Номерные сказки

Царь озабоченно прошелся по горнице, пальпируя негустые свои седины. Умерщвлять кого-либо, тем более шута, ему никак не хотелось.

— Ну, хорошо! — немного погодя, сказал он. — Тады давай контрпредложение выдвигай. А то возьму да назначу. А то критиковывать-то вы все мастера, а как дело делать — дак тока мне мышцей-то головной шевелить приходится! Предлагай!

— Предлагаю. — почти сразу же откликнулся шут. — Добровольца среди народа сыскать. Для чего — не говорить. Просто объявить, что дело — опасней некуда. И награду назначить. Полцарства на четверо суток в лизинг.

— Ишь ты, щедрый какой нашелся! — сварливо отвечал государь. — В лизинг... А потом спрашивай, почему ямы на месте гор, и кто все леса до единой сосенки сбрил. Нет уж. Ежели таким манером, то наградой пусть благодарность потомков будет. А в натуральном выражении — памятник в виде конного обелиска и восемь рублев деньгами.

— Почему не десять? — поинтересовался шут.

— Потому что чистыми. — ответил царь, одновременно доливая остаток бочонка и заканчивая дискуссию.

И во второй половине дня заспешили, седлая жеребцов и кобыл, глашатаи и герольды, поскакали и поехали по весям и городам, зачитывая в рупоры и сложенные ладони царскую, она же государская, весть.

— Ежели из простого, либо не очень, либо именитого народу да пожелает кто исполнить государеву волю, не взирая при том на невзгодную трудность и не убоявшись самопогубления весьма при сем вероятного, то таковому оному государство, в священном лице нонешнего премудрого самоуправца державного, обязуется, помимо побочных благ, предоставить в имение один раз по десять рублев деньгами немедными, да один раз по шубе с упомянутого лица плеча, да по сотке к каждой сотке надела, да личное оным же лицом рукопожатие, художником в красках уделанное и с рамкой, да бочонок лучшего меду, да, пожалуй, пока и хватит!

— Эко же, брат, приманчиво... — выслушав на площади либо на базаре, говорил один бородатый Федот другому. — Десятка, да плюс патрет, да помножить на хороший медок... Ишо бы минус погибнуть — дак я пошел ба! А так ба нет ба. Потому что живому-то жить-то лучше.

— А я, брат, может, и задаром пошел ба... — ответствовал, заложив длинные рабочие руки за пониже спины, точно такой же, хотя и другой, Федот. — Ежли ба, к примеру, оно ба в военно время да в тяжкий час. А чтоб за деньги пукало свое для опытов предоставить — уволь. Потому что лучше потихоньку вдоль, чем с грохотом поперек.

И бородатые мудрецы расходились, тут же забыв о царском послании в повседневных своих заботах. К вечеру, согласно рапортам старост, обнаружилось полное нежелание кого-либо из обчества рисковать здоровьем даже за такое много, какое было обещано. Секретный план, несмотря на свою обдуманность, покачнулся и зашатался.

А в это время в кузнице уже вовсю кипела работа по воплощенью в металле. Не имеющий прямого отношения к делу государь, надевши кожаный передничек и зачем-то прибрав скромные свои волосы ремешком, ходил по кузнице и давал кузнецам, в силу лишь общей своей компетенции, весьма общие же советы.

— Не обожгися, мотри! Мотри, не обожгися, говорю! А то, не дай тебе Господь, обожгесся! Ить это у тебя чего? Это у тебя высокая температура в руках. Ежели уронить — в ногах тоже будет.

— Ловчей, ловчей неси! — покрикивал государь немного позднее в немного другую сторону. — Ежли не донесешь — мотри у меня! Гусударство тебе не мешок с резины! Ежли кажный по разу-то напортачит — ни с чем и ни в чем, тоись, без последних штанов останемся! Ты вот, кум тетушкин, спешить спеши, да лишку не торопися! А то содержанье с формой не совпадет — сам тады за чугун заплотишь!

