Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 21

«Ой-ой, – подумала Уна, зарываясь пальцами в его светлые золотые локоны. – Что же мы творим?»

С металлическими щелчками расспался его золотой плащ, пластинки рассыпались по высушенной траве и Уна вскрикнула, понимая, что примерно полсундука золото сейчас затерялось в этом стогу, но Дерек усмехнулся, его пальцы легли на ее нежное горлышко и он снова поцеловал девушку – головокружительно хорошо, долго, нежно лаская ее губы, вылизывая каждый ее вздох, изумленный или полный восторга.

Дерек целовал ее жадно, может, не слишком умело, но страстно, и Уна ощутила прилив восхитительного, обжигающе-приятного стыда, когда его язык коснулся ее языка. Так интимно, странно и незнакомо ее не касался никто и никогда, и она чуть приоткрыла губы, позволяя языку Дерека проникнуть в ее рот глубже, и отвечая на его ласки так же неумело, но пылко.

– Я маленький трусишка, да? Я?

Его шепот слился с шелестом натянувшихся шнурков на ее корсаже, и Уна пискнула, слыша быстрое «вжик-вжик», понимая, что этот коварный техномаг расшнуровывает ее одежду своей магией.

«Какое полезное умение», – подумала Уна, вспоминая, сколько времени вечером она тратит на все эти шнурки, пуговицы и крючки. Дерек распустил ее застежки в один миг, одним пассом, одежда перестала стискивать тело девушки плотно, Уна вздохнула свободнее, чувствуя, как платье осторожно и вкрадчиво сползает с нее, а пальцы Дерека, все еще целующего ее подрагивающие губы, осторожно ложатся на ее горячую грудь, в которой часто-часто бьется испуганное сердечко.

– Или ты трусишка?

Его губы коснулись ее остренького соска, длинные пальцы юноши осторожно поглаживали округлость нежной девичьей груди, и Уна слышала его тяжелое, горячее дыхание, чувствовала нетерпеливую дрожь, сотрясающую все его тело. Дерек ласкал ее, осторожно, почти незаметно освобождая от платья, и Уна, словно заразившись его возбуждением, его нетерпеливым жаром, сдернула с его плеч рубашку и привлекла его к себе, блаженно прикрыв глаза и ощущая его жадные поцелуи на своей шее.

– Уна, – прошептал Дерек, дрожа, словно от сильного холода, хотя обоим им под его старой курткой было жарко. – Нельзя этого делать, Уна…

– Можно, – шепнула она, крепче сжав его обнаженные плечи. – Мы уже взрослые, Дерек.

– Твой отец убьет тебя, кода узнает, – со стоном произнес Дерек, жадно лаская губами грудь девушки. Ее восхитительное обнаженное тело, которое он так ловко избавил от одежды, было слишком желанно и привлекательно, он не мог так запросто прекратить его гладить, ласкать, обнимать стройные бедра, пробовать на вкус атласную гладкость кожи. Его руки жадно тискали податливую девушку, юноша словно хотел успеть насладиться ее нечаянной близостью и доступностью до того момента, как она скажет «достаточно». – А потом, разумеется, меня…

– Он не убьет, – шепнула Уна, ахнув – ладонь Дерека коварно скользнула меж ее ног и накрыла самое чувствительное местечко, горячее и почему-то влажное. От этого бессовестного прикосновения стало вновь жарко, стыдно и восхитительно одновременно. Легкие прикосновения его пальцев дарили неизвестные раньше ощущения щекочущего наслаждения, и Уна с трудом сдержала стон, когда один из пальцев погладил ее там, в горячей влажной впадинке, отчего перемешанное со смущением удовольствие вызвало сладкие спазмы в ее животе. – Ему не обязательно знать… в этом доме далеко не все происходит с его ведома и с его разрешения…

– Уна, – Дерек, казалось, обезумел от осознания того, то сейчас произойдет и от того, что именно Уна настояла на этом. Он хотел отстраниться, но девушка настойчиво удерживала его, обнимала, а у самого у него не хватало духу оттолкнуть это теплое мягкое тело, перестать целовать ее вкусные губы, ощущать под собой ее подрагивающий животик. Ее колени мягко обняли его и он почувствовал жар ее влажной плоти, ощутил свое возбуждение как нестерпимую тянущую тяжесть, мучение и наслаждение одновременно. – Моя рыжая, красивая Уна…

Девушка стыдливо пискнула, когда ощутила у себя меж ног его пальцы и еще что-то – жесткое, давящее, старающееся проникнуть в ее слишком узкий вход.

