Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 98



Глава 41. Сероглазая королева

Ламора стояла на краю обрыва и смотрела в бездну. Звёзды ярко вспыхивали и гасли, освещая две маленькие фигурки возле пропасти.

Девочка с белыми волосами стояла рядом с широко распахнутыми глазами и даже не моргнула, когда Ламора поводила рукой перед её лицом. Императрица взглянула на свою ладонь и с удивлением не обнаружила на ней следов крови, что оставила на ней эта девочка. Её дар проснулся поздно, а разум был слишком слаб. Такой же проклятый дар.

Ламора ещё раз взглянула на неё, точно видя в чертах образ своего брата. Она была уверена, что почувствовала покалывание в пальцах, когда коснулась потомка Арама. Такое же, как в тот раз, когда их с братом руки соприкоснулись сотни лет назад в подвале. Покалывание, седые волосы брата, его изгнание и… фальшивая смерть. За это она винила себя. Слышала его шёпот во снах тысячи раз и просыпалась с мольбами о прощении. Каждый раз он винил её в своей смерти. Каждый раз проклинал.

Теперь Ламора знала, что Арам не погиб. Он мог пробудить дар так же, как эта девочка. Его тело отзывалось на дар Ламоры, резонировало с ним. Он мог пробудиться, но вместо этого был изгнан и позволил Море встретить эту девочку, передав силу своим потомкам. Сколько их ещё было там, внизу? Скольких таких, как Ламора, Арам и это дитя с цветком в волосах? Проклятие распространилось внизу. Ей придётся сжечь их всех, выжечь эту заразу раз и навсегда, даруя следующим поколениям чистоту. Как и хотела их мать.

Мора протянула руку, чтобы коснуться растрёпанных волос девочки, а потом отшатнулась. Рука прошла сквозь неё, и образ её заискрился. Они обе бестелесны, оболочка осталась где-то там в замке, среди неразберихи, огня и восстания.

– Дитя? – шепнула она, но девочка лишь моргнула, не в силах оторвать взгляд от звёзд перед собой. А потом во тьме появилось ещё кое-что. Он был далеко, но Мора была уверена, что видит парящего меж звёзд дракона. Так далеко, что не представлялось возможным позвать его. Ламора нахмурилась, а когда моргнула и открыла глаза вновь – картинка сменилась. Девочки рядом не было. Была холодная земля и рваный плащ, служивший одеялом. Охапка листьев под головой и пот, пропитывающий одежду и волосы.

– Прости, – тяжело дышала маленькая Мора, схватившись за голову и заскулив посреди темного леса. Голос матери приходил к ней всегда, когда девочка валилась от усталости и уже не могла отгонять от себя сон. Драконица погибала в своём огне каждый раз, и каждый раз винила в этом Мору. К ней присоединялся Арам. – Я проклята, проклята! Умоляю, простите меня, мама, брат, Люси! − кричала девочка всем, кого любила и кто теперь был мёртв из-за неё, и рвала на себе волосы, умирая от отчаяния.

Лёд расползался по стылой земле и убивал растения и цветы. Насекомых и маленьких зверьков. Вокруг неё смерть.

Послышался морозный треск, и картинка разбивалась вдребезги, отбрасывая Ламору в новую реальность.

Тёплая рука принца гладит её щеку, и голоса в голове утихают. Крики матери становились тише рядом с ним. Огонь бушевал в его крови и отогревал её. Был её солнцем. Мора смотрит на рыжеволосого парня с ямочкой на щеке и не может оторвать взгляд. Он смеётся, обнимая её и кружа посреди зеленого поля, и от этого становится тепло.

Девушка и парень стоят возле цветочной арки и смотрят друг другу в глаза. Их руки сомкнуты, они почти одно целое. Скоро у её принца коронация. Свадьба пройдет после празднеств, и Ламора подарит своему императору сына или дочь. Она знала, чем это грозит, но привести в этот мир малыша, похожего на императора, хотела сильнее всего на свете.

− Клянусь, − сказал Дремор, держа за руку свою Ламору.

− Клянусь, − прошептала она, смаргивая слёзы и ощущая желанную тяжесть брачного украшения на шее. Его солнце и танцующее пламя её рода слились в одно. Теперь она не просыпается в ночи, рыдающая от страха и вины. С ней рядом её солнце.

