Страница 10 из 28
– Ну, я движусь, ты видишь.
– Нет никакой судьбы, запомни.
– Ладно.
– Есть только путешествие. Путешествие твоей жизни. Это как корабль. Да, иногда налетают бури, но ты сама определяешь, куда повернуть.
– Ну, ты скажешь. Выходит, я как Одиссей, отправилась со своей Итаки в большой мир.
– Нам всем приходится рано или поздно.
Она сама не заметила, как заехала в район оклендского порта, и лишь на втором плане сознания, не отвлекая от воспоминаний, за окном протекали бесконечные ограждения, стоянки и линии складов, а навстречу ей попадались тяжёлые туши грузовиков с маркированными контейнерами. Солнце ушло за лёгкую пелену облаков, и мир казался выцветшей фотографией из девяностых, когда краски были ещё не так ярки.
– Машина хороша, – сказала она. – Даже лучше, чем я надеялась. Теперь всё у нас пойдёт по-другому.
III
Среди таксистов той обширной агломерации, что звалась Районом Залива, можно было встретить самых разных людей. Большей частью мужчин, но иногда и женщин, иммигрантов и местных жителей, выходцев с социального дна и представителей среднего класса. Центром этой области, зоной её притяжения, горячим реактором, был Сан-Франциско, куда таксисты стекались из самых дальних городов, крупных, как Стоктон и Сакраменто, маленьких, чьи названия она не запоминала. Многие проводили в дороге туда и обратно долгие часы, ночевали в своих машинах, только чтобы иметь возможность добраться до заказов и денег города на холмах.
Получив свои наклейки на стекло, подключившись к приложению и начав работать, она поначалу не желала вступать в тесное общение с другими. Хотела просто откатывать свои часы, получать деньги и забывать об этом, возвращаясь к спорту. Но жизнь затягивает тебя в свои сети даже и против воли. Так или иначе, приходилось общаться, узнавать имена, обмениваться историями, находить денежные места, учиться у более опытных парней. В первые недели она иногда просто смотрела, где работают те или иные машины, не гнушалась следовать за ними и оценивать успешность в течении часа. Как она выяснила, самыми выгодными были длинные поездки по тем маршрутам, где можно было обойти забитые пробками улицы.
Среди таксистов было много латиноамериканцев, выходцев из Азии и Восточной Европы. На испанском она почти не говорила, хотя и начала его учить, вспомнив свои былые способности в языках, на китаянку была вовсе не похожа, русские же очень быстро признали в ней свою. Для них женщина в подобной роли была персонажем экзотическим, поэтому она получила некоторую популярность.
За первую неделю работы она познакомилась с десятком таксистов из тех, что говорили на русском языке, среди них были самые разные типажи. Олег, крупный мужчина лет сорока пяти, с бычьей шеей и блестящей на солнце бритой головой, был старожилом с репутацией любителя всех поучать. Дмитрий, молодой парень, недавно перебравшийся в Америку, только осваивал город и немного напоминал ей её саму сейчас. Виктор с Павлом были украинцами, перебравшимися на Западное побережье лет шесть назад. Андрей, худощавый, невысокий человек, напоминавший хиппи новой волны из-за бороды и длинных, грязных волос, объездил уже несколько штатов, пока не осел здесь. Были и другие, чьи имена ещё путались в голове. Смуглый молдаванин, парень из Казахстана, пожилой мужчина, страдавший одышкой. Разные города, разные истории.
Она не хотела пускать их слишком глубоко в свою жизнь, не хотела быть частью этого странного сообщества, но держаться где-то на окраине, не обременяя себя лишними обязательствами. В конце концов, что они могли знать о её другой, настоящей жизни, столь далёкой от их забот? И всё же слухи распространялись, их нельзя было сдержать как жидкую ртуть, и она слышала за спиной, как люди вполголоса упоминают, что она то ли боксёр, то ли бьётся в клетке для развлечения публики. Была и ещё одна причина общаться с ними. Не хотелось забрасывать язык ради памяти отца, для которого это было важно.
