Обманутый и оскорбленный

Рэдклиф полагал, что бьет в слабое место француза, но там находилась твердая защита, так как недавно прибывший в Стамбул англичанин был плохо посвящен в последние новости турецкого двора и его окрестностей.

– Хочу успокоить вас, мой друг, – лучезарно улыбнулся француз. – Серебряная Вифлеемская звезда с гербом императора уже прибыла в Палестину, и в самое ближайшее время ее установят на куполе пещеры. Я, конечно, не исключаю возможности того, что султан вдруг отменит свое решение и первенство за «святыми местами» отдадут русским, но тогда Порта лишится наших офицеров-инструкторов, которые уже прибыли в Турцию по просьбе Абдул-Меджида и с согласия императора.

– Но, по-моему, есть куда более важные вопросы, в которых турки могут уступить под давлением Меншикова, – это уступка русским права контроля прохода иностранными судами через Проливы, – вновь ударил Рэдклиф, и теперь его удар был куда чувствительнее.

– У вас есть конкретные сведения о том, что Меншиков будет требовать от султана права контроля над проливами?

– А разве это не так? Со времен падения Константинополя русские только и делают, что пытаются вернуть себе византийское наследство. У императрицы Екатерины не получилось это сделать силой, так теперь ее внук хочет сделать это дипломатическим путем, так сказать, в два этапа.

Француз прекрасно понимал всю спорность слов Рэдклифа, но не стал с ним спорить. Он ведь не нанимался в адвокаты к русскому императору.

– С одной стороны, хотелось бы иметь более точные и достоверные данные о миссии князя Меншикова. Согласитесь, что одних предположений и логичных рассуждений в нашем деле крайне недостаточно. Однако моя страна не против поддержать султана в трудных переговорах с русскими, вселить него уверенность и твердость.

Француз замолк и многозначительно посмотрел на собеседника, как бы желая знать от него, чем королева Виктория готова помочь туркам в этом важном для Европы вопросе.

– Самый лучший способ вселения уверенности в себе при споре турок с русскими – это их военная поддержка. – Англичанин ловко вернул пас собеседнику, но тот лишь сокрушенно улыбнулся.

– К сожалению, подготовка экспедиционного корпуса еще не началась, а наш флот стоит в Марселе, и для того чтобы сдвинуть его с места, нужен приказ императора, – это было сказано с таким подтекстом, что знающий человек сразу должен был понять – дело не столько в императоре Франции, сколько в неготовности флота к боевому походу.

Открытая послом информация не совсем соответствовала действительности, но француз не спешил открыть Рэдклифу все свои карты.

– Зато наш флот уже покинул Мальту и в скором времени должен достигнуть Дарданелл, если только этому не помешает погода, – важно произнес британец, довольный тем, что утер носу зазнавшемуся французу.

Обида была явной, но тот не показал вида.

– Очень хорошо. Думаю, что султан не будет возражать, если в качестве демонстрации силы он войдет в Мраморное море и встанет на якорь у Принцевых островов. Надеюсь, у него есть паровые корветы? – легко уколол француз Рэдклифа. – Согласитесь, чтобы пусть даже заочно противостоять линейным кораблям русского флота, нужны паровые суда.

– В нашем флоте корабли почти исключительно паровые, – с достоинством короля, как само собой разумеющееся отчеканил британец.

– Искренне рад за ваше адмиралтейство и королеву. У нас флот пока имеет только половину на половину, – учтиво улыбнулся француз. – Очень надеюсь, что вид ваших паровых кораблей вольет силы в султана и его окружение.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, но будет лучше, если эта акция будет представлена султану как совместные действия наших стран.

– Я полностью разделяю подобную точку зрения, но должен согласовать свои действия с Парижем.

– Думаю, что ваш министр иностранных дел господин Валевский будет в восторге от вашего доклада. – В реакции занимавшего этот пост этнического поляка по матери Рэдклиф нисколько не сомневался.

