Страница 68 из 104
— Удачи. Спасибо и за то, что дала мне свободу. Будь осторожна во всём и всегда. Не теряй голову — это заповедь, по которой я живу, — сказал Дэвид.
Он взглянул на календарь над головой Изабелль. Висела вчерашняя дата. Дэвид оторвал старый лист и взглянул на свежий. 26 июля 1830 год. “Ничего нового, абсолютно ничего интересного не происходит. Хорошо, что переезжаю” — подумал Благородный бабник.
========== Интерлюдия ==========
Комментарий к Интерлюдия
Новая арка имеет отличный формат от других арок. Она состоит из трёх глав, одна из которых разделена на шесть самостоятельных частей, по числу участвующих персонажей. По сравнению с прошлыми главами нынешние малы, некоторые даже слишком коротенькие)
26 июля. Три часа дня
Изнуряющая жара поглотила Париж. Давно не было дождя. Июльское солнце пекло всё жарче и жарче. Воздух накалился, даже дышать невозможно стало. Улицы города были полны разгорячённых людей. Но распалил их сердца не летний зной. В руках тех, кто мог читать, была утренняя газета с ордонансами.
В одном из кварталов трое молодых людей погрузились в эту газету. Их лица были ошеломлены и разгневаны.
— Чёрт его побери! — выругался белокурый юноша, который держал ордонансы. — Возвращаемся мы к абсолютной монархии? Места в нижней палате только верхушка аристократов вроде моего папаши иметь будет? За что мы тогда в 1789 году боролись?
— В 1789 тебя и нас в помине не было, и никто о нас ещё не задумывался, — раздался смешок его друга, юноши с короткой стрижкой и недавно вставленной в ухо на спор серьгой.
Из рук друга вырвал газету бородатый парень. Он был взбешён не меньше приятеля.
— Мы с этим смириться должны? Я не собираюсь смиряться и возвращаться к прежней монархии!
Юноши были взбешены, лица налились кровью. Только их друг оставался спокойным.
— Какие вы сейчас забавные.
— Ты понимаешь, что у тебя забрали последние политические права?
— Вообще-то их и раньше не было. Я мог избирать или быть избранным в палату? Тебя это также касается, Уэйт, — надавил он на последнее слово.
Приятель этих двоих разорвал в клочья газету и закричал:
— Долой монархию! Не бывать произволу! Должна воцариться республика!
Его крик был настолько громким, что его услышали в таверне на соседней улице. На террасе сидели молодые люди, студенты и взрослые мужчины в одежде рабочих. Они поманили юношу пальцем.
— Что скажешь про ордонансы?
— Это ужас! — воскликнул парень. — Я не собираюсь сидеть сложа руки. Ребята, мы должны что-то предпринять. Вместе мы — сила!
На мгновение воцарилась тишина, и затем толпа разразилась яростными призывами:
— Долой Бурбонов! Долой монархию! Да здравствует Хартия! Республика!
Молодой парень кричал громче всех.
На другой стороне дороги его друг смеялся.
— Как собирается Ричи республику установить? Неужто возьмёт в руки оружие и с оружием на правительство пойдёт?
— А другого пути нет. Придётся взять оружие, если миром решить нельзя. Мы с Ричи решили, что борьба наша стихия. Я ушёл из общества моих родителей, но я не собираюсь жить под его властью.
И парень перешёл дорогу, присоединившись к другу.
***
27 июля. Девять часов утра
Пьер крепко выспался этой ночью. Сон — хороший друг, с ним нельзя портить отношения, особенно перед важными событиями; он плотно пообедал. На днях в гости к сыну из Марселя приехал отец. Шарль вот уже больше полугода не был в плаваньях, он окончательно забросил мореходство и торговлю, передав корабль и дела в руки верных людей, и занимался исключительно адвокатской деятельностью.
— Что-то ты молчалив, сын. Однако по тебе не видно, что у тебя беда опять случилась, — заметил он суровость Пьера.
— Всё хорошо, отец, — улыбнулся Пьер.
— Нет, я вижу, что-то не так. Я тебя как книгу научился читать. Жерар объявился?
— Я про него и забыл, — отмахнулся Пьер.
