Страница 3 из 14
Лицо оперуполномоченного побагровело.
– Старшина Хренов – сми-и-и-рно!!! Прекратить пререкания! У меня полковники на допросе плакали, как дети малые, а таких врагов народа, как ты, я лично к стенке ставил.
– Видел я таких, знаю, гад, твои способности, – буквально зашипел старшина, сжимая кулаки и нависая как скала над старшим лейтенантом. – Только запомни, сегодня не 37-й и мы не на Лубянке…
Тут уже Бессонов просунул плечо, загораживая стармеха:
– Не стоит, Алексей Михайлович, – и словно спохватившись, выпалил скороговоркой: – Товарищ старшина, ваше приказание выполнено.
Мыртов, почувствовав себя лишним, развернулся и, бурча под нос «я на вас, гадов, управу найду», с важным видом покинул техзону.
– Вот придурок, – проводил его Хренов. И, обернувшись к Бессонову, добавил: – Держись от таких подальше. И не стой как истукан, надевай парашют, пока он тревогу не поднял.
Взлетел. Ветер гнал мимо рваные облака, кое-где стало проглядывать солнце. Нервы оголены. Сердце поколотилось и успокоилось, и Бес через все органы чувств стал впитывать в себя самолет. Плавно опустил нос, пошел в горизонт и убрал шасси. Добавил оборотов. Скорость «Яка» росла так, что спинка сиденья ощутимо давила на тело. «Ого, уже 450… 500… 530…» – отметил Бес, убавил обороты и тронул ручку вправо-влево. Самолет послушно выполнил змейку. Вот это да! Восторг переполнял его… Крутанул бочку. Попробовал горку. Эх! Машина была очень чувствительна и отзывчива на любые команды!
Бессонов запел любимый романс, поднял голову и вдруг на фоне солнца четко рассмотрел силуэты двух «мессеров». Судя по закладываемому ими виражу, фрицы заходили на него.
«Едрид-Мадрид! Утюжка не будет!»
Садиться поздно. Неизбежность схватки очевидна. Бежать бесполезно, у них преимущество в высоте и в скорости. Да и не привык штабс-капитан Бессонов бегать. Ручка на себя, полный газ и вперед, заре навстречу! Пошел в лобовую. Палец на спуске, глаза впились в прицел. Посмотрим, кто из нас стрелять умеет! У ведущего фрица зловещими огнями полыхнули пулеметы. «Дед» кожей ощутил, как буквально впритирку к фюзеляжу пронесся смертоносный свинец. Ответ был короткий и пришелся немцу прямо в фонарь. Разошлись плоскостями метрах в трех. «Мессер», не выходя из пике и даже не задымившись, врезался в землю. Ведомый вынырнул, буквально чиркнув плоскостями по верхушкам деревьев.
Теперь преимущество в высоте было у Беса. Крутой разворот… «Подожди, родимый, не убегай…» Фриц крутит башкой, потерял нашего из виду… «Вот он… Сейчас, родной, увидишь, не дергайся…» Полный газ и вышел «мессеру» в хвост. Резанул короткой очередью… «Мессер» задымил и пошел вниз… Пилот вывалился из кабины… Раскрылся… Добивать и не думал… Надо запомнить, куда отнесет…
Засмотрелся, блин, не заметил еще двоих желтоносых. «Смотри, как разрисованы! Разбежались грамотно… Один заходит, второй с высоты страхует. Правильно, не на параде… Пожалуй, опасней тот, что сверху. От этого откручусь. Бьет издали, но, зараза, достаточно близко. Так я тебе и подставлюсь».
Закладывая виражи так, что голова готова была оторваться, Бессонов старался не терять из виду второго. Ждал, когда представится момент выйти на него. Догадался, что он не столько следит за боем напарника, сколько контролирует нашу взлетку. «Бить на взлете – себя не уважать, но у фрицев свои законы чести. Погоди, сейчас сброшу этот банный лист и поговорим».
Бес крутился как блоха на кончике шила. Казалось, он знал, когда немец откроет огонь, и за долю секунды до этого бросал свой «Як» в крутой вираж. Двигатель пел и подхватывал моментально. Потоки свинца проносились в нескольких метрах от самолета. В четвертой атаке пулеметы «мессера» заткнулись на полуслове. «Неужели до железки?» – подумал Бес и не увидел, а почувствовал кожей, что фриц отвалил.