Изредка они собирались на обеденный перерыв в русском ресторане, что считался не слишком дорогим и собирал иммигрантов со всей округи. Ей нравилось это место. Простые столики на открытом воздухе под синими зонтиками, экзотические блюда, вроде борща, которых она почти не помнила или же только читала о них в книгах своего детства. Посреди этих людей, обрывков разговоров на русском словно вспоминала ту часть своей истории, что была связана со страной, в которой никогда не бывала.
По своей природе она любила больше слушать, чем говорить. К тому же, во время работы в такси быстро вырабатывается привычка обращать внимание на то, о чём болтают люди, – простой способ отвлечься от своих мыслей. Непроизвольно она прислушивалась к тому, о чём говорили и здесь. Разговоры на английском можно было услышать о чём угодно, о театре, политике, новых приложениях от «Apple», но русские больше говорили лишь об одном. Все их разговоры сводились к деньгам. Почасовая оплата, поиск работы, варианты страховки, налоги, социальные пособия, покупка машин, аренда домов. Вся та суета, которая для неё не имела большого значения. Их зацикленность на деньгах немного раздражала, но она смиренно терпела в тишине. Слушала краем уха, думая о своём.
– Стартуешь с десяти долларов в час, финишируешь на двадцати пяти, если повезёт… говорят, где-то есть работа на сорок баксов, но нужны связи… лучше сидеть на минималке, чтобы пособие не потерять…
Кампанию в ресторане ей обычно составляли Дмитрий и Олег, к которым иногда присоединялся ещё кто-нибудь из таксистов. В тот день, когда упорный ветер с океана, тёплый, как здесь иногда бывает и поздней осенью, надувал синие зонтики, напротив неё сидел Олег, сделавший перерыв на обед. Хотя он давно уже эмигрировал, всегда предпочитал русское общество, прежде всего из-за языка.
– Жизнь тут становится тяжелее, это ясно, – говорил он, раскинувшись за столиком как могучий тюлень и поглубже расстегнув ворот рубашки на грузной шее. – Когда я только приехал, работы было завались, а наших почти не было. Я один из первых русских новой волны эмиграции в Сан-Фране на такси сел… Тогда можно было, не напрягаясь особенно, себя обеспечить. Теперь всё не так. Цены на жильё здесь растут как на дрожжах, конкуренция растёт, кампании урезают выплаты водителям… А наши сюда всё едут и едут. Сколько раз говорил парням. Валите в Техас или во Флориду, рыбаками там или нефть качать. Что здесь-то делать?
Она по своему обыкновению откинулась на металлическом стуле, забросив одну ногу на колено другой, и неторопливо вскрывала вилкой обёрнутый в капусту голубец. Дмитрий также ковырялся в своём борще. Они знали, что, пока Олег говорит, остановить это невозможно и нужно лишь отдаться течению.
– Главное же в том, что они сами не знают, чего хотят, – продолжал он. – Вот, скажи мне, какая мечта у тех русских, что приезжают сюда?
– Ну, жить как американцы, – пожал плечами Дмитрий. – Дом, там, машина, стабильность…
– Вот, самая скучная скука, – согласился он. – Но что они делают, чтобы этого добиться? Они не идут в бизнес, хотя эта страна создана авантюристами и предпринимателями. В них нет того смирения, что есть у мексиканцев… Вы же видели мексиканцев. С нами работают несколько, да и повсюду здесь. Каждый мексиканец горбатится, чтобы поднять своих детей. Он согласен оставаться водителем или уборщиком до конца, лишь бы дети стали американцами, получили образование. Наши не таковы. Всё, что они могут себе вообразить, – это наёмная работа на хозяина, как при совке, которая почему-то должна приносить им достаточный доход. Самый бесперспективный и тупиковый путь, никакого развития. Человеку нужна настоящая, нематериальная цель в жизни.
– Наверное, ты прав, – Дмитрий считал за лучшее не спорить. – Многие говорили, что прежде якобы было лучше.
– Так и было. Девяностые в Калифорнии были золотым временем. Я это своими глазами видел. Зарплаты выше, чем где-либо в стране, кроме, может быть, пары мест, и при этом никакого ценового безумия на рынке недвижимости. Я тогда свой дом купил, а сейчас, наверное, его бы не потянул… нет, сейчас бы он тысяч пятьсот стоил. Когда рассказываю мужикам, как здесь было, так они не верят.