Треск снова раскалывает яркую картинку на части.

У девушки рядом с её императором рыжие волосы. Он касается их и заправляет ей за ухо, нежно улыбаясь. Не так, как Ламоре. Её волосы были пропитаны смесями трав и цветов с щепоткой магии. Ламора не любила, когда их кто-то трогал. Девушка смеётся и исчезает за воротами замка, и Ламора прячется за угол, уловив помрачневший взгляд императора. Он возвращался домой. Глаза его более не излучают свет с ней рядом. Все клятвы перед Праотцом Драххаром были забыты. Мора чувствует, как дрожат её внутренности. Отступивший холод вновь заполняет её, заволакивает сердце и вонзается в душу. Все, кого она любила…

Императрица захлебывается смехом, утирая текущие из глаз слёзы. Кровавые полумесяцы от ногтей остаются у неё на ладонях, складки голубого платья пачкает алый.

Треск.



Ламора сидит в тронном зале и смотрит на женщину, распластавшуюся у её ног. Её живот едва округлился, но даже это лишает императрицу воздуха. Руки дрожат, и она прячет их в юбках платья.

− Прошу, − плачет женщина, умоляюще смотря на Ламору. – Я уйду, но позвольте мне сохранить хотя бы дитя!

Голос матери вернулся. Она безжалостно появлялась, теперь даже не дожидаясь тьмы ночи. Издевательски трепала её брачное украшение и срывала его с шеи, навсегда разлучая солнце и пламя, высмеивала титул и твердила о проклятии. Ламора и правда проклята. Она оскверняла всё, к чему прикасалась. Мама была права.

− Она должна исчезнуть и больше не попадаться на глаза моему мужу, – говорит Ламора советнику императора.

– И её дитя, – кивает златовласый Люциан, сложив руки за спиной. В зелёных глазах его горит решимость, когда он глядит в окно на убегающую прочь безродную девушку. – Император совершил сразу три ошибки, нарушил три клятвы, и за это его не простят ни Совет, ни наш народ. В этом ребёнке его погибель, госпожа. Нужно избавиться от всех.

– От всех, – вторит ему Ламора, невидяще смотря в стену. Ради блага её императора. В ушах шумит, и сквозь этот шум не в силах пробиться даже голос матери. Она прикоснулась дрожащей рукой к своему плоскому животу и вздрогнула. Как бы хотелось ей хоть немного счастья. Немного любви.

Снова треск.

Глаза её императора давно померкли. Тоска съедает его душу, терзает сердце, и не в силах Ламора унять его боль. Он давно перестал замечать её, а она перестала притворяться и избегать холод в попытках скрыть свою природу. Теперь император был безразличен ко всему и к самой жизни. Кровь его утихала. А императрица больше не спала. В редкие минуты её дремоты в голове взрывалась несмолкающая череда криков. Они не умолкали, пока Мора не теряла сознание от боли.

По ночам Дремор сидел перед окном со свечой и ласкал её, видя что-то, доступное лишь ему. Он шептал ей клятвы, понятные лишь ему. И рисовал огнем образ девушки, в чьих чертах Мора не могла узнать себя.

- Она была лучше меня, - сказал он как-то в полудрёме, оттолкнув руку слуги, что пытался потушить свечу. - Добрее и мягче, она помогала мне найти свет внутри меня, укутывая в него снаружи и укрывая, как мать укрывает одеялом ребенка. А когда она исчезла - исчез и я. Мой свет тоже отправился за ней к Праотцу и потух навек.

- О чем вы, император?

- О моей Илэйн.

Ламора отворачивалась, чтобы скрыть глаза, хоть её император уже давно в них не глядел.

− Я думаю, она сумела оставить дитя здесь, − говорит Люциан, стоя рядом со своей госпожой. – Клянусь, нам сообщили об их кончине в тот день. Виновные уже наказаны. Сегодня я всё исправлю.

Ламора поднимает голову, всматриваясь в окна под крышей детского дома. Она помнила его хлипким и покосившимся, а теперь он возвышался над домами города, рядом цветёт сад, а возле входа начинают строить учебную комнату для сирот. Первое, что бросается в глаза – символ её Рода, заменивший в себе дракона на императорское солнце супруга. Серебро его сияло над окнами верхнего этажа. Матушка выбежала из дверей и посеменила к Ламоре, начиная кланяться издалека.