– Потерпи, – шепнул Дерек, чуть приподнимаясь над девушкой. Внезапно его тело стало тяжелым, напряженным, мягкие движения сменились резкими, даже грубыми, и он, одним сильным движением толкнулся в ее тело – там, в этом чувствительном, таком мокром и нежном месте.





От резкой боли Уна закричала и сжалась, вцепившись ногтями в плечи юноши.

– Больно! – выкрикнула она, дрожа, как зайчонок. – Постой… подожди, не надо!

Дерек замер, его губы ласково стирали слезы, предательски выкатившиеся из-под ее ресниц, и Уна, поскуливая, торопливо читала слова заклятья – точно того же, каким недавно унимала кровь и боль в разбитых розгами пальцах. Заклятье невест – так мама называла его когда-то. Она научила ему Уну тайком от отца, когда маленькая Уна разбила коленки и ревела на весь двор.

«Однажды пригодится», – с таинственным видом произнесла мама. И Уна, чувствуя, как от магической вязи слов уходит, отступает боль, накрепко запомнила нехитрую науку. После ран и ушибов было предостаточно, и даже ожоги, полученные на кухне, Уна заговаривала быстро и почти не задумываясь. Сегодня она поняла, почему мама так называла его – заклятье невест. Вот почему…

Боль ушла, растворилась, стерлась из памяти, и Уна расслабилась, ощутив, наконец-то осторожные поцелуи на своем лице и еще… Дерека. Мужчину в своем теле. Ощущение было странное, необычное, но не неприятное.

Дерек, почувствовав, что ее ноги, стиснувшие его тело, расслабляются, осторожно двинулся, проникая в тело девушки глубже, и Уна ответила ему неловким, таким же острожным движением. Ее испуганные глаза смотрели на него изумленно, и Дерек срывающимся от волнения голосом шепнул:

– Не больно больше?

– Нет, – ответила Уна. – Нет…

Их губы снова слились в поцелуе, теперь в более изощренном и откровенном, Дерек двинулся раз, другой, проникая в тело девушки, и Уна, настороженно ожидающая боли, не почувствовала ее. Наоборот – вернулся тот самый приятный стыд, наливающий живот пульсирующей тяжестью, и Уна поняла, что оно, то самое, запретное и тайное, свершилось. То, что сейчас с ней делает Дерек, взрослые и называют любовью, и скрывают подробности от детей.

Толчки его члена в ее теле стали чаще и сильнее, теперь Уне нравились жесткие прикосновения, она замирала и даже дышать переставала, сосредотачиваясь на разгорающемся в ее теле тепле, медленно превращающемся в нестерпимый жар. Она хотела крикнуть, когда поняла, что от этого жара ее бедра бессовестно дрожат, и стонов не сдержать, но Дерек помог ей – снова поцеловал ее, заглушая рвущиеся из груди жалобные всхлипы.

С ее телом происходило что-то, чего она раньше не испытывала, она чувствовала одновременно и блаженство, и абсолютную беспомощность, лишенная возможности контролировать поток обжигающих ощущений. Она постанывала, стараясь устроиться удобнее, чтобы не было так невыносимо хорошо, чтобы не заходиться в стонах, захлебываясь прохладным воздухом, но становилось только еще более невыносимо. Движущийся в ее теле член становился все жестче, и испуганная Уна кричала, царапая влажную спину Дерека, чувствуя приближение чего-то, что не могла не объяснить, не сдержать.

– Я сейчас умру, – выкрикнула она, чувствуя, как горячее наслаждение разливается по ее телу, выгибая его и заставляя приникнуть к Дереку крепко-крепко, дрожа он каждого следующего толчка как натянутая струна. – Все, все!

Ослепительное наслаждение обрушилось на нее, она не узнавала свой голос, старший грубым и каким-то по-дикарски бессовестным. Она стонала и рычала, извиваясь под Дереком, и каждое прикосновение заставляло ее вздрагивать от удовольствия как от удара. Но она продолжала свою бессовестную возню, доставляя себе последние – самые сумасшедшие, – вспышки блаженства, до исступления, до полного отключения всех чувств, до растворения в наслаждении и до блаженного покоя, который после всего случившегося был слаще всего…