Страница 100 из 104
Как-то раз Экене свёл дочку в театр. Восхищению Нады не было предела! Изящные, плавные либо грубые и резкие движения актёра, волшебная музыка, льющая сверху, чудная жизнь на сцене — перед девочкой открылся новый мир. Каждый день потом Нада просилась в театр, у Экене не было столько денег, чтобы постоянно вводить покупать дочери билеты, и Нада решила схитрить. Она стала убегать из дома и тайно пробираться за кулисы. На первой попытке её поймали и не дали войти в театр, на второй Наде удалось посмотреть на актёров, а в третий заметили и… предложили третьестепенную роль дерева.
В тот день девочка поняла, где её призвание, и дала слово, что она не остановится на дереве. К пятнадцати годам она получше своего отца знала грамматику и прочие науки. Эта поездка для Нады была решающая — она должна определить, есть ли в Наде способности актрисы или нет. Если есть, то она останется жить в Париже у дяди Пьера.
— Что твориться? — воскликнул дядя Пьер, когда вошёл домой и представил уже привычную картину: сидящего на кресле-качалке отца с книгой и спящих в кроватках сыновей. Но ожидания его были грубо подорваны.
Мальчишки с дедом играли в мяч. Прямо в доме, возле окон, посуды, цветов и картин.
— Вы с ума посходили? — закричал он и повалился на кресло Шарля от смеха.
— А что ты так смотришь на меня сурово? — улыбнулся Шарль. — Я пообещал, что позабочусь о детях и дам вам поговорить. Своё обещание я выполнил! О, Экене, Токи! А вы здесь какими путями?
Эдгар и Пип мрачно и любопытно взирали на незваных необычных и гостей, с которыми радушно здоровался их дед.
— Ох, Филипп, как ты вырос! — подбежала к мальчику Токи. — Тогда только сидеть учился, а какой сейчас крепыш. Жених! Решила, забираю тебя к себе, — Токи подняла Пипа на руки, подбросила верх и косо поглядела на Экене. — Всё, муж, ты мне больше не нужен.
Пип важно отмахнулся от тётиных нежностей — взрослый он уже для поцелуйчиков. Эдгар из угла робко наблюдал за счастливыми приветствиями и нерешительно думал: выходить ему или нет. Экене и его дети Пьеру-то не родные родственники, а с ним и подавно чужие люди.
— А ты что прячешься? — над ухом раздался грубый бас.
Грозный и пугающий чёрный парень сел на корточки и перед мальчиком и всё равно казался выше и больше его. Эдгар тихо попятился назад, но Акам ласково улыбнулся ему:
— Будет знакомы, братец, меня Акам зовут.
Сон ни к кому не шёл. Разобрать вещи, приготовить место в доме неожиданным гостям, наболтаться за три года разлуки — всё было запланировано на одну ночь. А тем для разговора было предостаточно: предаться воспоминаниям о прошлом, “посплетничать” по-доброму о “Лахесис”, поспрашивать о настоящей жизни. Письма письмами, но в душевном разговоре всё звучит по-другому. Экене интересовался делами Пьера, Пьер тому, как поживает Экене, его сёстры, тинуваку. Девять лет прошло, как Экене отказался от поста вождя. Тинуваку и гаапи стали друзьями и почти единым целым, нотцаи не убивали «проклятых” детей, а отдавали в Тинуваку либо в Нолошо. Новым вождём стал Коу, который звался теперь Нилумпой — “рассудительный”. С Мики, Эми и Инатой было всё хорошо — они стали прекрасными жёнами, матерями и помощницами брата в управлениях племени. Хлопот у Нилумпы хватало за глаза, даже побольше, чем у его предшественника Экене. В 1842 году, когда старший брат свалил в Париж, французы начали активное освоение Берега Слоновой Кости. Город Нолошо, примыкающие под его защиту племена и их жизнь осталась незатронутой. Но некоторым не повезло. У соседей гаапи, сайгельцев, разгорелась война — что-то не поделили между собой. В итоге всё племя оказалось проданным в рабство. Взрывная волна, последовавшая от сайгельцев, а также их новая судьба в неволе, могла бы затронуть и гаапи. Но дружба с тинуваку спасла племя Гаапи.
— Вовремя ты отдал вождя Нилутпе, — подметил Пьер за чашкой чая, когда, как всем казалось, дети наконец-то уложены спать и они, взрослые, одни в комнате. — А то бы и ко мне приехать не смог бы.