Опытные мастера, не обращая внимания на активное руководство, работали качественно и аккуратно. Довольно скоро утомившийся и примолкший государь, присев на наковаленку, с удовлетворением наблюдал за слаженным их трудом. В свое время он не пожалел ни денег, ни личного влияния, чтобы достать за границей самое совершенное оборудование всех видов. Самым же строгим образом он подошел и к подбору кадров, для отыскания каковых лично побеседовав едва ли не с каждым подданным. С тех пор прошли годы, и тяжелая промышленность короны выросла многократно, затмив собой достижения даже батюшки нынешнего надежи, в царствование которого, как известно, был отлит знаменитый Ларь-колокол, в коем, по причине невозможности его поднятия и общей несворотимости, хранился весь валютный запас страны.

— Бог в помощь! — сказал, входя, шут. Оглядев потные спины литейщиков и кузнецов, он подсел к государю и заговорщицки шепнул :

— Искать искал, найти нашел! Кандидатура уже имеется.

— Кто? — встрепенулся царь. — Чего уселся? Давай скорее веди!

— Привел бы, да не идет. — сказал шут, как-то странно на царя глядя. Словно бы хотел заранее угадать какую-то его реакцию.

— Как так не идет? Безногий, что-ли? Инвалид, что-ли? — непонимающе уставился на шута монарх.

— Да нет, с ногами. Но, в каком-то смысле, пожалуй, и инвалид... — туманничал шут.

— Ты вот это... Ты надсмешку надо мной шутишь, али как? — поинтересовался царь, сведя предварительно воедино обе кустистых брови.

— Что ты, отец народный! — убоялся шут. — Истинно говорю, кандидатуру отличную подобрал! Исходя из согласного непротивления самого кандидата. Он по твоему веленью хошь в огонь, а хошь прямо в грязну воду полезет. В смысле, тоись, не полезет, а...

И он, не надеясь на доходчивость своих объяснений, тут же пригласил царя сходить познакомиться, благо недалеко и ради такого случая для личности не зазорно. Царь крякнул, подумал и согласился. Дав для порядку несколько не очень применимых, но в целом довольно здравых советов мастеровым, государь под руку с шутом удалился.

И, действительно, через пару минут прибыл. Туда, где посреди огорода стоял, как еще издали предупредил шут, сам кандидат.

— Нда... — оглядев пугало, молвил его величество. — Ни хрена себе доброволец... У тебя что, Сеня, несварение мозгов в котелке? Это ж пугало! Садово-огородное обыкновенное.

— Ну да! — подхватил шут. — Простейшее кошмарное приспособление! Для упугивания ворон и других мордоклювых птиц! Но не только, государь. Глянь-ко...

И он, надломив, сложил обе пугальи руки вдоль тулова.

— Нравится?

Царь, бороздя носком туфли по земле, размышлял. Собственно говоря, такой вариант вполне ему подходил. Особенно с точки зрения сбережения жизни кандидата. Каковую, по причине отсутствия, можно было и не беречь. А также с точки зрения экономии средств наградного фонда. Без каковых данная сермяжная скульптура вполне могла обойтись.

— Нда... — пощипав густой, как подзаборная крапива, ус, вымолвил государь. — Хрен с им... с нихрена себе кандидатом... Утверждаю! Так тому и быть! Пущай, так сказать, умеренно человекоподобное существо самого человека пока заменит. Все ж таки, чего там ни говори, впервые в мире оно такое...

И тут вдруг ситцевый платочек, мелькавший там и сям среди насаждений, оказался бегущей что есть мочи царицей.

— Батюшка! Сеня! — закричала она еще издали. — Скорей! Бегом! Голландскому послу плохо!

— Что такое? — проворчал царь. Он не любил, когда его отрывали от дела. — Поди, опять пробовал, как я, свечкой питье закусывать? Дак сей обычай непереводим для ихних желудков. Да и целую горящую зачем в рот-то сразу пихать? С огарочков следует начинать, с огарочков...

— Нет! — с задравшимся кверху платком государыня очень стала похожа на древнего марафонца. Принесшего, однако, совсем не благую, а очень худую весть. -Не то, батюшка! Совсем не то! Много хуже... Гораздо хуже... Война...