали их, и Элрик с Оуне видели широкую белую дорогу, теряющуюся в горах. Свет был как в летнее предвечерье, хотя Элрик так и не знал наверняка, что у них над головой – небо или далекий свод огромной пещеры, потому что солнца он здесь не видел. Неужели царство Снов представляло собой бесконечный ряд таких пещер, или же похитители снов нанесли на карту не весь мир? Могут ли они пересечь эти горы, пересечь безымянную землю за ними и найти там седьмые врата, которые в конце концов снова приведут их в землю Общих Снов? И найдут ли они Джаспара Колинадуса там, где оставили его?
Когда они добрались до дороги, оказалось, что она выложена мрамором, но кони были так хорошо подкованы, что ни разу не поскользнулись. Стук их копыт разносился по широкому проходу, привлекая внимание газелей и диких овец, которые прекратили щипать траву и подняли головы, глядя на двух серебристых всадников на серебристых конях, направлявшихся на битву с силами, подчинившими себе Крепость Жемчужины.
– Ты разобралась в этих людях лучше меня, – сказал Элрик Оуне, когда дорога начала уходить вверх, к середине горного кряжа, и воздух стал холоднее, а небеса обрели ярко-серую окраску. – Ты знаешь, что нас может ожидать в Крепости Жемчужины?
Она с сожалением покачала головой.
– Это как если бы ты понимал шифр, не зная смысла слов, – сказала она ему. – Этой силы достаточно, чтобы победить такого героя, как Шамог Борм.
– Я знаю только легенду, да и то по тому немногому, что мне удалось услышать на рынке рабов в Кварцхасаате.
– Как только Священная Дева поняла, что подвергается новым нападениям, она призвала его. По крайней мере, я верю в это. Она не предполагала, что он ее подведет. Но его действия каким-то образом только еще больше усугубили ситуацию. У нее возникло такое чувство, будто он предал ее, и тогда его изгнали на край Безымянной земли, возможно для того, чтобы он встречал тех, кто пожелает прийти ей на выручку, и помогать им. Несомненно, именно поэтому мы и получили снаряжение героя, чтобы иметь возможность стать такими же героями, как он.
– Но все же мы знаем этот мир хуже него. Как сможем мы добиться успеха там, где его подстерегла неудача?
– Возможно, именно из-за нашего невежества, – сказала она. – А может быть, и нет. Не могу тебе сказать, Элрик. – Она скакала бок о бок с ним и чуть наклонилась в седле, Чтобы поцеловать его в щеку, не закрытую шлемом. – Ты только должен знать вот что. Я никогда не предам ни ее, ни тебя, если у меня будет другой выход. Но если я буду вынуждена предать кого-то одного из вас, то это будешь ты.
Элрик недоуменно посмотрел на нее.
– Неужели может возникнуть такая ситуация?
Она пожала плечами, потом вздохнула.
– Не знаю, Элрик. Смотри. Кажется, мы добрались до Крепости Жемчужины.
Это было нечто похожее на дворец, вырезанный из самой изящной слоновой кости. Белый на фоне серебристого неба, он возвышался над снегами гор множеством стройных шпилей, башен, куполов и каких-то таинственных сооружений, имевших такой вид, будто строительство неожиданно прервали на половине. Здесь были мостики и лестницы, искривленные стены и галереи, балконы, сады на крышах, игравшие пастельными оттенками бесчисленной массы растений самого разного рода – цветов, кустарников, деревьев. За время своих путешествий Элрик только раз видел дворец, который не уступал по красоте Крепости Жемчужины, и дворец этот стоял в его собственном городе – Имррире. И все же Грезящий город был экзотичной, богатой земной постройкой – романтическая фантазия рядом с изощренной строгостью этого дворца.