Тысяча слов

– Тише, детка! – Слышу совсем рядом встревоженный голос Глеба. – Прости меня, прости.

Он прижимает меня к себе, гладит по волосам. Я все-таки даю волю слезам, но от размеренных движений мужчины мне становится лучше. И скоро я затихаю в его объятиях, убаюканная равномерным биением его сердца.

Спать мы ложимся прямо на полу рядом с очагом. Я доверчиво сворачиваюсь в клубок у мужчины под боком, радуясь, что боль отступает. Засыпаю я мгновенно.

К реке мы вышли через пару часов после рассвета. Было страшно холодно. Густой туман окутывал Заповедник, и от этого делалось особенно жутко. От утренней росы ботинки моментально промокли, а фуфайка отсырела, мигом прекратив греть. Я плелась сзади и тряслась от холода, надеясь только на то, что Глеба гораздо больше интересует потерявшаяся в тумане тропа.

Он не выдержал, конечно же.

Рявкнул ругательство, от которого я подскочила, и ухватил меня за шиворот, притягивая к себе.

– Детка, – прорычал Глеб, тряхнув меня как котенка. – Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала трястись? Подумай хорошенько!

Видимо я подумала что-то не то. Потому что он прижался горячими губами к моему рту, и мне сразу сделалось нестерпимо жарко. Кровь прилила к щекам, заставим испуганно отшатнуться. В то же мгновение я оступилась и повалилась на землю. Глеб больше не держал меня. Только смотрел задумчиво. Я не хотела вставать. Хотела лежать так вечно, пытаясь найти выход в густом тумане, в которой теперь превратилась моя жизнь.

Глава четвертая

Заметная одному только Глебу тропинка привела нас к небольшому песчаному пляжу, спрятанному в высоких зарослях камыша. Лёгкая плоскодонка обнаружилась не сразу. Наконец Глеб довольно крякнул, и, скинув ботинки и закатав штаны, зашел по колено в воду. Подтолкнул маленькое суденышко к берегу. Вернулся на берег, подхватил меня на руки, усадил на носу и вручил рюкзак. Следом забросил ботинки и забрался сам, отчего лодку слегка качнуло. Оттолкнулся широким веслом от берега, выводя плоскодонку из укрытия.

Даже на середине реки течение здесь было тихим, почти незаметным. Идеальное место для переправы. Скинув куртку и подставив спину полуденному солнцу, Глеб сидел на корме и лениво работал веслом. В распахнутом вороте его исподней рубахи я видела, как от этих размеренных, неторопливых движений бугрятся стальные мышцы на его груди, и мои щеки заливались краской. Он видел мое смущение, конечно. И только усмехался, не спеша прийти мне на помощь.

Небо, как случилось, что я сходила с ума от одного только вида мужчины, которого панически боялась еще пару дней назад?

Спустя полчаса мы причалили на противоположном берегу чуть ниже по течению. С глухим стуком лодка зарылась носом во влажный песок и замерла. Подхватив ботинки, Глеб спрыгнул на берег. Подал мне руку, и я вцепилась в нее ледяными пальцами. Он помог мне спуститься и, подмигнув, легко коснулся запястья губами. Я поспешно отвела взгляд. Послышался сдавленный смешок, но я не спешила улыбаться в ответ.

Мы устроили небольшой привал прямо на узкой полоске пляжа. Наспех перекусив вяленым мясом и галетами, Глеб протянул мне флягу с водой. Пока я пила, он сладко потянулся и внезапно сделал стойку на руках. С некоторым удивлением я заметила, что на этом берегу Глеб чувствовал себя более свободно. Из светлых глаз ушла постоянная настороженность. А походка сделалась более плавной. И завораживающе мягкой. Здесь он был на своей территории. Здесь он еще больше стал похож на хищника.

Глеб забросил на плечо рюкзак и махнул мне рукой, предлагая следовать за ним. Я поднялась, отряхивая песок с изрядно потрепанных брюк. Одернула фуфайку и кинулась вдогонку. Очень скоро я почувствовала, что начался подъем. Почва под ногами стала более каменистой, а деревья сменились непроходимыми зарослями кустарника. Глеб шел, не сбавляя темпа и не делая остановок, но я довольно быстро приноровилась к его шагу. Хотя подниматься в гору на протяжении нескольких часов было изматывающе тяжело. Даже для меня, привыкшей к тренировкам у стража Лероя. До заката оставалось совсем немного времени, когда мы уткнулись в высокую неприступную скалу. Удивленно посмотрела на своего проводника, тот только произнес, тихо посмеиваясь:

– Мы почти у цели, детка. Только дай мне слово, что никому не расскажешь об этой тропе.

