Фармацевт

– Света, ты наверняка знаешь, большой ли конкурс в группе зубных техников? – спросил я.

Девочка зарделась от моего вопроса, настолько она привыкла, что собеседники обращаются в основном к подруге, игнорируя её присутствие.

– В этом году набора в зубные техники не будет, – обломала мои мечты Птичкина. – Витька, ты хотел, что ли учиться именно на техника? – удивилась она.

– Ну, не так, чтобы совсем определенно, но мысли были, – подтвердил я.

– Послушай, Гребнев, я тебя не узнаю, – вдруг призналась Карамышева. – оказывается с тобой вполне можно поговорить. Ты раньше притворялся что ли, специально дурака из себя строил?

Светка укоризненно глянула на подругу.

– Витя, не слушай, у Нины есть такая манера обижать людей в разговоре. Но я с этим борюсь.

Однако! Сегодня прямо день открытий. Я думал, что Птичкина полностью под каблуком у Карамышевой, а она, оказывается, еще и воспитывает свою горделивую подругу. Ну, что же флаг ей в руки и барабан на шею.

Нашу беседу прервало появление матери Валерки Лебедева. Худенькая невысокая женщина с полной авоськой продуктов подошла к нам, держа за руку шестилетнюю дочку Галину.

– Мама, смотри, Валерка на траве спит, – звонко крикнула та. Мать, глянув на своего сына, спящего на газоне, вздохнула, и на её глазах появились слезы.

Присев рядом она принялась его тормошить, периодически хлюпая носом.

– Валера, проснись, пойдем домой.

Однако тот что-то нечленораздельно бубнил и продолжал спать.

– Тамара Михайловна, давайте я помогу довести Валеру домой, – предложил я.

– Ой, что ты, Витя, не надо. Ты же сегодня только из больницы выписался. Тебе, наверно, нельзя тяжести поднимать?

Мысленно я усмехнулся. Сегодня ночью помогал медсестре выносить умершего больного в морг. И весил тот раза в два больше чем тощий Валерка. Хорошо, что в ночь дежурила Вера Николаевна, та наверно перегрузила бы труп с кровати на каталку и без моей помощи, но все же от неё не отказалась.

– Можно, тетя Тамара, – сообщил я и вместе с ней начал поднимать юного алкаша, чтобы дотащить его до дома.

– Молодец, что помог, – похвалила мама, когда я зашел домой, и взъерошила короткий ёжик волос на моей голове. После операции прошло почти два месяца, так, что волосы отросли достаточно, чтобы скрыть зарубцевавшиеся швы.

Но под пальцами они все равно хорошо прощупывались.

Улыбка на мамином лице пропала, она крепко прижала меня к себе и сквозь слезы начала говорить:

– Витенька, хороший мой, как же ты меня тогда напугал! Я ночи не спала, все думала, за что бог нас наказывает. Сначала Володю прибрал, затем с тобой несчастье приключилось. В церковь несколько раз ходила. Молилась, свечки ставила. Врачи пугали, говорили ты, скорее всего инвалидом останешься. Но отвел Господь беду, ты выздоровел. Лев Абрамович, заведующий отделением, сказал, что у тебя один шанс на тысячу был. Все переживал, что у тебя падучая начнется.

Давай завтра со мной сходим в церковь, помолимся вместе с тобой, заодно за Вову свечку поставишь.

Я осторожно высвободился из маминых объятий.

– Мам, я, конечно, схожу, мне нетрудно, только поедем в церковь на Неглинском кладбище. Там с нашего района никого не бывает, я все-таки комсомолец, не хочется получить себе лишних проблем на голову.

Мама внимательно посмотрела на меня.

– Витька, признавайся, когда ты успел там побывать? Это же на другом конце города.

– Да, не был я там никогда, ребята рассказывали, – обиженно ответил я.

– Как-то ты после больницы изменился, – задумчиво сообщила мама. – Вроде бы времени прошло всего ничего, а ты здорово повзрослел.

Кстати, нам в четверг надо будет подойти в школу. Я разговаривала с директором и вашей классной руководительницей. Они намекнули, что, учитывая ситуацию, для сдачи экзаменов достаточно будет собеседования. Но это если ты не будешь оканчивать десятилетку. Если же пойдешь в девятый класс, то экзамены можно отложить на осень.

