Девственник

его нервов”.

И вот, однажды, отправившись в магазин, чтобы закупиться хоть какими-

нибудь продуктами, я случайно встретил доктора Раена. К сожалению, он тоже

сразу меня заметил, поэтому сворачивать смысла не было. Я принял решение

пройти мимо, погружённый в изучение витрин, как ни в чём ни бывало. Вдруг он

подумает, что обознался или не станет заводить разговор. Он же не должен

ничего знать о моей жизни после больницы.

– Привет, Фрайм. Как ты? – чёрт, всё-таки узнал

– Здравствуйте, мистер Раен. Ой, Флим, – сохраняя скорость шага я

понадеялся пройти дальше.

– Сынок, остановись на секунду. – мне пришлось остановиться, но я

продолжал сохранять холодный, безучастный вид. – Помнишь наш разговор об

опекунстве в больнице? Я дал тебе возможность самому найти родственников

или определить свою будущую жизнь с опекунами. Ты разобрался с этим?

– Аааа… Конечно! Конечно разобрался. Спасибо, что интересуетесь – я

поспешил окончить разгвор и уйти.

– Постой, Фрайм. Твоя тётя Лика очень переживала за тебя и после общения

с ней на счёт сме… – тут врач запнулся и задумчиво отвёл глаза вдоль пола, чтобы подобрать необходимое слово, на замену слову “смерть”. Как будто меня

это волнует. – В общем, после похорон я ещё раз связался с твоей тётей, сообщив

ей о твоём образе жизни. Сынок, несмотря на то что ты “скрываешься” все всё

знают о тебе. Я взял на себя ответственность пригласить Лику и её семью в наш

город в качестве твоих опекунов. Надеюсь ты не против. При последнем нашем

разговоре она уже оформляла последние документы для переезда сюда. Как я

понял, сейчас они живут в Японии.

Я застыл на месте и, кажется, забыл, как дышать от этой новости. Выслушав

пламенную речь доктора, даже не попрощавшись, я направился в сторону дома.

Какое мерзкое чувство – опять кто-то всё решил за меня: какую ответственность

мне дать, чего я достоин, что мне делать, какое окружение мне подходит и как

мне жить. Будто я сам ни на что не способен.

Раз такое дело, я решил лично созвониться с тётей. Выяснилось, что по

документам опекунства они были уже на месте. Тогда всё сошлось. Я понял, почему агентство проявляли активность только первые 2 недели после смерти –

всё уже решилось, пока я скрывался. Агентство по опеки собирались нас

навестить и всё проверить, но была огромная очередь и конец года. Тётя Лика и

её семья должны были приехать на праздниках, однако, их приезд всё

оттягивался. Вот уже и новогодние каникулы подходили к концу, а их всё не

было. Процесс затягивался из-за документов моей сестры, мол, дочь тёти не

прошла комиссию и из-за этого в аэропорту их не пустили. Я тогда понял, что и

они меня бросили.

5 Глава

Встреча

Тот самый, мать его, день.

Я поехал забирать Роджера. Он, как и прежде, молчал. В такси мы лишь пару

раз обменялись с ним взглядами.

– Роджер, скоро мы уже будем дома. Ты только не пугайся – этот месяц я, бывало, часто не ночевал там, так что, возможно, где-то будет беспорядок. Но, теперь, я думаю, всё наладиться, мы всё исправим, организуем и со всем точно

справимся. Всё будет круто, старик.

Разумеется, сам я так не думал. Несколько раз за прошлый месяц у меня

были истерики, срывы, всплески неконтролируемых эмоций, можно называть

это по-разному. Если будет угодно, даже – шизофрения. Главное, что в те

моменты я творил много всякого и не всегда осознавал, что делаю. Когда меня

отпускало, я, чаще всего был либо уже не дома, либо просыпался в своей кровати, как ни в чём не бывало, а потом с ужасом наблюдал последствия своих деяний.

Естественно, в этот период, когда это было просто необходимо, я и думать забыл

о проблеме поиска опекунов. Всё это сидело во мне и грызло изнутри, но трезво

об этом размышлять я никак не мог. Меня било по лицу собственная

беспомощность и некчёмность. Последний раз, когда я был дома, в глаза, первым

делом бросились разбитые вазы и посуда на полу, переломленный пополам

журнальный стол из дерева и много перьев. Перья были везде: в комнате, на

кухне, в ванной и даже во дворе.

Как – то мой учитель сказал, что лучше выпускать злость, чем копить её

внутри. Ну и в один из таких дней, когда злость и ярость внутри сдерживать уже

было невмоготу, я схватил, лежавший на столе большой кухонный нож, замахнулся и ударил, слава богам, не себя, а подушку. Я бил по ней, пока комната

не наполнилась перьями, в такой зловещей и жуткой тишине, что слышно было

только моё дикое дыхание и звук разрывающийся ткани. Я брал подушки одну

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «