Страница 93 из 99
– Да я ее не трогал, а она завопила и сыпанула мне песком в лицо, я чуть не ослеп. В итоге моя команда продула. Мы играли на деньги, и я сказал мелкой ведьме, чтобы возместила ущерб. Я не всерьез это сказал. Думал, она испугается и слиняет.
Я улыбаюсь воспоминанию. Редко такие вещи помню, но этот момент под сердцем ношу.
– Денег у нее не было, естественно, но на шее болталась цепочка, и паразитка зарядила ею мне в глаз, который и так зверски жгло… Я бы, конечно, не взял жалкую подачку. Но это было слишком смешно. Малявка сказала, что…
– …что цепочка пропитана черной магией и будет душить тебя по ночам, – заканчивает фразу Рианна. – Это было в Испании, на пляже Богатель. Папа оставил свою цепочку в залог того, что вернется за мной. Мне в те годы казалось, что папе деньги важнее детей, потому что он вечно пропадал на работе, и я всегда требовала что-нибудь ценное в залог.
Я таращусь на Рианну, как офигевший долгопят, даже круги расплываются перед глазами. Наверное, у меня слишком потрясенный вид, потому что Ри начинает меня жалеть.
– Прости, я не хотела попасть тебе в глаз, – говорит она. – Но у тебя были такие большие глаза, что промахнуться при всем желании не получилось бы. Если тебе станет легче, то знай: папа потом мне весь мозг выел. Я соврала, что потеряла цепочку в песке.
– Он накричал на тебя из-за такой мелочи?!
– Папе было наплевать на цепочку, он просто любил читать нотации по поводу и без. Но я заплакала, и он до конца каникул покупал мне мороженое и играл со мной. Так я поверила, что папа любит меня сильнее денег. Классное было лето. Потом я молилась за твое здоровье по ночам и просила ангелов, чтобы не душили сильно. – Она трется лбом о мой подбородок и спрашивает: – Почему ты носишь ее до сих пор?
Я пожимаю плечами: сам не знаю. Потому что. Сначала проверял, задушит или нет, а потом привык. Тем летом, когда мы вернулись в Штаты, мама пыталась покончить с собой в первый раз. Эта неприметная цепочка вдруг стала талисманом, напоминанием о беззаботной жизни, которая была «до».
– Ты была чертовски забавной в детстве.
– А ты был невыносимым снобом.
– Зачем же ты строила замки у меня под ногами? Могла бы подальше отойти.
Она фыркает и быстро отводит взгляд.
– Я тебе тогда понравился, да? – подкалываю ее, испытывая нереальное вдохновение, до боли в груди.
– Нет, конечно.
– Ну признайся, это же я, Чарли. Ты можешь рассказать мне все, что угодно, – издеваюсь над ней.
– Отстань! Нечего рассказывать.
– А кем ты меня представляла? Принцем или национальным героем Шотландии? Выходит, я был твоей первой неразделенной любовью?
– Не выдумывай, моей первой любовью был Стивен Хокинг, – протестует Ри.
– Ты потом искала меня по миру? Спрашивала прохожих? Как часто я тебе снился?
Она резко подается вперед и закрывает мне рот поцелуем. И я наконец выдыхаю. Я живу. Я счастлив.
Мое счастье – золотого цвета, как звездная пыль в темных глазах Рианны; а на вкус оно – как лучший в мире торт. Вкус надежды – что может быть слаще.
Глава 31
На следующий день, пятница
Говорят: все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Разве? По-моему, это делает нас психически неустойчивыми. Потому что при мысли, что впереди большие перемены, меня сковывает ужас.
Утром Чарли отправился на похороны Джейсона в Нью-Йорк, пообещал вернуться в воскресенье. А я осталась наедине с собой – и не нашла себя. Медленно, по капле, душу начали разъедать сомнения, и я перестала слышать ее голос. Смотрю на свои руки, а вижу чужие. И сразу паника накатывает.
Я не готова к новым вызовам.
Я не должна ехать с Чарли в другую страну.
Я останусь на острове с Амандой и буду работать в аптеке, продавать презервативы и рассказывать, как под гнетом гормонов залетела в 18 лет.
