Революция

– Если бы не секретность, – Куликов чиркнул ногтем по штемпелю Генштаба, – рассказал бы я дома, что от Феди пришел привет…

– Нет, это будет жестоко, – покачал головой Рогов, и Куликов согласился.

На завтра они намеревались собраться вокруг самовара – на чашечку и рюмочку чая. Лучше не тревожить домашних такими новостями.

Собрались. Алевтина Григорьевна и Полина Александровна, жены офицеров Тульского оружейного завода, известие о смерти Федора в свое время приняли близко к сердцу – будто умер кто-то из родных. Не из тех, о ком поначалу скорбишь, на сорок дней и годовщину приносишь цветы на могилу, а потом усопший занимает в памяти не более места, чем покойный государь-император: жалко, но не расстраивает.

Федор по-прежнему присутствовал на каждом семейном чаепитии. Незримо, но ощутимо. И вот вроде бы в прошлый раз договорились не вспоминать, не бередить рану… А Полина Александровна, сев за фортепиано, перебрала несколько аккордов, вспоминая мелодию, и вдруг запела его любимую:

В гостиной Роговых повисла мертвенная тишина. Кажется, даже дышать перестали.

Полина Александровна продолжила и спела романс до конца. Не сорвала аплодисментов, все молчали, пока Алевтина Григорьевна, промокнув уголок глаза платочком, не прошептала: «Федя-то как хорошо его пел…»

Тут словно прорвало – точно Федор заходил сюда буквально вчера, хоть это было еще до Германской войны. Они вспомнили каждую его фразу, каждую песню, а пел он их много. И ведь все были совершенно незнакомые. Он сыпал шутками и анекдотами, воистину неисчерпаемыми… Не только золотого сердца, но и золотого ума был человек, и никто с этим спорить бы не стал.

– Как про Красную Шапочку хорошо рассказывал! – пропищала Наташа, дочка Куликова. – Встретила Красная Шапочка в лесу волка и достала револдвер», – она развела руки и с выражением «ну что тут поделаешь» и добавила: – Трудно жить в деревне без «Нагана».

Мама наклонилась, обняла ее, вроде бы смеясь, а из глаза выкатилась горючая слеза.

Вернувшись к столу, помянули. Выпили стоя.

– Пусть земля ему будет пухом, – выдохнула Полина Александровна.

– Покурим? – шепнул Рогов Куликову. Когда они вышли на балкон, поделился наблюдением: – Видел вымаранные места на французских примечаниях? Но в одном месте разглядел, что французы называют пулемет «Митральеза «Фалькон».

– Что ты хочешь сказать?

– Фалькон по-французски – сокол. Помнишь возлюбленную Федора – Юлию Сергеевну Соколову?

– Еще бы! Вздорная вертихвостка, бросившая его ради какого-то княжича. Не подозревала, что Кошкин сам получит тот же титул. Представляю, как потом локти кусала! Почему ты ее вспомнил?

– Федя придумал этот пулемет еще до войны. Но чувствовал: не примут в Военном министерстве. Зачем крупный калибр, если обычная пуля убивает человека и тяжело ранит лошадь? А вот с появлением аэропланов и бронемашин, для которых винтовочная пуля слаба, а из пушки попасть затруднительно, новый пулемет Кошкина – находка. Верю, что конструкция выдержит испытания. Нужно лишь подобрать марки сплавов для ствола, коробки и пружин. Обрати внимание: в задании сказано сделать его с сошками, на колесном станке и на шаровой опоре для броневика. Универсальный! То есть у Брусилова умные люди сообразили: для крупного калибра есть своя область применения. Большая!

– Может быть, кто-то просто заинтересован, – скептически заметил Куликов. – Знай, с каждого экземпляра мы отчисляем на некий французский счет деньги – франками по текущему курсу. Получателя я не знаю.

– Тот, кто присвоил бумаги Федора, – предположил Рогов. – Возможно, что такое положение вещей не самое справедливое. Пусть. От нас с тобой зависит, чтоб ТПК, Тульский пулемет крупнокалиберный, был достойным памяти Федора.

