Страница 95 из 104
— Это духи подарили нам его! — воскликнул Баако. — Несколько лет они через балбеса Экене наказывали нас за грехи той войны, а потом Экене оказался самым большим подарком небес.
— Мне тебе в лоб двинуть за наказание небес или поблагодарить за тёплые слова? — посмеялся Экене.
Через семь дней, когда Экене полегчало, у него с Токи состоялась свадьба. Она была не менее яркой и торжественной, чем церемония посвящения. Но Экене и Токи, как только закрепили перед духами свои души, сердца и тела, ушли со своей же свадьбы. В деревне веселье было в самом разгаре, но пусть этим занимаются соплеменники, Экене и Токи хотели тишину. Много шума было в последнее время у них. Молодожёны и двое их друзей Пьер и Софи стояли на поляне за деревней и наблюдали за пляшущими тинуваку.
— Как всё у тебя, брат, быстро, — подметил Пьер.
— Если не ты, то этой свадьбы не было никогда. Спасибо, Пьер, — Экене вздохнул, не скрывая чувства вины, — ради нашего с Токи счастья тебе пришлось стать калекой, лишиться руки.
— Какой руки? А, ты про эту! — оторвался от танца тинуваку Пьер. — Я даже рад, что её нет. Вместе с рукой я избавился от шрама, полученного на революции. Шрама, который день и ночь мне говорил: “Пьер, твоя жизнь заключается в постоянных метаниях туда-сюда, поиске своего места в мире и счастья. Прозябания дней в иллюзиях”.
Пьер потрогал рукав рубашки, где ничего не было, и усмехнулся. Прошёл месяц, но он не замечал отсутствия руки. Нет, не из-за фантома конечности. Просто у Пьера были руки, готовые поддержать его и помочь встать на ноги: Экене и Токи, Коу и Софи, мечта отправиться в путешествие по миру и недавно поставленная цель — вернуть старое имя.
Ему приходилось нелегко. Он заново учился писать, одеваться, ест, учился мыться, как учатся маленькие дети, освободившиеся от заботливых материнских рук. Но для Пьера потеря части тела была временной трудностью, преградой, с которой со временем надо научиться жить. “У меня были гораздо большие потери”, — говорил он.
— Ребята, — сказал с прискорбием Пьер, — были времена, когда я верил, что счастья нет. Счастье — всего лишь миф потому, что счастье заключается в покое. А в жизни лишь только на несколько мгновений может возникнуть столь желанный покой, когда мы осуществим нашу мечту, а дальше снова суета, снова поиск новой цели в жизни. Опять поиск нового счастья.
Он оглядел своих близких, их улыбки, как вино опьяняли Пьера, за их спинами на солнце сверкала зелёная сочная трава, недалеко виднелся лес, в котором трещали, кричали на все лада разноцветные птицы, мелкие зверки, крупные хищники. А краски… даже серые блеклые камни сияли в лучах рассыпного солнца.
— Нет, — заговорил Пьер с воодушевлением. — Нет, счастье существует. И оно заключается не в покое. Покой невозможен. Покой — смерть, забвение. Жизнь — движение. Наше счастье в самой жизни, в каждом её моменте, каждом миге, будь оно радостное или печальное. Нет на свете большей благодати, чем возможности жить. И самое главное — уметь наслаждаться этой жизнью, уметь быть счастливым не в определённом месте в определённых условиях, а находить счастье во всём, что тебе окружает: в друзьях и врагах, в красивом и безобразном, в великом и незначительном.
Пьер встал лицом перед Токи, Экене, Софи и объявил:
— Перед вами я торжественно клянусь соблюдать всю жизнь три закона! Первый: если меня что-то будет не устраивать, что-то мешать, то не жаловаться, а стараться это изменить. Второй: смотреть на жизнь через свет, а не тьму. Третий: благодарить жизнь за хорошие дни и благодарить жизнь за плохие дни; беды нам никогда не даются нам просто-то так, мы извлекаем из них свои ошибки, становимся мудрее.
Пьер посмотрел в сторону племени. Тинуваку веселились, вместе с ними бегали ручные кошки, собаки, кто-то шуршал в траве, Риго, отправившийся от смерти друга, мурлыкал на коленях Филиппа.