Он сделал вид, что пошел за ним, но, уйдя в облака и набрав высоту, резко свалился в сторону второго. Тот, видно, что-то рассматривал внизу, поэтому маневр Беса заметил не сразу. Резко бросил свой 109-й в крутое пике. «Не догнать… Может, на выходе удастся зацепить. Не люблю поливать, как из лейки, но это, кажется, как раз такой случай…»
Бес нажал на кнопку электроспуска, и трассы его очереди пересеклись с самолетом врага в одной точке. Полетели осколки фонаря и обшивки фюзеляжа. Из двигателя повалил шлейф дыма. «ПКБэСНБэ!» – заорал Бес и закрутил головой, выискивая прилипалу. Тот отходил в сторону фронта, а за ним, о чудо, уже устремилась пара наших «Яков». Когда успели взлететь? Вряд ли догонят, но хоть проверят, нет ли тут кого еще. Бес вздохнул с облегчением: куда спокойней, когда рядом кто-то из своих.
Вдруг неожиданно ожила рация:
– «Первый», я «Сокол», домой!
– «Первый» понял, – автоматически ответил Бес, и тут до него дошло, что ответил он на позывной командира полка. Станция была на запасной частоте! И еще понял: с одной стороны, гора с плеч – выкрутился и самолет сберег! С другой – кажется, тихая вылазка «утюжком» блестяще провалилась и может вылезти боком ему и Михалычу.
Сразу почувствовал, как взопрела гимнастерка на спине, вытер рукавом пот со лба. Огляделся. Сориентировался. Аэродром километрах в восьми. Сбросил обороты, постарался успокоить сердце.
Сел. Порулил не на стоянку, а в капонир к технарям. Увидел, как со стороны стоянки самолетов и от штаба уже собирается толпа. Выскочил на крыло, стал расстегивать парашют. Внизу стоял Михалыч, остальные няньки стали рассматривать самолет.
Спрыгнул и сразу попал в объятия стармеха.
– Ну ты, штабс, даешь! Такого в жизни не видел! Вали все на меня, мол, велел и все такое, – зашептал он в ухо.
Подошли остальные механики.
– Ни единой пробоины… Ты что, Бес, заговоренный? Мы же видели, как тебя «мессер» поливал… Когда ушли в облака, а потом взрыв, думали, больше не увидим…
– Так я же знаю, чей аппарат. Не мог же я оставить командира полка безлошадным, – неуклюже пытался отшутиться Бессонов, боковым зрением наблюдая, как к ним приближается дюжина летчиков и штабных.
Те подошли, уставились на технарей и замерли в недоумении. Они ожидали увидеть кого-то из своих, а тут стоят два деда: один в грязном, замасленном комбинезоне, другой в мокрой, хоть выкручивай, гимнастерке. Раздвигая остальных, вперед выдвинулся командир полка, недавно назначенный из комэсков 28-летний майор Павлов. За его спиной маячили комиссар и Мыртов. Куда без них?
– Так, идите сюда, голуби, – в глазах командира недоумение и злость, но сдерживается.
Подошли. Бессонов опустил взлохмаченную седую голову, Хренов сиял, как надраенная бляха молодого солдата.
– Это что было? Почему без разрешения? Чего ты лыбишься, Хренов?
Стармех выдвинулся вперед, загораживая собой Бессонова, заговорил:
– Так мы с вашего разрешения обкатали аппарат после небольшой доработки. Вы сами сказали, возьми кого-нибудь, пусть облетают. А вы всех летчиков на политзанятия. Вот я и разрешил Бессонову – он в Кишиневе в ОСОАВИАХИМе летал… Без связи вначале… Так мы на запасной, хотели тихонечко над аэродромом, чего эфир засорять…
– Трех «мессеров», это, по-твоему, тихонечко?!
– Кто же их, собак, звал! Свалились из-за облаков… Пришлось выкручиваться…
В толпе послышался смех. «Нам бы так уметь выкручиваться», – шумели летчики. Совсем другими глазами рассматривали «деда».
– Ты чего прячешься, как тебя… Бессонов? Выходи, докладывай.
Деваться некуда.
– Совершал облет самолета. Был атакован. Троих сбил, один ушел. За ним погналась наша дежурная пара. Один из сбитых приземлился на парашюте в районе Мартыновки. Самолет исправен. Отказов в работе двигателя и вооружения не установлено. За самовольство готов понести наказание…
Командир полка, на счету которого было четырнадцать сбитых фашистов, оглянулся на летчиков:
– Вот все бы так самовольничали! Качай его, мужики!
Словно прорвало плотину – Бессонова подхватили на руки и раз десять подбросили вверх. Тот не сопротивлялся, но не на шутку переживал, как бы не забыли поймать. Потом поставили и почти все без исключения, начиная с командира полка, подошли, отдали честь и пожали руку. Механики чувствовали себя именинниками – сияли как новые пятаки. Их тоже поздравляли, в отличие от Бессонова, хлопали по плечам, обнимали и твердили: «Ну вы, няньки, даете!» Обходили и рассматривали самолет.