В итоге пятница проходит, как в трансе: я машинально улыбаюсь людям, совершаю привычные рутинные дела, вроде приготовления кофе, стирки, «домашки» Итона. Вечером звонит Чарли, но сил общаться нет, и мы прощаемся минут через пять. Я не могу спать, боюсь кошмаров. Не хочу снова, пусть и во сне, пережить момент, когда выстрелила в Майкла. Не могу избавиться от голоса Алистера в собственной голове, когда он сказал: «Забавно. История двух невинных девочек… таких разных». Не хочу об этом думать, но навязчивая мысль упорно терзает сознание: а в чем разница между мной и Трейси? У нас разные характеры, мы сделали разный выбор, а конец мог быть все равно один и тот же. Так в чем смысл? Какой смысл пытаться, если все зависит от случая?
Не придумав ничего лучше, звоню преподобному Мартину в мессенджер. Как он там, в Ботсване?
– Рианна! – радуется Мартин, глядя на меня, и я замечаю у него за спиной, на низкой пошарпанной стене, большой портрет Трейси. Тот самый, который висел раньше над камином. Интересно, Мартин взял что-либо еще с собой в новую жизнь, кроме миссис Бейкер и портрета дочери?
Я сижу на столе, укутавшись в плед, и разглядываю сглаженное плохим разрешением видеокамеры лицо Мартина. Мы разговариваем обо всем на свете, как раньше, а у меня в висках пульс стучит именем Чарли. Не могу не думать о нем. Поэтому мы снова говорим об Осборне, хоть это и тяжело преподобному. Он испытывает чувство вины и благодарности. Тоже, как и я, страдает от противоречий.
– Мартин, помните, вы сказали в тот момент… в церкви… что больше не сможете начать с нуля. Вы и сейчас так думаете?
Он кивает, мол, да, помню, что говорил такое, но…
– Тогда я блуждал во тьме, позабыв математику. Мы никогда не начинаем с нуля, Рианна. Мы продолжаем. А силы найдутся, если не сдаваться и не терять веры.
– Мне кажется, я уже саму себя потеряла. Я веру в себя потеряла, Мартин.
– Тогда обратись к людям вокруг, и они ее тебе вернут.
– А какой смысл? Все равно в жизни всё определяет случай.
– Если бы это было так, то планирование не работало бы. А оно хоть и не всегда, но работает. Значит, наши усилия не напрасны. Не сдавайся, Рианна, и знай, что я молюсь за тебя каждый день.
– Спасибо, Мартин. Я вам через месяц снова позвоню, – обещаю и машу на прощание миссис Бейкер, которая улыбается мне. Она сменила цвет волос с пепельного на светло-русый, ей идет.
Закрываю крышку ноута, случайно сбрасывая силиконовую точилку со стола, и смотрю на проросшие цветы в ней. Я сама сейчас как эта точилка, застыла и лежу, жду непонятно чего, позабыв и теорию относительности, и свое собственное имя.
Всю субботу отвлекаю себя встречами с друзьями: с Амандой, Майклом. Потом мне звонит Дэнни Веймар и приглашает в кафе. Мы разговариваем о том, как помочь Майклу, но я чувствую себя, словно под вакуумным колпаком. Дикое ощущение. Дэнни делает селфи со мной, пытается приободрить, а я не могу сосредоточиться на его словах. Потом я возвращаюсь домой и стою перед входной дверью полчаса, пока Итон случайно не открывает и не находит меня.
Лине понравился Итон, она вообще молодец. Не знаю, что именно повлияло, но девочка доверилась мне и спит в моей кровати. Много спит. Отсыпается, бедняжка. Итон караулит ее под дверью и сразу зовет маму, а та несется наверх с едой. Но Лина ест очень мало. Итон смотрит на сестру Чарли, как на музейный экспонат: с благоговением и немым вопросом. Мэнди и Кошка-Кэт, которые занимаются у нас вечеринкой для Осборна, надеялись на помощь Итона. Но он остается рядом с Линой. Кажется, первую любовь моего брата сменила вторая. Тринадцать лет – тот еще непостоянный возраст.
А восемнадцать – и вовсе дурдом.
Когда вечером в субботу в гости приходит инспектор Доннаван, то я уже не способна молчать.
– Алистер мог меня убить.
– Нет, исключено. Он не психопат и тянул бы до последнего. Мы бы успели тебя спасти даже в худшем варианте событий. – Инспектор логичен и хладнокровен, а во мне кровь кипит от избытка тлена. Шумно вздыхаю и массирую голову руками.