Воспитанница любви

– Обещай мне, – с некоторой театральностью произнесла Вера, – что убьешь меня немедленно, если вдруг между нами это случится!

– Ты сумасшедшая! – повторил Сашка, не торопясь прикрывать обнаженное тело. – Я не собирался делать что-то дурное. Ты сама…

Вера покраснела и зажмурилась от стыда. Он прав, возразить нечего. Девушка рассердилась.

– И довольно щеголять в костюме Адама, оденься! – велела она.

Вера умирала от стыда, но не смогла не смотреть, как одевается Саша. Он был дивно хорош и не по возрасту развит. Девушка не знала, как ей выйти из создавшегося положения, чтобы не уронить себя при этом.

– Я хочу есть, – робко попросил Сашка, искоса поглядывая на Веру.

– Я покормлю тебя сейчас! – обрадовалась она.

Набросив пеньюар, Вера принялась хлопотать, и нестерпимое чувство стыда понемногу оставило ее. Все было как всегда: голодный братец пришел домой, сестрица заботится о нем. Теперь он лег спать на своем диванчике в гостиной, и они более не вспомнят о нынешнем эпизоде. Вера погасила свечу и направилась к себе, но Сашин громкий шепот остановил ее.

– Скажи мне, Вера, я тебе противен? Ты меня нисколько, нисколько не любишь?

Девушка вздрогнула, немедленно прогнала обжигающие воспоминания и сердито ответила:

– Что ты выдумываешь, Саша? Ты хороший, красивый, но ты мне брат. И будет об этом!

– Да если б я взаправду был брат… – проворчал Сашка, но скоро смолк и уснул тоже очень скоро.

Вера могла только позавидовать его здоровой натуре.

На другой день заботы вовсе вытеснили из памяти злоключения этой ночи. Вера с братцем пообедала в соседнем трактире, после готовилась идти в театр. Надобно сообщить антрепренеру о выборе пьесы для бенефиса да выбрать с ним актеров. Антип Игнатьевич должен помочь и сам сыграет Отелло. И репетировать, репетировать.

Вера почти не удивилась, когда Глаша доложила с удивлением в голосе:

– К вам господин статский советник.

Вера невесело усмехнулась:

– Приглашай господина статского советника.

Помолясь и укрепившись духом, она встретила Алексеева во всеоружии. Иван Иванович, приторно улыбаясь, раскланялся, расшаркался и потянулся в ручке Веры с поцелуями. Она брезгливо спрятала руки за спину. Теперь она не была жалкой воспитанницей, зависящей от воли княгини.

– Узнаю, узнаю! Будто только давеча сидели в гостиной ее светлости. Однако не в обиде.

Он вольно раскинулся на диванчике возле столика в крохотной гостиной и распорядился, чтобы ему принесли кофе. Пока ожидал, оглядывался по сторонам.

– Стало быть, тут и живете? Бедновато-с.

– Что привело вас ко мне, Иван Иванович? – перебила его Вера.

– Молва о ваших успехах на артистическом поприще! – с ехидством ответил Алексеев. – Имел честь видеть вас давеча в водевиле. Весьма ловко представляли кокотку.

– Полно вам глумиться, Иван Иванович, – строго прервала его Вера. – Лучше скажите, как вы меня нашли.

– Не я, мои люди искали вас. Вот как только вы ускользнули из объятий своего красавчика.

– Ах да, этот нищий на углу! – догадалась Вера.

– Да-с. Зачем бежали-то? Али чем не угодил вам любовник?

Алексеев ерничал, но в его словах явственно слышалась плохо скрытая злоба.

– Не вашего ума дело, – отрезала Вера.

– Сейчас видно актерку: ни ума, ни воспитания. Манеры бульварные.

Девушка резко поднялась и указала на дверь:

– Пожалуйте вон!

Алексеев не спеша допил кофе и взялся за шляпу.

– В мои расчеты не входит сердить вас, моя красавица, – сказал он, стоя на пороге. – Я не собираюсь отказываться от своего права. Или вы запамятовали, что дали мне согласие? Мои намерения ясны вам, мадемуазель?

– Негодяй! – Вера в изнеможении упала на стул, как только за Алексеевым закрылась дверь.

Однако надобно спешить в театр. Остается лишь молиться, чтобы злосчастный Алексеев не причинил ей вреда. А впрочем, как он может навредить? Разве что испортить настроение, как на балу в собрании? Мысли Веры потекли в ином направлении, бенефис и новая роль вытеснили все лишнее из головы.

