Страница 96 из 104
— Спасибо за этот прекрасный год с тобой, — улыбнулся Пьер на прощание.
Корабль тронулся молча. Шумные чайки, обычно кричащие над суднами, почти что не летали, в порту случайные люди перебрасывались лишь парой слов. Молча и уныло проходило прощание двух любящих сердец.
— Ты дурак! — стукнул Пьера по спине Экене, когда “Лахесис” скрылась с горизонта.
— А я считаю, что Пьер правильно поступил, — заступилась за нового родственника Токи. — Если чувствуешь, что надо расстаться, то нечего мучать себя и Софи.
На её слова Пьер ничего не ответил. Молча и тихо он оставил молодожёнов, Экене с Токи и не заметили, что Пьер покинул их. Он шёл в местную церквушку. Церковь Нолошо не блистала величием и красотой соборов, в которых бывал Пьер. Но он не замечал разницы. Пьер присел на скамейку в уголок и так маленькой церквушки, скрестил пальцы и погрузился в себя. Кроме него в церкви не было ни души, с незакрытого окна дул аромат свежих цветов.
— Спасибо Тебе за всё, — сказал Пьер несколько слов.
Пьер не уходил. Но он не просил помощи. Пьер перечислял всё то, за что благодарил небеса.
***
Раньше морской болезни у Софи не было, она проявилась лишь сейчас. Софи почти не выходила из своей каюты, лежа на койке и прикрыв голову подушкой. Перед глазами на соседней стене висел мерзкий календарь. Каждый день Софи отрывала лист, взирая на всё новые и новые цифры. Листиков оставалось совсем ничего, не за горами был новый 1831 год. А “Лахесис” всё плыла и плыла…
Софи похудела, под глазами появились тёмные от бессонных ночей круги — всё это было последствием бесконечных дум о Пьере, гаданий о том, что она сделала не так. Софи постоянно спрашивала у команды судна, когда же они приплывут-то? Но “Лахесис” не прошла и половины пути. Как же медленно ползли дни!
— Да вы скисли совсем! — порой восклицали моряки. — Мадемуазель, что вы чахнете зря по Уэйту Бар… то есть Пьеру Лоре? Найдёте себе другого жениха, у которого не будет чертей в голове. А с ним вы всё равно не увидите тихой жизни, месье Лоре не может стоять на месте.
— А я и не хочу тишину и застоя, — ответила как-то Софи.
Но как быть, как дальше жить, она не имела понятия. Софи не думала о своём будущем, она копалась в прошлом, рассматривая словно ювелир под увеличительным стеклом каждый свой шаг и слово. Но вокруг она видела лишь ревность Пьера к её любовнику Жерару, который и любовником не был, и не строил даже в мыслях планов о ней. Постепенно Софи стала забывать Жерара, на ум приходили другие мысли. Как прыщавая маленькая девчонка, которую отверг юнец-мальчишка, Софи изучала каждое утро себя в зеркало, ища недостатки в своём лице, фигуре. Она видела растрёпанную кикимору с проваленными щеками, но понимала, что дело не во внешности. Раньше такой она не была.
Необъяснимое и страшное для Софи чувство обиды подкатывалось к горлу.
— Что я тебе сделала не так, козёл? — однажды выкрикнула она.
На двадцать второй день плавания Софи выбрасывала Пьера из мыслей, хотя он так и норовил туда залезть, чтобы его невидимый образ снова мучил её. Софи начала рассуждать о будущем. “Сперва в Марселе надо будет навестить его отца, — прикидывала она, закрыв лицо руками. — Сказать, что Пьер задержится на неопределённый срок. Что потом? Навестить бабушку и родителей в Лионе, потом в Париж…”
Голос сомнений появился в Софи.
“А зачем мне в Париж? Что меня там держит? Работать в больнице я и в Лионе смогу. Зачем мне возвращаться туда? Меня больше никто не держит”.
“Как так всё случилось?” — снова заиграл безжалостный ураган в душе.
Жена и сын, революция, друг детства, расправа над ним, его оскорбления… Жерар. Софи пыталась разобраться во всей своей жизни, чтобы понять Пьера. Жерар только повод, причина их разлада кроется глубже, понимала она. Ревность? От неё не осталось ни следа с последнего разговора. “Что не так со мной? Что не так с этим чёртом Пьером? — со злостью вспыхнула Софи. — Из-за своей руки что ли бросил меня? Да мне плевать есть у него руки или ноги, лишь бы голова на плечах оставалась, в чём начинаю сомневаться!”.