— Смог-смог. Навещал же тебя раньше, — возразил Экене и захохотал. — Захотелось просто побездельничать на старости лет, — голос Экене стал серьёзнее. — На самом же деле свою мечту я выполнил — помирил тинуваку и гаапи, хочется пожить вдали от важных дел. Нужна будет моя помощь — всегда окажусь рядом возле Нилутпы. А пока я любящий муж, отец, брат и внезапный путешественник.
— Про внезапного ты верно подметил! — воскликнул Пьер.
Тут в комнату зашла Нада. Она смутилась, ведь должна же была спать, как приказали мама с папой. Но волнение мешало ей заснуть. Слишком долго она ждала.
— Извините, пожалуйста, что перебиваю вас. Хочу лишь спросить, когда мы поедем в театр?
Пьер взял Наду за руку и торжественно провозгласил:
— Скоро! Скоро, Нада, ты будешь на сцене!
========== Эпилог. Часть 2 ==========
Тёплым майским солнцем Париж приветствовал своих гостей и жителей. Жизнь в большом городе кипела, ведь только-только наступил полдень. Пока день не вошёл в полную силу, Пьер вместе с Катрин решился прогуляться до Дениса Лаванье по одному важному делу. Друг детства жил в соседнем квартале Пьера. Жилище Дениса было таким же, как и у Пьера: частным двухэтажным домом, где могла жить большая семья. Напротив, через дорогу, располагалось красивое здание, на котором висела табличка:
“Обувной магазин Лаванье”
Раньше первый и второй этаж занимали разные люди, но Лаванье выкупил у первых и у вторых квартиры и превратил скромные на вид комнаты в хорошо обустроенный дом. Его примеру последовал потом и Пьер, глядя на друга. Дома приятелей находились в спокойной от бандитов и просторным для жизни районе, они не примыкали к соседним домам, что лишний раз спасало от шума. Хотя топот, визг и крики чаще всего царили у Лоре и Лаванье, нежели у соседей.
— Вы не спите? — постучался Пьер к другу.
— Двадцатый сон вижу! — “открыл” ему дверь голос Дениса.
Соня сидел в прихожей на диване и рубился на деньги в карты. Его соперницей по игре была одиннадцатилетняя черноволосая кучерявая девочка.
— Вот так, папа, я выиграла у тебя франк! — засмеялась она, когда Пьер и Катрин вошли в дом.
— Это всё из-за тебя! Ты меня отвлёк! — буркнул на друга незадачливый игрок.
— Рад стараться. Молодец, Марион, — усмехнулся Пьер и пожал девчушке руку.
И только после Марион Пьер поздоровался с Денисом. Лаванье, как всегда, умел удивлять друзей и знакомых последним выпуском своей моды — его правую ноздрю украшало большое кольцо, позаимствованное у племени Тинуваку. Пьер привык к незатейливым украшениям соплеменников, но при виде Дениса рука у него так и чесалась дёрнуть друга за это кольцо. В остальном же Денис соответствовал месту и времени, в котором он жил — опрятная выглаженная женой рубашка, не застёгнутый пиджачок и галантные штаны. Приятный образ мужчины, если бы не кольцо и не голова — волосы у Лаванье были взлохмачены так, будто бы в голове покопалась стая голодных кошек. “Денис всегда в этом плане остаётся Денисом”, — замечал Пьер.
— Всю партию испортил! — дал другу дружественный пинок Денис.
— Ай-яй-яй, Денис, как тебе не стыдно дочь к распущенности приучать? — театрально покрутил головой Пьер. — Что скажет мать ребёнка, когда об этом узнает?
— Мать ребёнка такую игру покажет, что попляшете! — раздался в двери сердитый женский голос.
— Вот и ты, дорогая! — подскочил с дивана Дениса и аж засиял. — Отыграйся за меня! Анна, представляешь, Марион мне нос утёрла! Верни мне мой законный франк!
Анна с удивлением грянула на девочку и улыбнулась:
— Я жутко не одобряю азартные игры, но папу обыгрывать можно.
За двадцать лет Аннетт де Ландро-Лаванье слегка пополнела, немножко уменьшилась в росте. Но она не потеряла статности и благородной походки. Голову Анны украшала большая красиво-поднятая вверх копна волос, которую украшала заколка и диадема. Платье её не слишком бросалось в глаза — простое серое одеяние с красивым узором, но Анна украшала любая вещь.