Отпускник

– Ты, наверное, и пиво предложила, потому что поняла, что я больше ничего не потяну?

– Ага, – просто согласилась Мира, – хоть я его сроду не пью. А потом я хотела уйти… помнишь, когда носик попудрить вышла? У меня есть такая манера, выйду, якобы, в туалет и адью…

– Слушай, зачем ты меня унижаешь? – начал злиться я. – Тебе это удовольствие доставляет?

– А какого хрена, ты выёживался передо мной? С ним серьезно, а он шуточки-прибауточки, какой-то дерганный, раздраженный!

– Ну и чё не ушла? Валила бы к этому своему… мегачлену! – уже ляпнув это, сообразил, что хватил лишку. Мира злобно зыркнула.

– Еще раз так скажешь, получишь!

Я подумал: эта может засветить! Но все равно, спросил с мазохистским упрямством:

– И все же, почему?

– Не знаю… наверное из-за того мужика, который кинулся стихи читать. Он что-то там лопочет про «…я как цветочек аленький в твоей ладошке маленькой…» а я думаю: ты упрямый, а я упрямей! Вот и вернулась. Потом еще шанс давала от себя избавиться, но ты к тому времени уже поплыл. Хоть и повыпендривался на пляже, но уже приходилось тебя слегка остужать, чтоб не перегрелся раньше времени… – она на секунду повернув ко мне лицо, подмигнула, а я вспомнил те эмоциональные качели, которыми меня кидало на пустынном пляже.

– Какая ты, оказывается, хорошая актриса! – восхитился я, – так натурально все сыграла! А в секс тоже играла?.. из упрям-с-т-в-а…

И тут эта японская бандитка двинула меня кулачком в солнечное сплетение, так что последние звуки я уже выкашлял. Это было больно, дети… адски больно!

– Предупреждала ведь! – глаза у нее опять стали, как у тигрицы. – Говори, да не заговаривайся! Ври, да знай меру.

Глава 3

22 июля, среда.

Горькая соль на губах. Сил нет плыть, сил нет держаться на воде. Тяжелые волны тянут вниз, толкают в плечи. Толчки, толчки, волны тяжелого сна, глаза не разлепляются, организм ныряет обратно в сон… Опять толчки – просто какой-то шторм… Один глаз с трудом удается приоткрыть:

Мира убрала руки с моего плеча и поморщилась.

– Ну и запашок! Ерш хлебал? Куда отворачиваешься! – она поймала меня за плечо. – Просыпайся, я сказала!

Тон девушки не предвещал ничего хорошего. Я открыл второй глаз и сообщил ей:

– Я был в душевном раздрае… меня избила одна прелестная девушка… я спрашивал у мироздания, почему внешне прекрасные люди, часто отличаются подлыми повадками? В общем, у меня нервный срам… э-э.. срыв.

– Надо было водку у тебя отобрать… пивом бы обошелся… срам, блять, у него!

– Фигу тебе! – я вяло потянулся и сунул руку за диван, где стояла недопитая бутылка.

Ничего там не было. Пошарил рукой, посмотрел – точно нет! Вот блин… обернулся к Мире. Та, ехидно улыбаясь, выставила две фиги:

– А тебе две!

– Ты что ли убрала? Отдай!

Она отрицательно качнула головой.

– Вы молодой человек слишком много пьете, для своего юного возраста.

– Слушай, ты мне, собственно, кто? Жена?! Расхозяйничалась тут! Давай, говорю!

В ответ, насмешливо поднятая бровь:

– Вот жена и будет давать!

– Ну, я сейчас поднимусь и сам найду!

– Лежать! – она сделала движение рукой и меня словно железным рельсом прижало к дивану. – Успокоился, быстренько! Успокоился?

– У-успокоился… – выдавил я с трудом и тяжесть исчезла. Ощупав на всякий случай ребра, кряхтя, приподнялся и сел.

В щель между небрежно задернутыми шторами с трудом пробивалось солнце. Кружащиеся на свету пылинки вызывали странные реакции – безудержно першило в горле, начали слезиться глаза, наверно вчерашний стресс давал о себе знать.

– Слу-ушай, ну будь человеком… – начал я давить на жалость, – ну грамм сто… это антигуманно, в конце концов!

Мира дернула плечиком.

– А гуманность – это не ко мне – я не человек.

– Не человек она!.. А кто, самка человека?

– Я Истинная! Но, это обсудим позже. Сперва мы тебя подлечим!

– Истинная кто? Истинная стерва?

– Помолчи, дуралей! Вот ты – ученый? Ученый чему?

