Страница 20 из 100
– Разумеется. А помнишь, Наташа, как директор школы нам говорил, когда мы еще были маленькие: "Завидую вам, ребята!"
– Павел Федорович жив. Он партизанит.
– Увидишь - привет ему от меня самый большущий.
– Обязательно. А как он возил нас в Харьков на экскурсию!.. На Тракторный... Павел Федорович в белом костюме - светлый такой!.. Шли по городу и все время пели!.. О, до чего ж было хорошо, Аким!..
– И опять будет так. Еще лучше будет, Наташа!.. Ох, чего только мы не понастроим!.. А как мы с Колькой Володиным мечтали...
– Не говори о нем, Аким, забудь его, - торопливо перебила Наташа. -Не стоит он того, чтобы о нем вспоминали...
– Почему? - удивился Аким. - Он ведь погиб на фронте.
– И вовсе не погиб. Он жив. Женился на Стешке Лунченко и теперь живет в ее доме...
Это не укладывалось в голове Акима. В сентябре 1942 года они вместе с Николаем ходили в разведку. Не вернулся тогда только один Николай, и все были убеждены, что он либо убит, либо тяжело ранен, лежит где-нибудь на сухой земле, задыхаясь в горькой полыни. В ту же ночь все отправились на поиски. Аким вместе с другими разведчиками исползал под огнем вражеских пулеметов всю нейтральную полосу. Володина так и нe нашли. Тогда разведчики потеряли двух бойцов, наскочивших впотьмах на немецкие мины. А тот, которого они так разыскивали, оказывается, к Стешке...
– Так что же он делает в селе? Наверное, в полицейские пошел?
– Нет. Он не стал полицаем. Живет затворником. И непонятно, кого больше боится - своих или немцев.
Наташа смолкла. Молчал и Аким. Потом он поднялся и через силу улыбнулся.
– Ну, Наташа, мне пора... Вот и повидал тебя...
Она побледнела, темные глаза ее заблестели. Глотая слезы, она не отпускала его руку, прижимала ее к себе.
– Как же это?.. Так скоро... Ведь ты мне еще ничего не сказал о себе. Останься, Аким!.. Ну еще немного!.. Плечи девушки затряслись.
– Не надо, родная. Помнишь, мы обещали быть сильными.
Он смахнул с ее горячих щек слезы и крепко поцеловал в мокрые ресницы, в припухшие теплые губы. Говорил уже ровно, спокойным голосом, хотя это ему стоило больших трудов:
– Школу сохранить надо, Наташа. Подбери смелых ребят... Пусть организуют охрану, когда фронт будет приближаться к селу. Как бы фашисты не взорвали в последний момент... А за меня не бойся. Меня пули за километр обходят...
– Я провожу тебя до леса, Аким.
– Не надо, Наташа. Мы будем скоро вместе и уж тогда никогда не расстанемся.
Они обнялись в последний раз.
Наташа слышала, как в коридоре прогрохотали его сапоги. Потушив лампу, она подбежала к окну. Но на улице было темно, и девушка ничего не видела. До нее доносились только сдержанные голоса - это Аким прощался с матерью, еще раньше вышедшей посторожить. Затем скрипнула калитка, и сразу все смолкло.
Стешкина хата стояла на отшибе, у самого берега реки, скрытая вишневыми деревьями. Ее не было видно со стороны. Но Аким нашел хату без особого труда.
Постучал. Новая дубовая дверь глухо и тревожно загудела. Странное дело, Аким сейчас не испытывал того страха, который пришлось ему испытать во дворе, перед крыльцом Наташиной хаты. Сердце его как бы окаменело.
– Кто там? - послышалось за дверью.
– Полиция. Открывай!..
– У меня жена больная тифом...
– Открывай!..
Заскрипели крючки, звякнула щеколда. Тяжелая дверь медленно, со стоном, открылась. Перед Акимом стоял человек с длинной бородой, в белой исподней сорочке и подштанниках. От него веяло теплым запахом постели. Должно быть, ему очень не хотелось вылезать из-под одеяла.
– Веди в дом!
– Милости просим...
"Милости просим" - откуда у него это?" Аким первый шагнул в темную комнату. За ним вошел Володин.
– Что вы хотели, пан полицай?..
Николай сказал это с жалкой дрожью в голосе.
– Зажги свет.
– Стеша, где у нас спички?.. Стеша!..
Из-за перегородки раздался сонный голос женщины:
– За образами, Коля, возле лампадки. "За образами... Иконы, значит, выставил..." - подумал Аким.
Вспыхнула спичка и, помаргивая, поплыла за перегородку. Оттуда послышался испуганный шепот: "Кто это?.. Господи, спаси, помилуй!" Затем появился хозяин с лампой в руках. Он осторожно поставил ее на стол и лишь теперь решился посмотреть на вошедшего.
– Аким? - карие красивые глаза Николая удивленно раскрылись. И вдруг безумная радость отразилась на его лице. Он ринулся навстречу Акиму: -Значит, и ты того... Вот и правильно! Пусть воюют те, кому жизнь не дорога!.. Как я рад... раздевайся... проходи сюда!.. Стеша, да это же Аким!.. Он тоже вернулся!.. Ну, проходи же, дружище!..
Аким не шевелился.
Володин посмотрел на его лицо и опешил. Борода его затряслась. Глаза испуганно забегали.
Однако ему не хотелось выпускать из рук слабую надежду.
– Да проходи же, Аким!..
Аким молча подошел к столу, присел. Володин вертелся возле него. Он приблизился к другу, хотел помочь ему раздеться. Аким холодно отстранил его руки.
– Так ты, Аким, какими же судьбами?..
– Разные судьбы привели нас в родное село!
Сказав это, Аким пристально поглядел на Володина. Наступили долгие и тягостные минуты молчания.
Аким осмотрел комнату. На столе, в овальной рамке, стоял портрет Николая. Здоровое, улыбающееся лицо. Как не похож был на этот портрет стоящий перед Акимом бородатый человек в подштанниках, с издерганным, бледным, каким-то совершенно бесцветным лицом.
Взгляд Акима, холодный и тяжелый, - куда только делась постоянная кротость в его вечно спокойных голубых глазах, - переходил от одного предмета к другому.
Аким снова долго и пристально посмотрел в жалкое, болезненное лицо Володина.
– Почему ты... - голос разведчика был сейчас глухой. - Почему ты... сбежал?..
Володин вздрогнул, долго молчал, не смея поднять глаза на Акима. Потом он быстро, захлебываясь, трясясь всем телом, заговорил:
– Не мог я!.. Понимаешь, не мог!.. - он заметался по комнате...- Ты скажешь, трус!.. Да, трус, предатель... Все это так... Но я не мог больше ни одного дня, ни одного часа там быть... Эти стоны, кровь... Меня рвало от запаха человеческой крови!.. Помнишь, там, под Абганеровом, когда бомбой разорвало на куски у нас в роте сразу пятерых. Я неделю не мог ничего взять в рот. Я ненавижу фронт... войну... людей, которые убивают друг друга... И я... бежал от войны...