Страница 5 из 54
А сейчас… Я твердо решил вернуться и глянуть телевизор с родителями. «С предками!» – услужливо поправила память. С предками, так с предками. Впрочем, я уже не был уверен, что ТАК родителей называли именно сейчас. Сколько их сменилось за это время, сленговых словечек.
Откуда-то со стороны лимана самозабвенно пел петух. В ветвях чирикали воробьи. В квартире первого этажа, возле распахнутого окна стоял новенький блестящий радиоприемник. Оттуда лилось задушевное:
Голос Татьяны Никитиной был чертовски хорош. Нежный. Мягкий. Обволакивающий. И мне невольно подумалось, что именно этого всегда так не хватало Лельке.
Во дворе мужики лихо резались в домино. Задорно звенел обитый жестью стол. С краю стояла бутылочка мутного самогона. Горлышко ее было заткнуто свернутой газетой. Рядом синий эмалированный бидон с разливной кислятиной, гордо именуемой пивом, и граненые стаканы. На сложенной комсомолке лежали два плавленых сырка, покромсанный толстыми кусками ситный, распотрошенная вобла и одинокая карамелька.
Мужики гуляли от души, на широкую ногу. И я почувствовал непреодолимое желание присоединиться к празднику жизни. Ноги сами понесли вперед, и я завел на ходу, не сводя глаз с целебного эликсира:
– Мужики, можно мне…
Стук домино затих.
– Пацан, тебе чего?
Я отдернул руку. Твою ж мать, так оскандалился! Я мысленно выругался, горячо помянув и «на», и «в», и «с вами». Первое напрямую относилось к самогону, второе характеризовало мое отношение к жизни в детском теле, третье объясняло, с чем останутся обладатели недоступных мне сокровищ после моего ухода.
Любопытный мужик не унимался:
– Так чего тебе?
И я, вдруг вспомнив Вицина, сделал честные-пречестные глаза и спросил:
– Как пройти в библиотеку?
За столом заржали. Дружно. Заливисто. От души.
– Иди, пацан, иди…
Мне махнули рукой, отправляя на все четыре стороны. И я пошел. Уши горели от стыда. В спину донеслось:
– В библиотеку? Ну, парень, ну ты и клоун! – Потом тон резко сменился: – Еще раз увижу, что тянешь руки к выпивке – оборву их по самые уши!
И хохот грохнул с новой силой. Я юркнул за угол дома, в кусты и там остановился, прижавшись спиной к красной кирпичной стене. Лицо полыхало. Сердце билось. От обиды дрожали губы. Хотя, на что тут обижаться? Сам облажался. И с библиотекой действительно сморозил глупость. Какая библиотека вечером в воскресенье?
Скоро стук костяшек по жести возобновился. Мужикам стало не до доморощенного остряка. Были у них дела куда важнее. Я вынырнул из кустов и быстро пошел к лиману, почти побежал. Удивительно. Но я прекрасно помнил туда дорогу. Словно и не было этих чертовых сорока лет.
Интересно, кому пришло в голову протоптать тропу к воде таким бешеным зигзагом? Еще интереснее, почему столько лет народ послушно ходил этим зигзагом и не пытался ничего изменить?
Я шел проторенным путем, как и тысячи прошедших здесь до меня, вел ладонью по серебристым метелкам ковыля и думал о том, что совершил огромную глупость – не подумал прихватить с собой плавки. И хрен с ними, если что, искупаюсь так. Здесь народ закаленный, галимыми семейниками их не напугать. А мои, как помнилось по лесу, вроде, вполне приличные – синие однотонные, не в цветочек.
Ковыль закончился. Я точно помнил, что дальше будет только песок с редкими клочками какой-то особо живучей травы. А сейчас, если подняться вон на тот пригорок, появится море.
Море появилось, не обмануло. Я тут же забыл и про плавки, и про купание, потому что увидел ее.
Вика стояла на камне. Невозможно длинноногая, загорелая, ослепительно прекрасная в своем модном раздельном желтом купальнике. Стояла она, раскинув руки, словно пыталась приманить ветер и взлететь. Только это у нее никак не получалось. Тогда Вика перекинула через плечо длинные черные волосы и принялась их отжимать.
