Страница 52 из 78
Нурии отнимали у жертв энергию и жизнь, а ещё рвали их тела в клочья, подобно хищникам. Отличались нурии от прочих призраков и тем, что их мог видеть не только я. Они не были невидимками, как призраки низких уровней. Об этом мне на постоялых дворах прожужжали все уши. Вот только постоянного облика эта нечисть не имела. Каждому она являлась в виде его собственного ожившего кошмара. Ну, или принимала тот облик, которым люди хотели её наградить.
Я пришёл в лес не в поисках медведей-оборотней, не поглазеть на ходячих мертвецов, не за бледнолицыми красавицами (не в этот раз). Страха не испытывал — только раздражение от того, что пришлось тащиться так далеко от города. Пришёл в лес не пугаться. Мне нужны были пекари — умелые, выносливые и послушные. Как работник моей сгоревшей персильской пекарни. Как Полуша. Почти не удивился факту, что нурия выудила у меня из головы именно этот образ: приняла облик молодого, крепкого, слегка неуклюжего парня — оправдала мои ожидания.
Попала в точку: при виде бредущей по траве коренастой фигуры мне захотелось молодым козликов перепрыгнуть защитный рунный круг и броситься лже-Полуше навстречу. Заключить того в объятия, сжать по-приятельски крепко — так, чтобы услышать треск костей. Хоть я и ни на миг не обманывался по поводу того, кого именно встретил. Обнять я хотел не Полушу, а своего будущего работника. Наконец-то я его отыскал. Мне не придётся, ругаясь и спотыкаясь о кочки, перебираться для поисков в другой участок леса.
Не представляю, как отреагировала бы нурия, если бы я не сумел сдержать свой порыв. Часто ли её пытались тискать в объятиях? Много ли народу мчалось ей навстречу вместо того, чтобы в страхе улепётывать прочь, сверкая пятками? Какими бы безжалостными убийцами ни считали призраков девятого уровня, но я уверен: глубоко внутри их энергетических сущностей ещё тлела способность удивляться. Мой поступок наверняка бы её пробудил. Кто знает, возможно, нурия при этом сумела бы припомнить и пару ругательств.
Я вовремя напомнил себе о том, что хороший работодатель сдерживает эмоции при подчинённых… ну, или при будущих подчинённых. Его задача — показать себя гарантом стабильности и уверенности в завтрашнем дне (чтобы не спугнуть жертву). Это значит: ему положен серьёзный вид и уверенный взгляд (и на работника, и «в будущее»). Я приподнял подбородок, едва удержался от того, чтобы принять позу вождя революции (вместо того, чтобы указать рукой в светлое будущее, вцепился в края жакета). И наблюдал, как нурия приближалась к ловушке.
Треск сучьев в костре подпевал стрёкоту насекомых. Пламя костра дрожало — граница освещаемого им пространства менялась: то подползала ко мне ближе, то вновь уходила в лес. Лже-Полуша сверлил меня взглядом — без угрозы, по-приятельски, словно ему передалась моя радость от нашей встречи. Как бы местные ни величали нурий (оборотнями или злыми духами), но я-то понимал, что призраки — не больше чем энергетические сгустки. Которые могли быть и опасными, и полезными — в зависимости от того, в какую позу их поставишь.
Я же собирался поставить их в правильное положение.
И вручить им скалки для раскатки теста.
На клочках кожи поблёскивали в свете костра руны. Будто посыпанные малахитовой крошкой. Лже-Полуша на них не смотрел: воображение льстило мне — заставляло нурию буравить взглядом моё лицо. Но магия рун работала — это я понял, отметив, что траектория движения моего будущего пекаря смещалась в направлении ближайшей «семь-крипта» ловушки. Клочки кожи я разбросал в шахматном порядке — между рунным защитным кругом и ближайшими деревьями; примял кожаными ковриками траву.
Я, не мигая, следил за приближением призрака. Сжимал края жилета. Нервно прикусил губу. Затаил дыхание. Не от страха. А потому что испытывал азарт рыбака, заметившего плеск рыбы рядом с поплавком. Испуг всё же был. Но не за свою жизнь. Я боялся неловким движением, шумным вздохом или громким биением сердца спугнуть добычу. Считал себя охотником, а не жертвой. Если у нурии было на этот счёт иное мнение — это только её трудности. Рыбы тоже воображали себя охотниками, проглатывая крючок с червём.
Постэнтический слепок личности девятого уровня добрался до разрисованного клочка кожи. И остановился над его поверхностью. Точно так же, как вчера замер над подобной ловушкой мастер Потус. Я мысленно досчитал до трёх. Но призрак так и не сдвинулся с места — не спешил в мою сторону. Мне почудилось, что лицо лже-Полуши свело судорогой. Его перекосило. Оно потеряло улыбку и застыло, превратившись в подобие посмертной гипсовой маски. В широко открытых глазах лже-Полуши теперь не отражалось даже пламя костра.
— Есть, — сказал я. — Первый готов.
Скользнул взглядом по стволам деревьев. Движения в лесу не заметил. Как не услышал и шума шагов. За моей спиной потрескивали в костре дрова. И вдруг раздался всплеск — словно следившая из реки за моей охотой большущая рыбина ударом хвоста поздравила меня с первым уловом. Я обернулся. Моя улыбка тут же поблекла: увидел на клочке суши между рекой и костром ещё одного лже-Полушу. Тот приближался к защитному кругу так же неспешно, как и первый. Гипнотизировал меня глазищами.
— Ты-то откуда там взялся? — сказал я.
И добавил фразочку из старого фильма:
— Шалишь, бабуся. Устарела.
Слегка сместился в сторону, чтобы и следить за нурией, и поглядывать на лес. Пламя костра разрасталось, разгоняя на берегу тьму, потом вдруг притухало. Из него вылетали крохотные огоньки, похожие на светлячков, уносились то вверх, к чёрному небу и звёздам, то к деревьям. В камышах у берега барахтался ветер — шуршал длинными листьями. Лже-Полуша номер два не наклонял стебли трав, пусть и не касался их вершин. Приближался неспешно и бесшумно. Пока не уткнулся в защитный круг.
Нурия не смогла перелететь через составленную из зелёных рун окружность. Пару раз ударилась об неё, пробуя защиту на прочность (при каждой такой попытке моё сердце пропускало удар). Потом двинулась дальше: заскользила над землёй в направлении ловушек — бочком, приветливо сверкая улыбкой. А вот её мне обнять не хотелось. То ли потому что не любил, когда ко мне подкрадывались со стороны спины, то ли растратил порыв нежности и восторга при виде первого лже-Полуши.