Номерные сказки

— Дождик, дождик! — его царское величество, радуясь, словно малой ребенок, побежал сначала жать руки кузнецам с пушкарями, а затем абсолютно непричастному и в силу многих причин мгновенно отсыревшему духовенству.

— За что? — трясущимися губами вопросил пространство перед собой голландский посол.

— За родину! Твою и мою. — отвечал ему шут, протягивая ковшик с медом. — Заряд-то не боевой, высокородие! Хотя вовсе не холостой. А суть в том, что по прилете на парашюте опустится и в центре Амстердаму твоего в самую большую клумбу втыкнется. Как самое что ни есть мирное баллистическое послание. И грамота у его в кармане. С приглашением. От нашего двора вашему.

Вернувшийся бегом царь снова махнул рукой, и из-за кустов, медленно выступая, пошли дудошники и рожечники. Голландский гимн в их исполнении выглядел африканским, однако ко всему привыкший посол привычно вытянулся и приложил руку к бешено бьющемуся своему голландскому сердцу.

— Мы ить тока в карты с тобой воюем, не так? — спросил его, неостановимо радуясь, государь. — И ущербу, окромя по носам оными, не наносим, так?

— Так, баба-тушка... — отвечала за посла его более храбрая, хоть и слегка одеревеневшая, половина.

— Уж извини, матушка, ежели напугал... — сказал царь. — Да, кстати... Я приглашение вашему-то отправил. Что, значит, в любое время с неофициальным дружественным ожидаю. Так что пусть планирует. А мы карасей наловим. И сметаны надоим.

— И огурцов накоптим. — добавил шут.

— И сахару наколем. Ломами. — сказала совсем не склонная к юмору, а просто очень хлебосольная и гостеприимная царская половина...

Сказка №34

Это утро его величество посвятил экологии. Науке, как он выразился, "крепким образом необходимой для процветания цветов и роста растений, каковые мы нюхаем и едим для восполнения морально-жизненных тонусов". Причиной высочайшего внимания к экологическим проблемам послужила статья из "Нойе пруссише швайн", которую слово в слово пересказал царю голландский посол.

— Стало быть, в Европах уже и деревья за свои права борются... — удивленно пробормотал государь и задумался. В его лесистой стране такая перспектива могла привести к непредсказуемым поворотам событий. Он живо себе представил взбунтовавшийся от вырубки сосновый бор, нападение дубов на охотников и даже марш вооруженных пеньков на беззащитный царский дворец. Уловив в глазах царя опасную игру воображения, посол пересказал статью снова. Но уже доходчивым языком и применительно к экономии природных ресурсов, чему государь придавал большое значение из-за малых размеров своей страны.

— Другое дело! — сказал царь и не глядя пожаловал послу пижаму со своего плеча. Посол с благодарностью принял, а его величество, поиграв перед зеркалом не то мыщцами, не то желваками, бухнулся в кресло и щелкнул пальцами. Последнее означало экстренный созыв думы с выездом...

... — Дуб обыкновенный псевдоеловый лиственно-корневой! — в ответ на немой царский вопрос тараторил по свитку боярин, и вся камарилья, вздыбив бороды, дружно осматривала ствол и крону.

— Расти большой! — ласково говорил государь и бросал отеческий взгляд на следующее растение.

— Дог мраморный лайно-гавчатый! — оттерев боярина, подделывал его голос шут, и высокое сборище пялилось на очередной ствол.

— Будь здоров! — говорил дереву царь, и осмотр продолжался. Часа через полтора стало ясно, что его величество всерьез собрался лично ознакомиться с состоянием и местоположением каждого в стране дерева.

— Именно так! — подтвердил царь и похлопал шута за догадливость по спине. Посол, высокие каблуки которого сильно вязли в мягкой земле, приуныл. Впрочем, он давно привык к тому, что любые иностранные нововведения применяются в этой стране самым неожиданным образом. Поэтому не очень удивился и тогда, когда государь, вынув из бороды что-то живое и отпустив на волю, сказал :

— Да как же такую-то красоту — и рубить? Да рази ж можно к такой флоре по-фаунски относиться? Эх, бояре... Хватит нам леса вырубать! Лучше мы теперь сажать будем. Тех, кто их рубить станет.