Ты то, что решил? Все молчком, молчком, не рассказываешь ничего.

Я улыбнулся.

– Мама, так ты меня до сих пор не спрашивала. Все больше интересовалась, как я себя чувствую и не голодаю ли в больнице. Об учебе, пожалуй, только сейчас речь зашла.

Так, что могу признаться, пока в больнице лежал, решил, что в девятый класс не пойду, а буду поступать в медицинское училище.

Не сказал бы, что Валентина Викторовна была в восторге от моего решения.

– Витя, ты серьезно подумал? Для девочек это неплохой вариант, а мужчина должен деньги зарабатывать, а в медицине какие деньги? Нищета одна, – сказала она в ответ на моё признание. – Смотри, я работаю уборщицей в двух учреждениях, за вечер до одиннадцати часов справляюсь со своей работой. Остальное время домашними делами могу заниматься. А получаю зарплату больше чем тетя Маша, работающая в хирургии постовой сестрой. Она с работы вообще никакая приходит. После ночной смены спит до вечера. Тебе такая жизнь нужна?

В ответ на мамины слова, я только хмыкнул. Если бы она знала, кому рассказывает о тяжелой жизни медработников.

Я то испытал все, что она рассказывает на себе. Очень интересно было разговаривать с медсестрами, или врачами, нашедшими в себе силы сменить профессию. Конечно, были среди них и те, кто не смог найти себя в новой ипостаси и вернулись обратно. Но большинство не жалело слов, рассказывая, что даже не подозревали, что можно жить совсем по-другому, не думая о тяжелых пациентах, жалобах, и прочих неприятностях больничной жизни. И что сейчас им хочется просто радоваться новой жизни. Единственно за что они себя ругали, за то, что многие годы занимались не своим делом.

И тут же поймал себя на том, что и сам пытаюсь, в какой-то мере пойти по прежнему пути. Ну, работал я психиатром, стану зубным врачом, все равно ведь останусь в медицине.

– Может, действительно, кинуть все и заняться чем-то другим? – подумал я, пока мама вопросительно разглядывала мою задумчивую физиономию.

– Мама, насколько я слышал, в этом году будет набираться еще группа фармацевтов, – осторожно я начал разговор. – Если я поступлю на этот курс, то буду работать провизором в аптеке. Работа спокойная, как раз для меня.

На зубного врача ещё можно пойти учиться.

– О, вот это уже лучше! – оживилась мама. – Зубные врачи неплохо живут, конечно, зарплаты у них тоже небольшие, зато уважение! Родню будешь по блату лечить.

В четверг, вдвоём мы отправились в школу. Попытка оставить маму дома не удалась.

– Даже не думай, куда ты без меня. Тебя вон ветром качает. Одни кожа да кости остались. И вообще, ты после болезни странный какой-то. Я тебя временами не узнаю, как будто ты вовсе не мой сын. Потом посмотрю, да, нет, вроде бы мой Витька.

Мне Лев Абрамович говорил, что такое обычно бывает перед приступом падучей, и даже рассказал чего не надо делать.

– И чего не надо делать? – улыбаясь, спросил я.

– Не смейся, о серьезных вещах говорим, – рассердилась мама. – Предупредил, чтобы ни в коем случае ложку в рот не совала и соседям не давала.

– Понятно, – ответил я и снова ушел в свои мысли.

Все правильно, после таких травм заработать эпилепсию, делать нечего. Хотя на ЭЭГ очага судорожной активности в мозгу при выписке не обнаружили, это ничего не значит, он может появиться в любое время.

Но пока ничего подобного не происходит и это хорошо.

Итак, после недолгих пререканий мы вышли из дома. Мда, Витя, действительно, был невысокого роста. В свои пятнадцать лет он был ниже своей мамы, тоже не отличающейся размерами. И сейчас, когда она взяла меня под руку, я чувствовал себя непривычно, потому, как был ниже её почти на полголовы. В прошлой жизни подобного не испытывал, тем более знакомых баскетболисток у меня не имелось.

Несколько минут мы шли по тротуару мимо больницы, из которой только позавчера выписался, затем её корпуса сменились частными домиками, а затем впереди показалось высокое школьное здание. На школьную территорию мы прошли через огромную дыру в заборе. Подобные дыры в нем имелись через каждые двадцать-тридцать метров. Видимо, денег на ремонт забора школьный бюджет не предусматривал.