SnakeQueen

– Не заходи слишком далеко.

Среди чужих людей, лиц которых было не различить, она заметила маму, облокотившуюся на ограждение. В её улыбке читалась лёгкая ирония, и всё же было так приятно её видеть.

«Уже слишком поздно, – прошептала она про себя. – Я дойду до конца и вернусь».

Наконец, перед ней расступились, и она, наполненная предвкушением, как огонь, что медленно протаивает тонкий слой льда над собой, сделала шаг внутрь.

*****

У неё бывали разные, странные сны, даже пугающие в чём-то.

Иногда ей снилось, как она убивает людей. Будто бы сцена из нелепого военного фильма, где враги облачены в старинные восточные костюмы и вооружены ружьями, что использовались в эпоху дульного заряжания. Она была одна против них, с такой же тяжёлой винтовкой, и ей казалось, что она почему-то движется очень медленно, не так, как в жизни, где она быстра и ловка, но словно под водой. И всё же она убивала их одного за одним, и, когда они падали в дымном мареве, игла страха в её сердце исчезала, ей становилось легко, будто её теперь никто не остановит.

В юности ей часто снилось, что она зверь, рыскающий в диком буреломе. Волк, что охотится, или, наоборот, лось, уходящий от погони по снежному насту. Одни из самых ярких снов. Снег куда реальнее, чем в жизни, когда она видела его в Альпах во время поездок с родителями, куда холоднее и глубже, чем на швейцарских лыжных курортах. Может, она видела это в фильмах, в тех передачах о дикой природе, где биологическую жизнь показывают без прикрас, пожирающую саму себя. В том сне стояла вечная ночь, и сердце выскакивало из груди, когда так остро чувствовались опасность и вожделение.

Позже ей часто снились бои, словно мозг даже во сне переживал то, что волновало её наяву, ещё раз проигрывал ситуации прошлого или создавал что-то новое, ткал полотно её памяти, которая есть лишь реконструкция из непрочных фрагментов. Бывало, что она просыпалась ночью из-за того, что тело непроизвольно содрогалось, желая выбросить удар, как у собаки, что перебирает лапами во сне. Снова и снова переживала тот бой с Тейлор, что был для неё важнее даже выигранного чемпионата мира. Слишком много личных эмоций. Каждый раз в этой знакомой картине появлялось что-то новое, словно сознание играло с ней, разбивая память как мозаику на куски.

– Нет, я уже побеждала тебя. Это уже было. Как я могу осознавать то, что сплю, будучи во сне? И всё же это так.

Когда выходила на очередной бой после своей медитации, она тоже чувствовала себя в чём-то вроде сна, и всё же это было нечто большее, чем сон. Состояние, когда две реальности накладываются друг на друга, будто ты видишь две картинки одновременно или слушаешь две радиоволны. Взгляд чуть размывался, но сознание оставалось ясным, схватывая вещи даже быстрее обычного. Если рассказать это как сон, то суть его всегда сводилась к одному. Она словно выходила за пределы себя, становясь чем-то иным, как в тех сказках, что мама читала в детстве. Может быть, она всё же заходила слишком далеко, спускаясь в глубины своего сознания. В такие мгновения она чувствовала себя истинным чудовищем, орудием в руках хаоса, и ярость заполняла её как тяжёлая ртуть. Как в тех сказках из детства, как тот, что бился у брода, в кровавом тумане, с семью зрачками в каждом глазу, с волосами, что встают дыбом как частокол. В этой ярости сложно что-то контролировать, но она и не хочет, она просто течёт как поток.

Так бывало с ней в снах и наяву. Так было и в этот раз.

*****

– Так и должно было быть! Я говорил, что так и будет! – Тайлер вновь повернулся к ней, указывая пальцем, будто пророк, предсказавший появление Спасителя. – Говорил же? Говорил, что ты её свалишь. «SnakeQueen» снова на коне. Это было легко. Лёгкие деньги. Самая лёгкая тысяча баксов в твоей жизни.

Он маячил перед ней на полупустой парковке, где полосы разметки блестели на чёрном асфальте в свете высоких фонарей. Вечер переходил в ночь, и окраины Бостона погрузились во тьму, разбавленную бесформенными пятнами далёких огней, световых полос, цепочками автомобильных фар в районе эстакады. Рядом с ними, на парковочных местах, машины замерли без движения, залитые мертвенными отблесками, и вокруг больше не было ни души.