Государь, в силу стратегической направленности своих мыслей, не очень хорошо разбирался в жизненных мелочах. Грозным исполином неколебимо стоя на страже завоеваний предков, он в то же время полагал, что хлеб вырастает на полях в виде булок от разбросанных крестьянами крошек. Что мед пчелы приносят из любви к людям. И что дрова — это одно, а деревья — совсем другое.

— А печи топить чем прикажешь? — поинтересовался шут. Мысли его, в отличие от царских, были приземленны и даже где-то грубы. Шутовской жизненный опыт отличался от царского еще и тем, что он хорошо знал, что такое острог, и как экономить, чтобы одной краюхи хватило на восемь ден.

— А хрена ли топить? Лето же! — сразил шута государь. И был прав не менее, чем на семьдесят пять процентов. Потому что, и в самом деле, на дворе было лето. И не только лето, но и среда. Так что до субботней стирки и бани была уйма времени. Ну, а кушать без готовки можно репки и морковки. А щепать лучину нету причины. Потому что день-деньской длинный, словно змей морской. Так что дерево не надо топором бить до упада. Пусть себе растет пока — книзу, кверху и в бока!

Исполнив собственного сочинения вышеупомянутые стихи, царь внимательно выслушал аплодисменты. А также цветистую речь посла о новейших стихотворных формах, изобретенных в Европе. И отвлекся. И расслабился. И оставшиеся полдня просто гулял со свитой. Безо всяких, слава Богу, декретов, и решительных, не приведи Господь, нововведений.

Сказка №35

В этот день предавались воспоминаниям. Государь поел с утра манной каши, запил молоком, закапал себе штаны и последовательно вспомнил детство, отрочество, юность, молодые, зрелые и очень зрелые свои годы. Мирно перетекая от пеленок к экзаменам, беседа наконец уперлась в одно из самых ярких жизненных событий государя. А именно — его величество в который раз во всех подробностях припомнил момент своего становления как деятеля международных масштабов.

— Хо-о-ох, делегаций-то понаехало! Кого только ветром ни принесло! И королевский царь Луй из Парижа-то города... И султанбаши арабейский... И папа римский, и мама аглицка, и даже чудо како-то в перьях с Америки. Со всех дырок все величества повылазили. Дабы, значит, к единому мнению о судьбах мира прийти. А я молоденький царенок-то ишо был. Мудроты нонешней-то не нажил. И с политикой застольною не знаком. То вилку, понимашь, во праву руку возьму, то свечку в суп опрокину, а то, бывало, посередь речи чей-нибудь что-нибудь во сне крикну. А папе римскому руку хотел пожать, а он больше любит, когда целуют, а я, блин, царь ему или кто? Ногу ему в виде компромисса пожал, а он — губы дуть, да с королицей немецкой против меня шептаться, да вечером на фейерверк меня не позвали. А на друго-то утро гляжу — цельная уже коалиция их супротив меня ополчилась. Один орлом сквозь монокль лорнирует, другой платьем дерзко задел, третий, подлюка, тростью подножку мне сконструировал. А римский из каталки ими руководит. А саксонский с баденским усишки котовские накрутили и по анфиладной промежности туда-сюда променадят, шпагами стучат и перчатки издали кажут. Мол, только споткнись — тут же в очередь на дуэль вызовем и всего, как ежик яблоко, издырявим...

Государь замолчал, погрузившись в далекое прошлое по самые брови. Царица пододвинула ему кружку с чаем, царевна — блюдо с яблочным пирогом, а шут вздул пару ароматных свечей. Государь изволил откушать, запить, понюхать и, по прошествии времени, потребного для возникновения, прохождения и обнародования отрыжки, закончил свой рассказ кратким устным конспектом событий.

В соответствии с которым выходило так, что злые международные сферы, подстрекаемые недоброжелательными кругами, вознамерились политически унизить и морально уничтожить не пришедшего им по сердцу государя. Однако последний, мобилизовав природную смекалку и все наличное чувство юмора, наголову разбил супостатов в диспуте. Который проходил в последний день саммита и имел темой перспективы добрососедства. И который поистине вошел в историю как триумф отечественной дипломатии и образец поведения на международной арене.