С Рижской битвы не прошло и года. Тело Кошкина не найдено. Надежда, что он жив и где-то скрывается, все еще не умерла, хотя с каждым днем ощущалась как все более несбыточная. Пачка французских копий с рукописных набросков Федора вдохнула в эту надежду новую жизнь. Но о ней Куликов и Рогов говорить не стали – чай не дамы, офицеры. Не к лицу им открыто чувства проявлять.

[1] С глубоким уважением к памяти Героя Советского Союза Марии Васильевны Октябрьской (1902–1944), механика-водителя танка Т-34-76 «Боевая подруга», россиянки, получившей смертельное ранение при освобождении Беларуси – Родины авторов цикла «Мастеровой».

Глава 19

Несколько дней не умываться и не чистить зубы – цивилизованному человеку неприятно и унизительно. Да еще пребывая в кромешной темноте.

Под тканью чесалось. Снять повязку с глаз не удалось, даже при попытке потереть головой о стенку купе. Друг сообщил, что намордник представляет собой мешок с прорезью для носа и рта и завязан он на шее. Видимо, Мюллер знал достаточно, чтобы обезвредить мага немагическими способами. Лишив зрения, он отобрал возможность сконцентрироваться на чем-то. Осталось только воздействие на собственный организм, например – согреться на холоде или залечить рану. Но ему и так тепло, а ран не имеется. Федор чувствовал себя довольно сносно, если говорить о телесном, а не душевном состоянии. На душе скребли кошки размером с тигра.

На помощь не придут – никто не знает, что с ним сталось. Если де Пре вдруг проведает, что Федора захватили люди кайзера, вряд ли у Сюрте есть возможность отыскать пленника в сердце Рейха и, тем более, освободить.

Если б не мешок на голове… Если б посадили в темную комнату… Тогда нашлись бы варианты. Например, дотянуться согнутой ногой до скованных рук и вырвать лоскут из брючины. Сконцентрироваться на ткани, зажатой в пальцах, и поджечь! Включится зрение, с ним – остальные навыки. Вошедшему тюремщику он проломит голову, ударив ей о стену, затем как-то извернется, чтобы снять с мертвого тела ключи от наручников… Дальше по обстоятельствам… Только тщетно. Единственный козырь, о котором похитители не знают, это Друг – неоценимый источник сведений о происходящем рядом и на удалении. Только, к сожалению, не способный воздействовать ни на что.

В Берлине вагон перецепили. Перед отправлением вошло несколько господ, они молча осмотрели Федора и удалились. По словам Друга, старшие были в черных мундирах с малиновой выпушкой. Ровно как тот же гауптман-магистр, угрожавший Федору огненным шариком под Гродно и убитый им из револьвера.

Что увидели посетители? Мужчину в пыльном сюртуке с плотно замотанной головой? Любого посади с кандалами за спиной, будет выглядеть как Кошкин-Мышкин или кто угодно – по желанию. Зачем, спрашивается, приходили?

Он узнал об этом скоро. Выйдя из вагона, посетители заговорили. Друг, конечно же, подслушал.

– Вы уверены, полковник, что это – именно он? – спросил пожилой желчный субъект со значком магии воздуха.

– Схвативший его фенрих уверяет, что при попадании пуль неоднократно возникал Зеркальный Щит, – ответил младший, с серебристыми выпушками.

– То есть все наши предположения строятся исключительно на показаниях какого-то фенриха и сомнительном портретном сходстве? Считаю, что докладывать кайзеру до всестороннего обследования задержанного в Вевельсбурге будет рано. Ну, а там…

Услышав финал разговора, Друг вихрем ворвался в сознание Федора, рассказал об услышанном и добавил:

– Тебя хотят убить!

– Что, опять?

– На этот раз, похоже, вывернуться не удастся. Тебе повесят амулет.

– Какая честь!

– Не до шуток. Если я правильно понял, амулет за шесть месяцев или больше приживается, сила мага возрастает многократно, но она становится зависимой от амулета, потому что через него осуществляется контроль. Амулет впитывает все способности владельца. Когда тот умирает, другой маг, завладевший амулетом в течение непродолжительного времени, перенимает дар, если не погибнет от потока силы.