Страница 25 из 38
— Откуда ты знаешь, что он воин? — спросила она, положив руки на свой раздутый живот.
— Его приметы, телосложение — это очевидно.
— Извини, что перебила, пожалуйста, продолжай, — говорит она.
— Во-первых, как так получилось, что ты говоришь на моем языке? — спрашиваю я. — Ты в совершенстве владеешь им. Почему Джоли не может на нем говорить?
Она улыбается и смотрит на свой живот, потирая его руками.
— В пирамидальном здании, которое мы называем ратушей, есть машина, — говорит она. — Я случайно запустила ее, но не смогла понять, как сделать это снова. Каким-то образом она обучила меня вашему языку. Я не понимаю как. Люди не обладают такими технологиями, но я пыталась разобраться в этом.
Я мысленно возвращаюсь назад, и память о машине возвращается.
— Думаю, что смогу активировать ее — я помню ее из прошлого. Ты знаешь про Опустошение?
— Да, я уже видела видео, хотя и не все поняла. Ты сможешь активировать машину?
Я киваю, но этот ход мыслей уводит меня в туман воспоминаний, с которыми я не хочу сейчас иметь дело, поэтому я меняю тему разговора.
— Биджасс, — говорю я, переводя разговор в другое русло. — Это генетический дефект, который проявился только после Опустошения. Когда все закончилось, те из нас, кто выжил, нашли друг друга. Не помню, как и почему, но мы разошлись. Это был выбор, который мы сделали в то время. Я уверен, что это казалось мудрым, но это усугубило недостаток. Чем больше времени мы проводим в одиночестве, тем более примитивными становимся. Это регрессия. Это неуловимо, и ты даже не осознаешь, что это происходит с тобой. Территория на первом месте. После этого идет борьба за выживание из-за ресурсов, необходимых для жизни. Кажется разумным держать других подальше от того, что считаешь своим. Затем начинаешь собирать сокровища. Вещи, которые поначалу полезны, но и тут все усугубляется, и ты начинаешь собирать вещи, которые имеют ценность только лично для тебя. Воспоминания исчезают. В этом проклятие и блаженство. Чем дальше биджасс овладевает тобой, тем сильнее затмеваются воспоминания прошлого.
— Звучит ужасно, — говорит она с грустью в голосе.
— Нет, это прекрасно, — я смотрю ей в глаза.
— Почему? — спрашивает она.
— Воспоминания — это боль. Мы — обреченная раса. Хочешь, чтобы тебе напоминали об этом каждый день твоей очень долгой жизни?
Она качает головой, и по ее щеке стекает влага, совсем как у Джоли. Сравнение возвращает пульсирующую боль в моей груди, боль от тоски по ней, хотя я был без нее всего несколько часов.
— Я понимаю, — говорит она. — Так вот почему вы с Лэйдоном подрались?
— Да, — говорю я.
— Я слышала, как ты спорил с ним, когда я подбежала.
— Да, я пытался заставить его образумиться. Чтобы вырвать его из хватки биджасса, — говорю я.
— Значит, это возможно? — спрашивает она.
— Думаю, да, — отвечаю я. — Я был в состоянии сопротивляться, пока он не пустил кровь. А потом, к своему стыду, я потерял контроль.
Она кивает, прикусив нижнюю губу.
— Ладно, дай мне с ним поговорить. Может быть, если он узнает, что ты придешь, это поможет. Мы могли бы найти какой-нибудь способ создать градиент, позволить ему бороться с ним постепенно.
Я киваю в знак согласия.
— Есть еще кое-что, что может помочь, если он вспомнит.
— Что это? — спрашивает она.
— Заузлы, — говорю я.
— Кто это?
— Работорговцы. Они здесь, недалеко отсюда. Их много, слишком много даже для такого могучего воина, как Лэйдон, чтобы справиться с ними в одиночку.
— Работорговцы? Как они выглядят?
Когда я описываю их, она бледнеет, потом прикрывает рот рукой и ахает.
— Ты знаешь их? — спрашиваю я.
— Это были монстры, которые напали на наш корабль, из-за них мы потерпели крушение. Здесь их еще больше? Мы нашли остатки разбитого корабля. Я думала, они погибли.
— Эти не разбились. Их корабль цел и невредим.
— Черт, — говорит она.