– Это существительное такое есть в русском языке!

– Вот и "Истинная", тоже существительное. Полежи спокойно, сейчас станет полегче.

Она просто присела рядом на диван и замолчала. Через несколько минут, я с удивлением обнаружил, что муть, хаосом заполнявшая похмельный мозг, начинает оседать, мысли проясняются, возвращается логика суждений. Проявления тошноты и головной боли, тоже быстро ослабевали. В какой-то момент я почувствовал, что практически здоров. Сильное похмелье превратилось в легкое недосыпание, а злость на Миру – в сексуальное влечение к ней. Так и тянуло, погладить гладкое, покрытое золотистым загаром, колено, но я взял себя в руки.

– Ну что? – поинтересовалась девушка, – полегчало? Тогда приступаем…

– Мира… хочу тебе официально заявить. Я отказываюсь!

– В смысле?

– Отказываюсь от своего согласия. Не хочу я быть… кем там у вас… Наблюдателем! Вот.

– Ты чё, совсем? – по лицу девушки было видно, что она поражена до глубины души. – Я тебя рекомендовала… ты меня кем выставляешь? Никита, не будь мудаком!

– Вот, я и не хочу им быть.

– Блин, юноша, не испытывай мое терпение! Делай, что сказано!

– А то что? – продолжал дерзить я, – бить будете, тетенька? Сироту обидите, грех на душу возьмете?

Она всплеснула руками.

– Да что на тебя нашло?

– Ничего! Во-первых, извинись за вчерашнее!

– За что? – она растерянно хлопала глазами, – за тех мужиков?

– Мужики не вчерашнее. И пусть они останутся на твоей совести, или что там у тебя вместо нее. За гендерное и моральное насилие!

– Блять, ну ты и сказанул… медвежонок, я и так хотела извиниться… но, ты же сам меня довел… мне неловко…

– Ну, так извиняйся!

– Прости меня, Никитосик, я не хотела…

– Маловато будет! – я уже поймал кураж. – Обещай, что впредь, никогда, этого не повторится.

Она вздохнула.

– Обещаю!

– Маловато!

– Что еще?

– Сделай мне минет.

– Ах ты гад… – вспыхнула она и мгновенно погасла. – Хорошо, как скажешь… – и потянулась к моим трусам.

Я оттолкнул её руки, не ожидал такого продолжения.

– Что? – удивилась она.

– Я же пошутил!

– Нет уж, самоуничижаться, так до конца… быстро в душ!

Надо ли вам рассказывать, дети, что дважды меня упрашивать не пришлось.

Когда я вернулся в зал, она уже голая сидела на диване, поджав под себя ноги. Поманила, я подошел вплотную. Мира деловито закусив губку, взвесила на ладони быстро твердеющий член, её лицо приобрело умильное выражение.

– Сладенький… – она тронула его приоткрытыми губами, причмокнула, – хочу…

Описывать то, что было потом не имеет смысла, но я опишу. Ощущения нарастали, потом спадали… она умело вела игру, знала когда ускорить темп, когда сбросить. Я судорожно гладил ее черный затылок с белой строчкой пробора, подцеплял рукой, качающиеся грудки. В нетерпении ожидая, что вот-вот… Вдруг бедра пронзило сладкой болью. Горячая струя исторглась из меня. Ноги подкосились, я еле устоял. Было стыдно и счастливо. Она на миг замерла, потом продолжила с новой силой, пока я не перестал содрогаться от мучительного наслаждения. Подняла вверх глаза и убедившись, что все как надо, отпустила меня и убежала в ванную.

Когда она вернулась из ванной, умытая, тщательно причесанная и, кажется, почистившая зубы, я сидел за столом и жрал тушенку. Холодную, прямо из холодильника. Без хлеба.

– Прощена? – поинтересовалась она.

– М-м-у, – ответил я, и прожевав, подтвердил, – Все ништяк, и ты меня прости… я пока не могу справиться с ревностью… и мне кажется, я в тебя влюбился… поэтому вот так… веду себя как последний болван.

– Божечки… – Мира обхватила лицо ладонями, – идиотка… что за дурь со мной такая приключается опять?.. Слушай, нам работать вместе. Давай, попробуем не обращать на это внимание? И пожалуйста, Никита… не веди себя, как школьник, который дергает понравившуюся девчонку за косичку. Я не девчонка и психика у меня напрочь подорванная… что проявляется в неконтролируемых вспышках ярости и импульсивной склонности к насилию, так что не провоцируй лишний раз, не создавай ситуации, о которых мы оба можем пожалеть.