Я удивленно посмотрела на егеря, и он продолжил:

– Мы уже почти дома, Кира! Осталось совсем чуть-чуть.

Глеб нырнул в узкую, незаметную на первый взгляд расщелину. И я поспешила за ним, боясь отстать. Неприступные скалы давили, и я невольно вспомнила свой первый переход в Цитадель. Магистр Риммус крепко держала меня за руку, но мне все равно казалось, что я снова проваливаюсь в неизвестность. Потом я узнала, что потеряла сознание уже в зале перехода крепости.

Еще десяток шагов, и я оказалась в узком каменном мешке. Где-то высоко над головой темнело незнакомое небо.

Ночь упала на Заповедник, мгновенно ослепляя. Я вздрогнула, и в то же мгновение Глеб сжал мою руку в своей. Мягко погладил ладонь подушечками пальцев, успокаивая.

Прошло несколько минут, прежде чем я осознала, что не слышу больше привычного скрежета. Что-то неразборчивое словно толкалось у границы сознания, отдаваясь легким покалыванием на коже. Но страха не было. И глухого отчаяния тоже.

– Мы уже близко, Кира, – прошептал Глеб, – стена нас здесь не достанет.

Он исчез внезапно. Вот только что стоял рядом со мной, согревая своим теплом. И вдруг я осталась одна. В кромешной темноте. В каменном мешке на краю света. Не имея возможности даже крикнуть.

Прошло несколько бесконечных минут прежде, чем я услышала еле заметный шорох. И внезапно узкий пятачок озарил яркий свет факела.

– Детка, ты еще жива? – раздался веселый голос Глеба.

Я мечтала вцепиться ногтями в его невыносимо красивое лицо. Ударить под дых так, чтобы он согнулся пополам, не в силах пошевелиться.

Я мечтала коснуться его губ своими. И спрятаться у него на груди от этого мира. От жизни. От боли. Я хотела никогда больше его не видеть. И никогда не отпускать. Память услужливо подбросила бесконечные дни одиночества в сейде. Перед встречей с ним. Проведенные в забытьи тягучие дни. И полные холода и страха нескончаемые ночи.

Я разрыдалась. Глупо и по-детски.

– Кира? Ну ты что? – кажется, Глеб действительно был растерян. – Что это? Слезы? У тебя истерика, детка?

Я плакала, размазывая по щекам слезы длинным рукавом фуфайки. И всхлипывала, пытаясь снова научиться дышать. Мужчина выругался сквозь зубы и шагнул ко мне, но я испуганно отпрянула. В неровном свете факела Глеб выглядел старше. И немного пугающе. Тени плясали на нависшей над нами скале, а далеко внизу темнела бездна. Я знала это наверняка. Ощущала, как круг камней. Заброшенный сейд на краю вселенной. Зажмурив глаза, я шагнула к мужчине, крепко обнимая его за талию. Егерский китель был влажным на ощупь. И еще колючим. От Глеба пахло табаком, дымом и чем-то сладким. Ни с чем не сравнимым, чуть приторным ароматом цветущей пустоши. Мне так казалось. Я никогда не видела цветущих полей. Но это стало неважным. Я почувствовала, как крепкая рука обнимает меня, поддерживая. И вдруг осознала, что будущее есть. Что прошлая жизнь осталась внизу, в бесконечной черной бездне.

– Мы почти дома, Кира, – прошептал Глеб. – Верь мне, пожалуйста.

Я хотела верить. Очень хотела.

Лезть в узкий лаз первой я отказалась. Несмотря на все уговоры егеря и пробивающийся сквозь узкий проход свет факела. Глеб взглянул на меня исподлобья. Я упрямо задрала подбородок. На смену охватившей меня истерики пришла легкая апатия. Но к тому, что придется ночевать в пещере, я не была готова.

– Ну же, детка! Там тепло! – подбадривал меня Глеб. – И немного сыро. Зато мы сможем отдохнуть. Спуститься в долину можно только после рассвета.

Я хотела задать ему тысячу вопросов. И он знал об этом, конечно же. Впрочем, он был готов узнать и мою тайну тоже. К счастью, мне было немного проще ее сохранить.