— Как он мне надоел! — закричала Софи в пустой и тёмной каюте. — Надоел, понял ты меня?! Если бы я не поехала на этот бал! И вообще в Марсель! — взвизгнула Софи. — Жила бы себе спокойно и не знала никакого Пьера Лоре. Угораздило послушаться Изабелль!
И вдруг Софи дёрнулась. Она посмела обвинить в своей беде другого человека! “Что за мысли у меня? При чём тут кузина или кто-то другой? Есть только я и Пьера!”
Всё для Софи стало проясняться. Казалось, она пробуждается от какого-то страшного сна, который носил её имя. Нет Жерара, нет его жены, в их ссорах виноваты лишь они двое. На неё смотрел перед отправлением “Лахесис” Пьер, с ней хотел он построить будущее и с ней он его разрушил последним разговором.
“Разговор, — задумалась Софи. — Был ли он вообще?”
Разговор — беседа двух и более человек. Но тогда говорил Пьер, она плакала и мямлила. И так все дни после июльских событий. Софи ясно видела вдалеке себя — скрученная, несчастная, забитая, с невысыхающими от слёз глазами. Да, тогда она следила за собой, но разве Пьеру нужна была внешность? Мямлящую женщину видел перед собой Пьер, женщину с постоянными оправданиями. А до революции упрямицу, которая то и дело бегала от него к родственникам или к другу. Это был всего лишь друг, но стало ли лучше Пьеру, когда он узнал правду? Первый в жизни скандал решался обидами и слезами… слезами, постоянными слезами, беготнёй с жалобами к родственникам и подругам.
Последний так называемый разговор, Софи не помнила, что она объясняла Пьеру. Она сначала слушала его обвинения, а потом слушала утешения заботливого Экене.
“Находила в себе смелость говорить с солдатами, бунтовщиками, с вооружёнными каби, а тут? Я жалкий трус”, — нахмурилась Софи.
Корабль вдруг зашатало. Все думы быстро испарились, морская болезнь вернулась. Софи выбежала на палубу.
— Что случилось? — спросила она у матроса.
— Нам навстречу корабль другой идёт, сбавили ход, чтобы не стукнуться.
Софи припала к борту, грустно смотря на воду и корабль.
— Британский флаг, — сказала нехотя она, когда ей дали подзорную трубу.
Матрос взял у неё трубу.
— Да я знаю этот корабль! “Голубь”. Он в Нолошо плывёт!
Нолошо! Софи вскочила. Нет, не может быть! Первый встречный корабль и… Нолошо? Там, где Пьер?
Круговорот мыслей заплясал в голове. Цветные картинки замелькали перед глазами. Бал, рука, посиделки у костра, ссоры, суд, расставание. Всё перемешалось, в сознании царил лишь перевёрнутый неподдающийся порядку хаос из воспоминаний и больше нечего.
— Остановитесь! — закричала Софи. — Скажите им, чтобы остановились! Мне нужно на тот корабль!
— Не положено нам пассажиров пересаживать с корабля на корабль, как из повозки с лошадью, — буркнул матрос.
— Мне очень нужно! — взмолилась Софи.
Команда “Лахесис” оставалась глуха к её мольбам.
“Сейчас или никогда”, — дошло до Софи.
Она осмотрела корабль, выискивая место на палубе, где не толпились матросы, ловко залезла на борт, отмахнулась от рук матросов, которые тут же подскочили за ней, и спрыгнула вниз.
Ещё не раздались звуки шлепка об воду, как тело пронзила боль, которую Софи не испытывала никогда. Солёная вода поглотила её с головой. Софи поплыла вверх, к свету, к воздуху, не обращая внимания на холод, на скрутившееся болью тело, на голову, которая трещала как после удара молотком. Она вынырнула и направилась к английскому кораблю. Тяжёлая морская вода билась об лицо, жгла глаза, забивалась в рот — волны сегодня разыгрались на славу. Но Софи плыла к кораблю. На “Лахесис” крутились и бегали матросы, готовя спасательный круг, шлюпку и бросая якорь. Спасательный круг шлёпнулся прямо возле глаз Софи, но она откинула его прочь, ей не нужна была помощь. Помощь, мешающая её счастью.
С “Голубя” раздался английский голос:
— Человек за бортом!
***