Последний раз он видел Жерара в тот день, когда он вывел на чистую воду малыша Луи и его отца Омбредье. Софи первое время пыталась встретиться с другом, но у Жерара в те дни резко появлялись то служебные, то личные дела. Так и прекратилось общение двух друзей. Пьер в душе радовался этому, но ему было жалко Софи. Она сильно переживала разлуку с другом детства.
— Про Экене думаешь?
Пьер вздрогнул. Шарль затронул больную тему.
— Пока ты не напомнил, то не думал. Отец, что стряслось с Экене? Почему от него нет до сих пор вестей?
Шарль не знал, что ответить. Он сам не понимал, что случилось с Экене. Последнее письмо Пьер получил из рук Шарля, когда тот вернулся из Тинуваку во Францию. На этом связь прекратилась. С каждым кораблём из Нолошо раньше от Экене приходила груда писем, а когда уплывала “Лахесис”, то он отправлял с Шарлем всевозможные посылки Пьеру, Пьер в ответ посылал брату письма и гостинцы его семье. Но вот уже девять месяцев Экене молчал. Пьер пытался связаться со знакомыми из Нолошо, но и от них не было ответа.
— Если я выживу, то этим августом поеду к брату. Не могу больше ждать, — заявил он.
Шарль покосился на сына.
— Выживешь? Что ты задумал?
Пьер улыбнулся.
— Сегодня я с друзьями и единомышленниками иду на мятеж против правительства.
Пьер вытащил из дальнего угла шкафа хорошо спрятанный револьвер и засунул под ремень брюк.
— Отец, не переживай, оружие мне нужно для защиты. Но надеюсь, оно не понадобится.
Шарль был потрясён. Он слышал недовольства рабочих и студентов, призывы к революции. Но он не мог предположить, что его сын примкнёт к ним. Он загородил дверь.
— Пьер, ты что творишь? Какой мятеж? Ты думаешь, что изменишь государство? Вспомни, что стало с Марани, когда ты решился отомстить гаапи.
Пьер опустил голову. Воспоминания ударили в сердце.
— Марани…прости…. — прошептал Пьер и ответил твёрдым голосом Шарлю. — Отец, я не ребёнок. Я трезво мыслю, я не собираюсь бежать напролом, сломя голову. И я буду не один, со мной армия единомышленников.
— Пьер, зачем тебе эти революции, мятежи?! Что ты хочешь себе доказать?
— Я доказал себе уже всё. Теперь я иду ради будущего своей страны и своих будущих детей. Дед, Ноуза, Тейю, ты, отец — вы все учили меня не сдаваться и бороться за свои принципы и друзей. Я не могу отступить.
Пьер обнял Шарля и попрощался с ним.
— Спасибо за всё. Ты для меня стал настоящим и родным отцом. Я бы хотел попрощаться и со своими родителями, но времени нет. Если я не вернусь, то оповести их об этом.
В комнату вошла Софи. Она только что вернулась из хлебной лавки. Вид Пьера застал её в сомнениях.
— Прощай, Софи. Молись, чтобы я вернулся. Отец тебе всё объяснит, — наспех поцеловал он любимую.
Проверив, лежит ли револьвер за пазухой, Пьер скрылся в лабиринте улиц и домов.
***
Хорошо иметь собственного коня. Ричард был уже в городе. Он часто оборачивался назад, вспоминая лицо Жанны и Жака, но решения он не менял. Он будет сражаться за Республику, за справедливость. Ричард заскочил домой только на ночь, чтобы попрощаться с женой и сыном и взять револьвер. Жанна не стояла стеной, преграждая путь мужа, не отговаривала его от борьбы, как делали другие жёны односельчан. Жанна была на стороне Ричарда.
Она только поцеловала мужа в щёку и сказала:
— Береги себя. Я верю, ты вернёшься.
На руках она держала маленького Жака, который игрался с волосами мамы и совсем не обращал внимания на покидавшего его отца. Мальчик ничего не подозревал о надвигающем мятеже, а его мама была спокойна за мужа.
— Я вернусь, — проговорил Ричард и покинул дом.
По дороге молодой человек вспомнил, что забыл навестить отца, мать и младшего брата Огюстена, к которым хотел заехать ещё вчера. Родители совсем вылетели из головы с этими ордонансами. А сейчас было поздно скакать к ним, Ричарда ждал Пьер и супруги Лаванье.
“Они ещё увидят меня”, — успокоил себя он и недовольно сморщился.