А я вдруг вспомнил, что, стоит только подойти ближе, как увижу темный треугольник внизу ее плоского живота под мокрыми и от того ставшими полупрозрачными трусиками.
Это было воспоминание из настоящей юности. Из настоящих моих шестнадцати лет. А потом Вика заметила меня и приветливо помахала рукой.
Напустив на себя показное безразличие, я спустился вниз и остановился почти у самого подножия ее пьедестала. Память не подвела. Трусы на ней были мокрыми. Сквозь них просвечивали темные волосики. От этого девчонка казалась голой. Только если раньше я молча восхищался ее красотой, то сейчас во мне включился старый зануда. И я вдруг подумал: «Куда только смотрит ее мать? Неужели она не знает об этом?»
Но потом мальчишечье тело взяло свое, и у меня вспотели ладони. А сердце забилось часто-часто.
– Привет, – сказала Вика, – ты отдыхающий?
Мой голос дрогнул, и я дал петуха.
– Да.
На лице у Вики появилась снисходительная улыбка. Как настоящая хищница, она прекрасно чувствовала мое состояние.
Я мысленно себя отругал: "Черт тебя подери, Олег, с каких это пор тебя волнуют какие-то нахальные пигалицы?"
Шестнадцатилетний организм был со мной категорически не согласен. Вика его волновала. Еще как! В крови бурлил дикий гормональный коктейль, только что не выплескивался из ушей.
Девчонка грациозно потянулась, совсем, как это делала Лелька. Призывно. Чарующе. Наверное, все стервы с рождения знают, как это делать правильно. Так, чтобы ни один мужик, сколько бы ему ни было лет, не смог пройти мимо. И телу моему окончательно поплохело.
Поняв, что добилась нужного эффекта, Вика забросила волосы за спину и протянула мне руку.
– Помоги слезть.
Не подумайте, что она просила, нет, просто предъявляла права, словно знала, что отказать ей не смогут.
Я тоже не смог.
– Как тебя зовут? – спросила она с любопытством.
– Олег.
Вика многозначительно улыбнулась и изрекла с непередаваемым ехидством:
– Вещий?
Девочкой она была начитанной. Я прекрасно помнил, что будет дальше. Когда-то, тот, прежний Олег, ужасно смутился и не нашелся с ответом. Нет, потом, дома, кусая от досады губы, он мысленно дал несносной девчонке тысячу разных ответов. И все они были один остроумнее другого. Только она об этом так никогда и не узнала. Олег теперешний ответил нарочито удивленно:
– Ты где-то здесь видишь коня?
И да! Ответ это достиг цели. Взгляд у Вики стал заинтересованным. Она благосклонно улыбнулась и бросила:
– Погоди.
Моя мечта вдела ступни в старенькие сандалии, обмотала вокруг талии полосатое полотенце и спросила:
– Ну что, Олег без коня, а ты совсем не хочешь узнать, как зовут меня?
Взгляд ее стал ироничным.
– Да я и так… – Вырвалось у меня. И я прикусил язык. Сложно проживать жизнь заново, когда заранее знаешь, что будет дальше. Все равно, что смотреть второй раз подряд кино.
– Что, и так?
Вика подбоченилась. Выкручиваться пришлось на ходу.
– И так собрался спросить, только ты меня опередила.
Я сделал одухотворенное лицо и произнес совсем как в рыцарских романах:
– О, прекрасная незнакомка, позволь мне узнать твое имя!
Чушь получилась несусветная. Но Вике понравилось. Она тут же поддержала игру.
– Имя мое столь же прекрасно, сколь учтивы ваши речи. Вы, любезный рыцарь, можете называть меня леди Виктория.
Я откровенно опешил. Что за черт? Такого в прошлый раз точно не было. Ладно, я несу ахинею. Но Вике-то откуда это знать? Как можно подобрать такие слова? Вот так, запросто, без подготовки?