Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10

– Ну, что ж, этого давай...

– Надо, прежде чем давать, – сказал Щербак, – провести медицинскую экспертизу, а то ведь потом скажут, что упал человек нечаянно, нос разбил. А он не по этой причине пострадал.

– Ну, учить-то меня не надо, – сказал подполковник и повернулся к дежурному: – Дежурный, вызови этих самых ребят, чтоб принесли трубочку подышать ему.

– Тут не трубочка, тут бидон нужен, – рассмеялся Щербак.

– Ладно, острить не будем, – сказал подполковник, – давайте ваших свидетельниц и поднимайтесь ко мне в кабинет. А ты шевелись! – крикнул он дежурному.

Не хотелось подполковнику милиции Устинцеву заниматься этим делом, очень не хотелось. Он морщился, что-то искал в ящиках стола, двигал стулья, потом наконец предложил сесть, потом достал несколько листов бумаги, положил на стол и сказал:

– Пусть каждый напишет, как было дело. Самостоятельно, друг у друга не списывать. Пишите все, как было на самом деле, и это будут ваши свидетельские показания.

– Хорошо, – сказал Щербак, – пишите, девушки: «Я, такая-то, была с тем-то там-то...»

– А ты не подсказывай! – воскликнул подполковник.

– Нет, я только форму им подсказываю, а то ж они такого напишут: когда проснулась, когда завтракала... Ты что, подполковник, не знаешь, как бывает обильна женщина в словах, когда речь заходит о серьезных вещах?

Через полчаса исповеди закончились. Как во всяком уважающем себя документе, в каждом из них были проставлены имена, отчества, фамилии, адреса проживания, паспортные данные. Никто и предполагать не мог, что именно эти записи и станут в самом ближайшем будущем причиной больших неприятностей.

Подполковник быстро пробежал глазами листки, все расписались, поставили числа, после чего Антон сказал:

– Ну, теперь мы можем быть свободны? Вы сами разберетесь? Или будем все-таки как-то решать этот вопрос на уровне Управления собственной безопасности? Начальник, ты как считаешь?

Вопрос был поставлен так, понял Устинцев, что дело может закончиться скверно, если этот охранник говорит, что ему несложно решить вопрос с УСБ.

– А для этого, – продолжил Антон, – я сейчас помогу тебе, сделаю звонок Яковлеву в МУР и объясню Владимиру Михайловичу, или заму его, кто там есть, или Пете Щеткину из убойного отдела, и он быстренько разберется, что тут и как, кто должен подъехать, какая комиссия, и сам приедет, чтоб помочь. Тебе это надо?

– Мне это нежелательно, – ответил подполковник.

– Ну, если нежелательно, разбирайся в этом деле сам, а мы поехали. Всего тебе доброго, подполковник, ты против нас зла не держи, но все-таки этого дурака постарайся наказать. Нельзя вести себя на людях в таком пьяном свинском виде, –да еще размахивать «пистолью». Ты ж представляешь, один выстрел, и что пошло бы? Резня пошла бы! Потому что эти чурки, которые там орали на крыльце, они же, обрадованные поддержкой, ринулись бы давить, а мы бы не дали, и там столько крови пролилось бы, что твоему капитану на годы это откликнулось бы.

– Ладно, я обещаю разобраться, и, если вам угодно, вы лично получите официальный ответ.

– Нам неугодно получать официальный ответ, потому что мы к этому делу не хотим иметь ни малейшего отношения. Это твои собственные личные дела, подполковник, и ты их должен решать, как считаешь нужным. Я сам майор, спецназ, был в шкуре милицейской, спецназовской, прошел всякие огни, воды и медные трубы, мой напарник тоже майор спецназа из ГРУ, тоже знает, как надо общаться с теми, кто ведет себя непристойно, ну, ты сам понимаешь. Мы бы не церемонились, но в данном случае решили не поднимать шума, чтобы на твою, подполковник, голову не сыпались лишние шишки. Все, пока, мы пошли.

– Ладно, ребята, всего доброго.

На том они расстались, не думая о тех неприятностях, которые еще ожидали их впереди, а пока они были счастливы, что все наконец закончилось и можно будет использовать дальнейшее время... да все можно, потому что устали и очень соскучились, оказывается, друг по другу.

