Страница 11 из 89
Мы можем сказать следующее: так же, как всякий вторичный духовный центр является образом первоначального и высшего Центра, что мы уже объясняли в нашем исследовании Царь Мира, всякий священный, или, если угодно, "иератический язык" может рассматриваться как образ или отражение изначального языка, который и является священным языком. По определению последний есть "Утерянное слово", или, скорее, слово, скрытое от людей "темного века" точно так же, как стал для них невидимым и недоступным высший Центр. Но речь здесь вовсе не идет об "остатках и деформациях"; напротив, она идет о правильных адаптациях, ставших необходимыми по условиям времени и места, то есть, в конечном счете, вследствие того, что, согласно учению Сейиди Мохииддина ибн Араби в начале второй части Эль-Футухатуль-Меккья, каждый пророк или духовидец должен был по необходимости использовать язык, понятный для тех, к кому он обращался, то есть специально приспособленный к ментальности определенного народа и определенной эпохи. Таково же и основание самого разнообразия традиционных форм, а это разнообразие своим непосредственным следствием имеет разнообразие языков, которые должны служить им средствами выражения; следовательно, все священные языки следует в самом деле считать созданием «вдохновенных», без чего они (языки) были бы неспособны играть роль, для которой по сути своей предназначены. Что же до первичного языка, его происхождение должно быть «нечеловеческим», как и происхождение самой изначальной традиции; и каждый священный язык еще причастен к этому в той мере, в какой он по своей структуре (el-mabani) и по своему значению (el-maani) есть отражение этого первичного языка. Это может, однако, проявляться разными способами, значение которых меняется в зависимости от конкретного случая, так как задачи адаптации предъявляют свои требования: подобным проявлением является, например, символическая форма письменных знаков;[20] ту же роль играет, особенно в древнееврейском и арабском, соответствие чисел буквам, а стало быть, и словам, слагаемым из них.
Наверняка людям Запада очень трудно представить себе, чем в действительности являются священные языки, потому что в современных условиях они не имеют непосредственного контакта ни с каким из них. И мы можем напомнить в этой связи то, что мы более обобщенно говорили по другому поводу о трудностях усвоения "традиционных наук", гораздо больших, нежели при обучении чисто метафизического порядка, в силу специализированного характера этих наук, который их неразрывно связывает с той или иной определенной формой и который не позволяет переносить их в неизменном виде из одной цивилизации в другую, из-за риска сделать полностью неинтеллигибельными или получить иллюзорный, если не полностью ложный результат. Таким образом, чтобы по-настоящему понять значение символики букв и чисел, нужно некоторым образом пережить ее в практическом приложении, вплоть до обстоятельств повседневной жизни, как это возможно в иных восточных странах. Но абсолютно химеричны попытки включить смыслы и практику этого рода в европейские языки, для которых они совсем не предназначены и где не существует даже и само по себе числовое значение букв. Опыты, предпринимаемые некоторыми в этой области, не считаясь с тем, что дает традиция, ошибочны с самого начала; и если иногда все же и достигались правильные результаты, например, с точки зрения «ономастической», это вовсе не свидетельствует о ценности и законности процедуры, но лишь говорит о наличии своего рода интуитивной способности (которая, разумеется, не имеет ничего общего с подлинной интеллектуальной интуицией) у тех, кто ее практикует, как это, впрочем, часто имеет место в "гадательных искусствах".[21]
Излагая метафизический принцип "науки о буквах" (на арабском языке, Ilmul-Huruf), Сейиди Мохииддин в Эль-Футухатуль-Меккья рассматривает вселенную как символизируемую книгой: это хорошо известный символ Liber Mundi Розенкрейцеров, а также Liber Vitae Откровения.[22] Буквы в этой книге все единовременно и нераздельно начертаны "божественным пером" {El-Qualamul-Ilahi); эти "трансцедентные письмена" суть вечные сущности или божественные идеи; а поскольку всякая буква в то же время есть и число, можно сразу заметить соответствие этого учения пифагорейской доктрине. Эти же самые "трансцендентные письмена", они же — и все творения, будучи вначале сгущены в божественном всеведении, затем, божественным дыханием, перенесены на нижние уровни, составили и сформировали, образовали проявленную Вселенную. Здесь напрашивается сравнение с ролью, которую играют буквы в космогонической доктрине Сефер Иецира; "наука о буквах", впрочем, имеет примерно одинаковое значение в еврейской Каббале и мусульманском эзотеризме.[23]
Отправляясь от этого принципа, нетрудно понять, что им устанавливается соответствие между буквами и различными уровнями проявленной Вселенной и, конкретнее, нашего мира; существование планетных и зодиакальных соответствий в этой связи хорошо известно, чтобы не задерживаться здесь на нем, и достаточно лишь отметить, что оно ставит "науку о буквах" в тесную связь с астрологией, рассматриваемой как «космологическая» наука.[24]
С другой стороны, в силу структурной аналогичности «микрокосма» (el-kawnus-seghir) и «макрокосма» (el-kawnul-kebir), эти же буквы равным образом соответствуют различным частям человеческого организма; в этой связи мы заметим вскользь, что существует терапевтическое применение "науки о буквах", когда каждая буква алфавита применяется определенным образом для исцеления болезней, поражающих определенный орган.