— Согласен. Скажи Лэйдону, дай ему понять, что мы должны объединить усилия. Он должен знать, что придут и другие.
— Другие?
— Да, другие змаи. Когда ваш корабль упал, в небе прогремел мощный взрыв. Я уверен, что по крайней мере половина планеты могла это видеть. Моя территория находится рядом с его, поэтому я прибыл первым, но не думайте, что я единственный, кто пришел. Будут и другие.
Она хмурится. Мы сидим молча, она думает, а я жду.
— Хорошо, — наконец говорит она.
Она с трудом поднимается на ноги, ее раздутый живот выбивает ее из равновесия. Я помогаю ей и отступаю.
— Могу я задать вопрос?
— Конечно, — говорит она.
— Ты беременна?
Она нежно улыбается, потом смеется.
— Да, я не просто так такая толстая.
— А, — отвечаю я, раздумывая, имею ли я право задать следующий вопрос.
Она подходит ближе и кладет руку мне на грудь, совсем как Джоли. Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, что она что-то ищет. Я встречаюсь с ней взглядом и жду, позволяя ей самой решить, найдет ли она то, что ищет.
— Ты любишь ее? — наконец спрашивает она.
Я отвечаю не сразу. Я думаю об этом. Так вот что это такое? Прошло так много времени с тех пор, как я испытывал какие-либо эмоции, кроме потребности в сокровищах, вызванной биджассом.
— Думаю, да, — наконец отвечаю я. Я могу любить как мужчина — я не перевратился в монстра.
— Хорошо, — говорит Калиста и делает шаг назад, убирая руку с моей груди. — Ей нужна любовь. Она этого заслуживает. Но я скажу тебе прямо сейчас: если ты когда-нибудь причинишь ей боль, я заставлю Лэйдона снова надрать тебе задницу.
Я не смог бы сдержать улыбку, даже если бы захотел. Ярость Калисты согревает мое сердце. Я ясно вижу, что она подруга Джоли и достойна ею называться.
— Понятно, — говорю я. — Ты сможешь вернуться сама?
— Да, без проблем. Я разберусь с Лэйдоном. Дай мне пару дней, ладно? А потом я вернусь и заберу тебя, как только все уладится.
— Передай, пожалуйста, Джоли, что я рядом, хорошо? — спрашиваю я ее.
Она улыбается и исчезает в темноте за костром. Я наблюдаю за ее темной фигурой, когда она направляется обратно в город, затем сажусь и жду.
Глава 15
ДЖОЛИ
Я не знаю, где сейчас Калиста. Розалинда отвела меня в комнату в ратуше и попросила подождать. Может, она и просила, но тот факт, что за дверью стоят двое мужчин, ясно дает понять, что это была не просто просьба. Не могу поверить, как так произошло, что все пошло наперекосяк. Они выгнали Сверре из города, и он ушел, оставив меня. Я знаю, что он этого не хотел. Я видела по его глазам, что это разрывает его на части.
И теперь я одна. Приходила Калиста, сказала, что пытается все уладить, но очевидно, что ситуация меняется. Люди, которые работают с Гершомом, ворчат и создают проблемы. Мелочной человеческой политике не потребовалось много времени, чтобы поднять свою уродливую голову. Думаю, мы должны быть благодарны, что это произошло спустя время, пока наше выживание не стало под вопросом.
Как мне это исправить?
Я меряю шагами комнату. Шесть метров в длину. Я считала каждый шаг, пытаясь прочистить мозги. Дверная ручка поворачивается, и когда она открывается, я ожидаю увидеть Калисту. Вместо этого входит Гершом. При виде него у меня в животе поднимается тошнота. Он без приглашения садится, потом жестом предлагает мне тоже сесть. Я стою просто назло ему.
— Что это значит, черт возьми? — спрашиваю я.
— Я подумал, может, нам стоит поговорить, — говорит Гершом.
— Мне это не интересно, — говорю я.
— Прекрасно. Я буду говорить, а ты слушай. Многие из нас обеспокоены этим новым… существом, которую ты без приглашения привела в наш дом.
— Во-первых, он не существо, а мужчина. Во-вторых, сначала это был его дом, так о чем, черт возьми, ты говоришь?
В глазах Гершома вспыхивает гнев, а его правая рука сжимается в кулак.