– Может и лёгкие, но ты, мне показалось, понервничал, когда мы уже зацепились вплотную, – ответила она. – Я позволила ей попасть разок.

Она всё ещё ощущала лёгкую ломоту в области переносицы, где красным полумесяцем протянулось в сторону левого глаза приличное рассечение. Уже не алевшее открытой кровью, но ещё свежее, только начавшее обрамляться тёмным синяком, который позже станет глубоким и насыщенным. Эта едва заметная боль была приятным дополнением к общему удовлетворению, и без неё, возможно, вкус победы не чувствовался бы так сладко.

– Ещё бы она не попала, ведь ты должна была работать как Шугар Рэй Леонард, а вместо этого пошла в рубку как Чавес, – развёл он руками. – Свалила её как в том старом бою Чавеса с Тейлором. Вечно ты не следуешь плану.

Много лет назад Хулио Сезар Чавес на последних секундах двенадцатого раунда отправляет на пол Мелдрика Тейлора правым боковым. Она помнила этот бой достаточно хорошо.

– Закончила в первом раунде, как и хотела. Разве это не результат?

– Да, результат. Просто почаще слушай своего тренера.

– Ты мне не тренер, – поморщилась она.

– Ладно, почаще слушай своего помощника… Хороший был удар, не спорю. Она потеряла голову в этой вспышке ярости, отмахивалась наугад, словно забыла, что с тобой так не стоит.

– Она старалась.

– Уверен, что ей угловые все уши прожужжали: «у этой суки убийственный правый, не лезь в размен, проходи в ноги», но хер там.

– Эта сука просто умеет попадать, – улыбнулась она.

– Не спорю, но лучше не давай попадать по себе. Ладно, удары этой девки ты могла держать без особого труда, но ты не можешь позволить себе принимать удары кого-нибудь как Суза. Если ты всё ещё думаешь с ней биться.

– Я могу побить её.

– Ого. Вряд ли кто-нибудь сегодня на тебя поставит в этом бою.

– Да что они знают… Ну, а ты? Ты-то веришь в меня? – она уже не улыбалась.

– Хочешь услышать правду? Тут сложно всё, сама понимаешь… Она крупная, физически сильная, не проигрывала уже десять лет. Многие считают её лучшей среди женщин в этом виде спорта. Ну, ты поняла мою мысль.

– Будто я этого не знаю. И твой ответ?

– Нет, не могу прогнозировать. Ты ещё не раскрылась до конца, ещё не показала всех своих возможностей, и может быть когда-нибудь…

– Лавируешь как летучая мышь, не хочешь отвечать. Плевать. Я могу это сделать.

– Ладно, идём уже к тачке. Я что-то начинаю замерзать, – Тайлер подпрыгнул на месте, встряхнув сумку с их инвентарём, что висела у него на плече.

Капюшон упал с его головы, обнажив короткие волосы и тот непокорный вихор на лбу, который он, несомненно, специально зачёсывал.

– Давай, я за тобой.

К ночи похолодало, и ветер, налетавший внезапными порывами, касался её кожи даже через плотную ткань. В этом свежем, холодном воздухе остро чувствовалось дыхание осени, как в тот день, когда они въезжали в город перед боем, глядя на бастионы охваченных увяданием лесов, бесконечное нагромождение красных, золотых и зелёных голов на обочинах. Ей никогда прежде не доводилось видеть такой яркой смены цветов, словно сошедшей с картин импрессионистов, а не порождённой в хаосе естественности.

– Да, мне когда-то тоже нравилась осень в этой части страны, – сказала мама, прислонившаяся к припаркованной рядом чёрной «Тойоте». – Приходилось бывать в Нью-Йорке в такие же октябрьские дни. Помню, как красиво было в Центральном парке тогда. Небоскрёбы, плывущие в отражении воды, мозаика красных, золотых, серебряных крон по берегам.

– Здесь чудесно.

– Яркие цвета. Всё дело в них. В Англии не часто увидишь такую смену сезонов, там палитра цветов будто слегка пригашена, а здесь словно сменили фильтры в объективе. Возможно, дело в прозрачности атмосферы. Как думаешь?