– Господин министр, безусловно. Но последнее слово во внешней политике всегда за императором, – одернул собеседника француз, и Рэдклиф не стал с ним спорить. Главное для него на данный момент возбудить в турках упрямство, что должно взбесить Меншикова и дать желанный повод к войне.

Светлейший князь не обманул надежд и ожиданий британца. Едва приехав в Стамбул, он стал действовать агрессивно, идя напролом во всех вопросах.

Первым его шагом был отказ наносить визит министру иностранных дел Фуаду-эфенди, противнику России и стороннику сближения с Францией. Напуганный министр выразил готовность встретиться с Меншиковым во время его визита к великому визирю, но этого не случилось.

Перед тем как нанести визит к Мехмеду-Али, Александр Сергеевич потребовал, чтобы тот встречал его у дверей своего дворца, что было откровенным нарушением дворцового этикета. Когда же князю доложили, что его требования невыполнимы, то он решил, что на прием к визирю вместо парадного мундира наденет гражданское платье.

Дальше – больше. Поговорив с великим визирем, Меншиков вышел в коридор и, не посмотрев на ждущего там при полном параде министра иностранных дел, вышел вон и покинул дворец. Напуганный столь дерзким поведением, а также известием о развертывании в Бессарабии двух армейских корпусов на следующий день, султан отправил в отставку Фуада-эфенди и на его место назначил Рифат-пашу.

Ободренный этими действиями султана, Меншиков продолжил нажим. При встрече с Абдул-Меджидом он отдал властителю Порты письмо царя, в котором тот упрекал султана в передаче ключей от Вифлеемского храма французам и позволении установить звезду, изготовленную во Франции, на его куполе. Все эти действия Николай приписывал дурным советчикам, окружавшим султана, и призывал его проявить благоразумие.

Информация о требованиях Николая потекла к Рэдклифу рекой, но британский посол не спешил вмешиваться. Он считал, что на данном этапе событий страх турецкого правителя был очень полезен британской короне, так как напуганный грозным рыканьем Меншикова султан проявил бы большую сговорчивость в разговоре с английским послом.

Примерно такую же позицию занимал и посланник Наполеона III: увидев, что светлейший князь своим поведением льет воду на мельницу европейских держав, он не торопился приободрить Абдул-Меджида.

Решающей стала вторая встреча Меншикова с султаном, когда посланник Николая передал новое требование русского царя, по сути являющееся продолжением предыдущего послания. В нем Николай требовал от султана признать право императора вмешиваться в турецкие дела для защиты его православных подданных: греков, болгар, сербов, молдаван и валахов. Все это царь хотел закрепить в форме договора между двумя странами, что являлось большим ущемлением для турецких интересов.

Тон письма и манера поведения князя вызвали еще больший страх и раздражение у турецкого султана. Роковой в этом разговоре стала фраза Меншикова о том, что русскому царю достаточно отдать приказ и русский флот в течение сорока восьми часов окажется у Босфора с десантом на борту.

Эти слова окончательно подорвали силы султана, и он отправил своего министра на тайную встречу с французским и британским послом. Оба европейца действовали в отношении Рифат-паши согласно заранее достигнутым договоренностям. Они вежливо приняли посланца султана, посочувствовали ему в плане поведения Меншикова, но ни один из них не предложил турку помощь и защиту от северного соседа, как это было раньше.

Напротив, оба посла выразили озабоченность положением турецких дел и в один голос заговорили о возросшей силе русского медведя. На все просьбы турецкого министра повлиять на Николая европейцы отвечали уклончиво и неопределенно. Они, не говоря Рифат-паше ни да, ни нет, не закрывали дверь перед носом турка, но при этом не подавали ему никакой ясной и твердой надежды. Выражаясь простым языком, послы доводили турок до кондиции, после наступления которой от правителя Порты можно было требовать все что угодно в обмен на помощь и поддержку против действий русского царя.