Из сказанного также следует, что "науку о буквах" следует рассматривать на различных уровнях, в конечном счете, соотносимых с "тремя мирами": понимаемая в своем высшем смысле, она есть знание всех вещей в самом их принципе, как вечных сущностей за пределами всякой проявленности; в смысле, который можно назвать срединным, она есть космогония, то есть знание о создании и формировании проявленного мира; наконец, в низшем смысле она есть знание свойств имен и чисел, поскольку они выражают природу каждого существа, знание, позволяющее на практике, в силу такого соответствия, оказывать «магическое» воздействие на сами эти существа и происходящие с ними события. В самом деле, согласно тому, что говорит Ибн Хаддун, письменные формулы, будучи составлены из тех же элементов, которые образуют совокупность тварных существ, тем самым обладают способностью воздействовать на них. Вот почему знание имени существа как выражения его истинной природы может давать власть над ним; именно такое применение "науки о буквах" обычно называют словом симия.[25]
Важно отметить, что оно идет гораздо дальше простой «гадательной» процедуры; прежде всего, можно, посредством расчета (hisab), произведенного с цифрами, соответствующими буквам и именам, предугадать некоторые события;[26] но это, в некотором смысле, лишь первая ступень, самая элементарная из всех, и можно затем, по результатам этого расчета, осуществить мутации, которые своим следствием должны будут иметь соответствующее изменение самих событий.
Но и здесь следует различать ступени, как и в самом знании, так как вся эта расчетная процедура является лишь его действенным применением на практике. Когда такое действие осуществляется лишь в чувственно осязаемом мире, перед нами не более чем низшая ступень, и в этом конкретном случае можно говорить о собственно «магии». Но легко представить, что мы имеем дело с чем-то иным, когда речь идет о действии, имеющем отзвуки в высших мирах. В этом последнем случае мы, очевидно, находимся на уровне «инициатическом» в самом полном смысле этого слова; во всех же мирах может активно действовать лишь тот, кто взошел на ступень "красной серы" (el-Kebritul-ahmar), наименование которой указывает на сходство, для некоторых неожиданное, "науки о буквах" с алхимией.[27] И действительно, эти две науки, понимаемые в их глубинном смысле, есть по сути одна; и то, что они, и та и другая, выражают, внешне, в разной форме, есть не что иное, как сама процедура инициации, которая тщательно воспроизводит процедуру космогоническую и есть тотальная реализация возможностей человека, неизбежно осуществляемая через прохождение им тех же фаз, через которые прошло универсальное Существование.[28]
20
Эта форма может, впрочем, претерпевать изменения в соответствии с последующими реадаптациями традиций, как это имело место для древнееврейского языка после Вавилонского пленения; мы говорим о реадаптации, потому что невероятно, чтобы древнее письмо реально было утрачено за краткий период времени в семьдесят лет, и даже удивительно, что, похоже, этого раньше не замечали. Подобное должно было происходить, в эпохи более или менее отдаленные, и с письменностью других языков, в особенности, с алфавитом санскрита и, в некоторой степени, с китайскими идеограммами.
21
Кажется, то же самое, несмотря на видимость "научных методов", можно сказать о результатах, полученных современной астрологией, столь далекой от подлинной традиционной астрологии. Последняя, ключи от которой, похоже, давно утеряны, была, однако, чем-то большим простого "гадательного искусства", хотя, разумеется, пригодной к применению и такого рода; однако, оно было второстепенным и «случайным».
22
Нам уже случалось отмечать связь, которая существует между символикой "Книги Жизни" и символикой "Древа Жизни". Листья дерева и буквы книги сходным образом олицетворяют все живые существа вселенной ("десять тысяч живых" дальневосточной традиции).
23
Нужно заметить еще, что "Книга Мира" есть в то же время "Божественное Послание" (El-Risalatul-ilahiyah), архетип всех священных книг; традиционные писания есть лишь его перевод на человеческий язык. Это особенно настойчиво утверждается в Ведах и Коране; а идея "вечного Евангелия" показывает, что та же концепция не совсем чужда и христианству или, во всяком случае, не всегда была чужда.
24
Есть и другие соответствия с элементами и чувственно воспринимаемыми свойствами мироздания, небесными сферами и т. д.; так обстоит дело с арабским алфавитом, двадцать восемь букв которого точно численно соответствуют фазам луны.
25
Само это слово, simia, не является чисто арабским; вероятно, оно происходит от греческого semeia, «знаки», что примерно равнозначно каббалистической gematria, слову также греческого происхождения, производному не от geometria, как чаще всего полагают, но от grammateia (от gramata, "буквы").
26
В некоторых случаях можно также, посредством той же расчетной процедуры, решать вопросы доктринального порядка, и такое решение является иногда в самых примечательных символических формах.
27
Seyidi Mohyiddin именуется Es-Sheikhul-akbar wa el-Kebritul-ahmar.
28
По меньшей мере, любопытно отметить, что сама масонская символика, в которой "Утерянное Слово" и его поиски играют важную роль, характеризует степени посвящения выражениями, явно заимствованными из "науки о буквах": читать по складам, читать, писать. У «Мастера», среди атрибутов которого есть и письменная доска, как если бы он и впрямь был тем, чем он должен быть, и был способен не только читать, но также и писать на "Древе Жизни", то есть сознательно сотрудничать в осуществлении плана "Великого Архитектора Вселенной"; по одному этому можно судить о расстоянии, отделяющем номинальное владение этой степенью от подлинного ею обладания.