Антип Игнатьевич легко согласился с выбором пьесы. Его издавна манила роль Отелло, и он всячески примерял ее к себе. Увлекшись замыслом, антрепренер рождал одну идею за другой и не отстал от Веры, пока вконец не утомил ее. О репетиции не могло быть и речи. Назначая актеров, придумывая сцены, они не заметили, как подошло время вечернего спектакля.

Разойдясь по уборным, актеры готовились к выходу на сцену. Отыграв положенное, Вера вовсе забыла об Алексееве и была неприятно удивлена появлению Ивана Ивановича после спектакля в ее уборной. К тому же Вера ожидала Стельковского, и каково же ей было видеть заместо красивого гусара слащавую, лживую физиономию Алексеева. Он не принес ни цветов, ни подарков, это тоже было мысленно записано на его счет.

– Что вам угодно? – спросила Вера ледяным тоном, силясь скрыть волнение.

Еще не хватало, чтобы Алексеев столкнулся в ее уборной со Стельковским.

– Да все с тем же, матушка. Пойдете ли за меня замуж?

Вера еще не успела снять с себя легкомысленный наряд водевильной субретки, и Алексеев жадно разглядывал все подробности его. Девушка невольно прикрыла ладонью низкое декольте.

– Но ведь я актерка, как вы изволили выразиться! – язвительно произнесла она.

– Ничего-с. Я не брезгливый, и такая сгодитесь, – скривился Иван Иванович.

Он все не уходил и даже порывался помочь Вере расшнуровать корсет. Его липкие от пота, ледяные руки вызывали омерзение, как от прикосновения жабы.

– Оставьте же меня! – не вынесла девушка и, содрогнувшись, отстранилась от Алексеева.

Она присела на стульчик подальше от назойливого «жениха» и, стараясь говорить спокойно, продолжила:

– Не обессудьте, Иван Иванович, но для меня прошлое потеряно. Все, что было со мной ранее, кажется сном. Нынешняя моя жизнь – это театр. Так распорядилась судьба. Ищите себе другую невесту, а я уж не гожусь.

– Да кабы не… – зло пробормотал Алексеев, но пресекся. – Да разве ж я искал бы вашего расположения? У актерки-то? Это ж всю жизнь после не отмыться!

– Верно, вам доставляет удовольствие меня оскорблять, пользуясь моей беззащитностью! Уходите, я не желаю вас более видеть!

Однако Алексеев, кажется, еще более воспалился.

– Да к бесу вас, на то вы и актриса, чтобы представления устраивать. – Он грубо схватил Веру за руку, так что она вскрикнула, и прошипел прямо в ухо: – Тебе некуда деваться, год-два – и окажешься в грязи и нищете. Отсюда – одна дорога. Подумай хорошенько, покамест не поздно. Я ведь тоже вовсе не такой добренький.

Вера насилу высвободилась и попыталась выбежать из уборной, но Алексеев загородил ей дорогу.

– Если на Вольского рассчитываешь, – шипел он, – то прогадала. Женился твой красавчик на миллионше, маменька сосватала. А ему и на руку, что ты сбежала. Вот и рассуди: в веселый дом или за меня?

Не вынеся более пытки, Вера закричала:

– Убирайтесь вон! – и занесла руку, чтобы ударить обидчика по лицу, однако Алексеев схватил ее запястье и сжал изо всей силы.

У бедняжки от боли на глазах выступили слезы, и она зажмурилась. Вдруг что-то произошло. Алексеев разжал пальцы и неловко потянулся вверх.

– Вышвырнуть этого господина за порог? – услышала Вера спокойный голос Стельковского.

– Ах, оставьте его, – устало ответила она. – Пусть уходит.

Стельковский отпустил негодяя, и тот по-собачьи отряхнулся, поправил сюртук и зловеще произнес:

– Вы дорого за это заплатите, мадемуазель. Уж я постараюсь.

Не глядя на поручика, он вышел.

– Что нужно от вас этому господину? Почему он угрожает? Что он вам? – вопрошал после молодой офицер, но Вера взмолилась со слезами на глазах:

– Ах, не спрашивайте меня ни о чем сейчас, иначе я умру! – И она разрыдалась, уткнувшись в жесткие шнуры гусарского ментика.

Даже теперь Вера почувствовала, как окаменел, замерев на месте, Стельковский, а руки его, поднявшиеся было к объятию, опустились вдоль тела.