— Человек должен уметь жить, а не существовать, — сказал Пьер. — Только человеку из всех тварей небесных дано прекрасное свойство: умение радоваться жизни, а не жить только ради своих инстинктов по воле этих же инстинктов. Там, на революции, в погоне за великим, ослеплённый чужой страстью и яростью, я задался вопросом: “Выбирай, что ты хочешь? Существовать хуже, чем зверь, ведь зверь по своей мере счастлив, или жить, как человек?” Я выбрал второе.
Тёплая рука взяла его рука. Софи нежно улыбнулась и кивнула головой. Пьер погладил её пальцы и отпустил. Нельзя заставлять людей плакать на свадьбе. Время для разговора будет чуть позже.
***
Прошла всего неделя. Экене с головой ушёл в дела племени, в его новую с Токи семью. Пьеру это было на руку, никто хоть не помешает ему построить свою жизнь. Софи не предчувствовала беды, за этот месяц Пьер стал прежним — милым и общительным с ней другом. Решение Пьера заставило её врасплох, когда они гуляли за деревней вдвоём.
— Софи, нам надо расстаться, — холодно и резко прозвучал голос Пьера.
Софи хмуро подняла глаза на него. “Эта шутка! Мне просто послышалось из-за сильного ветра! ” — подумала она, это было так не похоже на поведение Пьера, который кричал, выдумывал глупости, но никогда не переходил к делу. И тут же содрогнулась, вернувшись в реальность. На глаза навернулись непрошеные слёзы.
— П-почему? — вырвалось у неё и Софи сразу же нашла ответ на свой вопрос, едва задала его. Ревность к Жерару.
— Жерар показал, что мы не сможет быть вместе, — подтвердил Пьер её мысли, но на ревнивого Отелло он не смахивал — У нас не может получиться будущее.
— Пьер…
Софи пыталась взять себя в руки, казаться сильной, но слёзы предательски выдавали её. Она могла только смотреть на Пьера и изучать его, пытаясь понять любимого. В манерах, в голосе, в походке Пьера не было ни капли жалости, намёка на розыгрыш; жестокая правда поселилилась на лице Пьера.
— Когда ж ты забудешь про Жерара? Я люблю тебя, а не его! Разве не видно?! — прокричала Софи.
— Я вижу, ты любишь меня, — вздохнул Пьер. — Но так… не сильно.
Щёки Софи вспыхнули от гнева.
— Что ты несёшь? Я весь Париж обошла, когда ты по баррикадам ползал! Я ночами не спала, за тобой смотрела после ампутации, кормила с ложки и мыла тебя первые дни! У тебя есть весы, в которых измеряется любовь? Скажи, в чём она измеряется! В дюймах, литрах, градусах?
Софи потемнела на глазах, вся задрожала.
— Ты меня разлюбил? — невнятно пробормотала она.
Пьер покачал головой. Его голос опустился вниз, потускнел.
— Нет, я тебя люблю. Но я не уверен в завтрашнем дне с тобой. Мы, конечно, можем снова вернуться в квартиру твоего отца, снова гулять по паркам и лесам… цветочки, поцелуйчики, обнимашки… мне это надоело. Я хочу большего. А у тебя… Вчера Жерар, завтра Эдгар. А я так, запасной вариант, — Пьер прищурил глаза. — В 1816 году развод запретили, мы оба повесим себе хомут на шею.
Пьер замолчал. Он не хотел молчать, боялся, что Софи переговорит и, возможно, отговорит его. Однако она стояла замертво, не в силах открыть рот.
— Ты отправишься домой завтра, — сказал Пьер. — Поплывёшь на “Лахесис”. Я отправлюсь домой через месяц-другой, хочу пожить немного в Тинуваку. Я поеду на другом корабле, потому что доверяю тебя лишь людям на “Лахесис” и больше никому.
Они молчали. Софи не выходила из оцепенения. Пьер отвёл потрясённую девушку домой к Экене, бегло всё объяснил, и, чтобы брат не напал на него с упрёками, поспешил в Нолошо собирать вещи Софи.
Софи не приехала в дом Пьера ночевать. Всю ночь она стояла возле хижины Экене, не в силах переступить порог, и не отрываясь от тёмного неба смотрела на безжизненный полумесяц, чей свет тускло окутал землю. Несколько раз Экене и Токи заботливо отводили Софи домой и предлагали выспаться, но спустя время Софи выходила на улицу и продолжала пристально смотреть вдаль, не видя вокруг ничего. Софи поняла, что такое быть “не мертвой и не живой”.
В порт она приехала утром вместе с Экене и Токи. Молча она взяла свои чемоданы, отказавшись от помощи Пьера и Экене, и села на корабль.