Осколки прошлого

Санитар прикрыл пламя рукой, когда поднес ей зажигалку.

Энди отошла в сторону, чтобы не чувствовать запаха.

Лора, казалось, даже не заметила. Она глубоко затянулась и закашлялась, выпустив изо рта облако белого дыма. Она неловко держала сигарету, зажав ее между большим и указательным пальцами, как наркоманка.

– Со мной все нормально, – проговорила она хриплым шепотом. – Мне просто нужно, чтобы меня не трогали.

Энди поймала ее на слове. Сделала еще несколько шагов, увеличивая расстояние между ними. Посмотрела в сторону въезда на парковку. Ей хотелось, чтобы Гордон поскорее приехал. Она снова начала плакать, только тихо. Она не знала, что делать. Это была какая-то бессмыслица.

Лора сказала:

– В доме твоего отца есть какие-то коробки.

У Энди задрожали губы. Молчание доконало ее. Ей нужны были ответы.

– Что я сделала не так?

– Ты ничего не сделала не так. – Лора продолжала курить сигарету. – Мне просто нужно перестать с тобой нянчиться. Ты должна научиться крепко стоять на ногах.

– Переехав к папе? – Ей нужно было найти в этом какой-то смысл. Лора всегда действовала осмысленно. – Мама, пожалуйста…

Лора сделала последнюю затяжку и передала сигарету санитару, чтобы он докурил.

– Возьми все, что нужно, чтобы переночевать, – сказала она Энди. – Отец не оставит тебя навсегда. Подумаешь над своим бюджетом. Поймешь, что ты можешь себе позволить. Может, переедешь в Атланту или даже обратно в Нью-Йорк. – Она посмотрела на дочь снизу вверх из своего кресла. – Тебе нужно оставить мой дом, Андреа. Сейчас я хочу побыть одна. Я заслужила право побыть одной.

– Я не… – слова путались у Энди во рту. – Я никогда…

– Замолчи. – Она никогда так не говорила с Энди. Она словно возненавидела ее. – Просто замолчи.

Почему?

– Слава богу, – пробормотала Лора, когда «БМВ» Гордона подъехал ко входу и остановился прямо напротив ее кресла-каталки.

– Помогите мне подняться, – Лора протянула руку санитару, но внезапно рядом с ней возник мужчина в бейсболке с Алабамой.

– Рад быть полезен, мэм, – произнес он.

Если бы Энди не смотрела на мать с таким вниманием, она не заметила бы выражение, промелькнувшее на ее лице. Паника? Страх? Отвращение?

– Вот так, – сказал он.

– Спасибо. – Лора позволила ему помочь ей подняться.

Гордон обошел машину и открыл дверь.

– Дальше я сам, – сказал он Алабаме.

– Да все в порядке, здоровяк. – Алабама не выпустил руку Лоры. Он подвел ее к переднему сиденью автомобиля и нежно приподнял ее ноги, когда она уселась, глядя прямо перед собой. – Теперь будьте осторожны.

– Спасибо, – сказал Гордон.

– Всегда рад. – Алабама протянул ему руку. – Сожалею, что ваша жена и дочь оказались в такой ситуации.

– Эм… Да. – Гордон был слишком вежлив, чтобы поправить его насчет своего нынешнего семейного положения, не говоря уж о том, чтобы не пожать ему руку. – Благодарю вас.

Алабама коснулся своей бейсболки, глядя на Энди, когда она забиралась на заднее сиденье. Он закрыл за ней дверь, прежде чем она успела хлопнуть ею перед его носом.

Гордон сел за руль. Он с видимым омерзением понюхал воздух.

– Ты курила?

– Гордон, просто поезжай.

Он ждал, пока она посмотрит на него. Она не посмотрела. Он повернул ключ в зажигании. Отъехал от входа в больницу, миновал въезд в гараж и остановил машину. Он повернулся к Лоре. Открыл рот. Но слов не последовало.

– Нет, – сказала она. – Не здесь. Не сейчас.

Он медленно покачал головой.

– Энди не нужно это слышать.

Гордону, казалось, было все равно.

– Отцом пацана был Бобби Хелсингер. Ты это знала?

Губы Лоры сжались. Энди стало ясно, что она знала.