Еще один вопрос они упустили, чрезвычайно важный – они забыли, зачем собрались, а в том плане первым пунктом стоял ужин, но от нерасторопного официанта и наглых усачевских ребят не только аппетит пропал, но и возникла необходимость самозащиты, и та энергия, что уже не так бурно кипела в мужиках, потребовала срочного пополнения. Но против предложения Антона снова найти приличную точку, где их не побеспокоят, категорически возразил Щербак. Он сказал, что на его голову сегодня приключений достаточно, попутно поинтересовавшись, нет ли у Гали какой-нибудь легкой закуски, потому что «тяжелую» выпивку он собирался прикупить в любом из попутных магазинов, не нужен был никакой дурацкий кабак с его неприятностям. Галка не только не возражала, но, напротив, приветствовала это своевременное решение: ей тоже порядком осточертела эта история. Элка хотела предложить всем отправиться к ней, где уж чем-чем, а обедом все будут обеспечены, но, еще не открыв рта для того, чтобы произнести фразу, увидела взгляд Антона и поняла, что он заранее не одобряет того, о чем она еще не сказала. Элка промолчала, что ж, в конце концов это даже лучше, потому что если гулянка затянется, то что же ей лично достанется? И они разъехались каждый в своем направлении, хотя жили в одном доме, но маршруты выбрали разные, как, отъезжая, сказал Щербак, улыбаясь, чтобы больше не путаться сегодня друг у друга под ногами.

– Ну, а мы – что? – спросил Антон.

– Как что? – Элка посмотрела на него с изумлением. – А куда ты можешь деваться, кроме как ко мне? Где ты можешь спрятаться?

Элка еще днем наготовила вкусностей – обед в полном наличии, всякие разные жарености, копчености, варености, компоты, сладости и прочее, прочее. Понятно, отчего и формы такие: когда человек не отказывает себе в удовольствиях, это удовольствие так и прет из всех складок его платья.

Антон пошутил по этому поводу, Элка не обиделась, она уважала свою полноту и всячески ею гордилась. Они не торопились приступить ни к трапезе, ни к желанным объятьям, скажем так, хотелось немного прийти в себя, отдышаться, как заявила Элка. Но долго она сама не выдержала. Сверкая изо всех сил глазами, она решительно обхватила Антона обеими руками, развернула его к себе лицом, чтоб глаза в глаза, и, словно бы демонстрируя сильное волнение, хотя оно вполне могло быть и естественным, произнесла со страстным придыханием:

– Ну, теперь рассказывай, подробно рассказывай, как ты получил по морде от этой сучки?

– Ну, Эллочка, тебе-то это зачем?

– Нет, унижение мужчины есть возвышение женщины! Но ты не бойся, ты не унизишься передо мной. Но, сказав правду... услышав твою правду, я тебя еще больше буду уважать.

– А какую правду ты хотела бы услышать?

– А я хотела бы услышать, о чем ты подумал, когда увидел, что она идет не к тебе, а к другому мужику? Что в тебе вспыхнуло? Вот что б ты хотел сделать? Убить его? Зарезать?

– Ничего... Мне вдруг стало очень грустно, оттого что если и наметились какие-то мысли в отношении ее дальнейшей судьбы, нелегкой судьбы, я это прекрасно знаю, у меня у самого растет сын. И у нее – сын. Я много думал за эти несколько часов, может быть, полтора, два дня. Я думал, как, каким образом, да и вообще, могло ли быть?.. То есть произойти соединение людей, фактически несоединимых? Ты понимаешь, ей с Игорем – это морока на всю жизнь. Мой сорванец – это перец такой, что за ним нужен глаз да глаз. Но, может быть, по контрасту у нас с ней и могло найтись то самое единство, которое и любви помогло, и детям дало бы ответственность друг за друга. И вообще, детям надо взрослеть. Ты знаешь, нашим детям давно надо взрослеть, а то они все бесятся, в мальчиков, девочек играют, а на самом деле такое уже творят, что не дай Бог! Вот от этого «не дай Бог» их и надо избавлять. Мой-то три года в детдоме провел, представляешь, характер какой?

– И как же ты? Что-то в роли отца я тебя не очень...

– Ничего, пока справляемся. Там больше Сашкина жена Ирина помогает. Она – прирожденная учительница. Вот ее он слушает, понимаешь? Дядю Сашу вынужден слушать, потому что понимает, что живет в их доме и кто старший в стае, того надо слушать. А ко мне – так... Папаша. «Ну, ладно, пап. Ладно, хорошо», – и ничего не делает. Ему нужна собственная ответственность. Вот я и подумал: может быть, такая ответственность появится... И ночью...