Гордон продолжил:

– Он был шерифом округа Бибб, до того как грабитель банка снес ему голову выстрелом из дробовика. Это было полгода назад – примерно в то же время, когда, по словам детектива, Джона Хелсингер начал вооружаться.

Жилет и кобура.

Палаццоло сказала им, что он купил их на «Амазоне» полгода назад.

– Я прочитал некролог. У Джоны три дяди в полиции и два двоюродных брата в армии. Его мать работала в офисе окружного прокурора в Бофорте, затем открыла частную практику. Эта семья – практически элита правоохранительных органов. – Он ждал, пока Лора что-то ответит. – Ты меня слышала? Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Лора сделала резкий вдох, прежде чем заговорить:

– То, что его семья – элита, не отменяет того факта, что он застрелил двух человек.

– Он не просто застрелил их. Он это спланировал. Он точно знал, что делает. У него были карты и… – Гордон покачал головой, будто не мог поверить, что она была настолько глупа. – Как ты считаешь, его семья скорее поверит, что их сыночек – садист и убийца, или скажет, что у него были определенные психические проблемы, потому что его героического папашу убил грабитель банка, и это был крик о помощи?

– Они могут говорить что захотят.

– Это, мать твою, первая осмысленная вещь, которую ты пока что сказала, – взорвался Гордон. – Хелсингеры будут говорить именно то, что захотят: что да, этот бедный, несчастный сынок мертвого копа, конечно, заслужил тюрьму за то, что сделал, но он не заслужил быть жестоко убитым.

– Это не…

– Они отнесутся к тебе жестче, чем к нему, Лора. Ты оказала этому парню услугу. Теперь все разговоры будут о том, что сделала ты, а не о том, что сделал он.

Лора молчала.

Энди затаила дыхание.

– Ты в курсе, что есть видеозапись? – спросил Гордон.

Лора не ответила, хотя она наверняка видела телевизор, когда санитар вез ее через приемный покой.

– Детектив показала нам… – Он остановился, чтобы проглотить комок в горле. – Выражение твоего лица, когда ты убивала его, Лора… Абсолютная безмятежность. Будничность! Как, по твоему мнению, это будет выглядеть в сравнении с психически травмированным подростком-сиротой?

Лора отвернула голову и посмотрела в окно.

– Знаешь, о чем без конца спрашивала детектив? Снова и снова?

– Легавые всегда задают кучу вопросов.

– Хватит страдать херней, Лора! Что ты сказала, прежде чем убить его? – Гордон ждал, но она не отвечала. – Что ты сказала Хелсингеру?

Лора продолжала глядеть в окно.

– Что бы ты ему ни сказала, это свидетельствует о мотивах твоих действий. В этом заключается разница между возможным – возможным! – оправданием убийства и смертным приговором.

Энди почувствовала, как замерло ее сердце.

– Лора? – Он ударил ладонью по рулю. – Да черт возьми! Отвечай мне! Отвечай, или я…

– Я не дура, Гордон. – Тон Лоры был настолько холодным, что обжигал. – Почему, ты думаешь, я отказалась говорить с полицией? Почему, ты думаешь, я велела Андреа держать рот на замке?

– Ты хочешь, чтобы наша дочь лгала офицеру полиции? Чтобы лжесвидетельствовала в суде?

– Я хочу, чтобы она делала то, что она делает всегда, и держала рот на замке. – Она говорила тихим голосом, но ярость в нем была настолько ощутима, что казалось, воздух вибрировал.

Почему мать не скажет Гордону, что он ошибается? Почему не скажет, что у нее не было выхода? Что она спасала Энди? Что это была самозащита? Что она в ужасе от того, что сделала? Что она запаниковала, или просто неадекватно отреагировала, или что была напугана и что ей жаль, ужасно жаль, что она убила этого несчастного парня?

Энди опустила руку в карман. Визитка детектива была влажной от воды на раковине.

Палаццоло еще раз пыталась со мной поговорить. Она хотела, чтобы я донесла на тебя. Она дала мне свою визитку.

– Лора, это жизненно важно.

Она делано рассмеялась.

– Интересный выбор слов.

– Копы стоят за своих. Ты разве этого не знаешь? Они держатся друг за друга, несмотря ни на что. Их братство не какой-то миф, о котором говорят по телевизору. – Гордон настолько рассвирепел, что его голос сорвался. – Вся эта история превратится в крестовый поход во имя – и фамилию – этого пацана.