Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 99

Спускаюсь на кухню и пью воду из холодильника; потом долго стараюсь уснуть, но меня знобит.

Господи, пожалуйста, только не говори, что я схожу с ума. Я этого не перенесу.

POV Чарли

– Алистер, не звони мне на этот номер, я же просил! Что… да… Не смей мне угрожать!!! Контракт закончился, все!

Крик выбивает меня из обрывочного сна. Поднимаюсь и иду вниз, вспоминая, какой сегодня день. Пятница? Джейсон вроде завтра собирался появиться.

Он стоит в гостиной и орет в трубку; срывает галстук, швыряет его на пол, а это верх небрежности для такого педантичного параноика.

Заметив меня, отключает звонок.

– Чарли, возвращайся к себе, – говорит этот человек, не сдерживая агрессию.

– Почему у Лины выключен телефон?

– Не твое собачье дело. Иди спать, тебе завтра в колледж. Мне сообщили, что ты прогуливаешь.

Плевал я на занятия и на прогулы.

– Если она мне не ответит в течение следующей недели, позвоню в социальную службу.

Джейсон на взводе, на пределе. В такие моменты он хочет убивать, и его останавливает только одно: умерев быстро, я слишком легко отделаюсь. Но сегодня, такое чувство, и это не остановит.

Он подходит медленно, рассчитывая каждый жест и шаг, чтобы не спугнуть меня, и по позвоночнику прокатывается колючий холод. Взгляд находит кухонный нож, который я забыл на столе у стеклянной двери в сад.

– И что ты им скажешь, сынок? Сын мой любимый, дорогой. Мальчик, у которого история приводов в полицию заставит любую мать расплакаться. Твоя бы тоже плакала, если бы видела, кем ты стал. Что тебе надо от Лины? Что?! Оставь сестру в покое. Ты больной человек, Чарли. Ты…!

Джейсон будто под наркотой и вспыхивает как порох.

Мы реагируем одновременно. Он бьет, а я выставляю руки для защиты. Волна боли, и выплевываю хрип из легких, согнувшись пополам, а потом пропускаю момент и получаю в челюсть, до звона в ушах.

Джейсон смотрит на стол, замечая нож, и стоит признать: этот мудак гораздо ближе к цели. Делаю шаг назад и прислоняюсь спиной к стене, чтобы найти равновесие. Замираю, как прикованный, первый раз за последние годы не бросаясь на Джейсона в ответ. Без понятия, что меня держит. Неясный проблеск неясной мысли, будто чужая рука не дает сдвинуться с места. Джейсона переклинило, он убьет меня, если не успокоится. Я сонный и рассредоточенный, а от него резонирует наэлектризованной ненавистью. Он сильнее сейчас.

Мы переглядываемся, и Джейсон морщится: не переносит вида крови. Вытираю губы, размазывая на руке алый цвет, и ублюдок сразу сдувается, трезвея от вспышки ярости. Он сверлит меня тяжелым взглядом, а потом медленно подходит и обхватывает мою голову руками, зажимает и качает, как ребенка.

– Чарли… Что же ты делаешь, зачем нарываешься. Знаешь ведь, что когда я не в настроении, то могу и ответить.

– Отпусти, – цежу, но он прижимает меня к себе крепче.

– Сынок, мне тоже плохо без мамы. Без Лины плохо, но ей там лучше.

– Отпусти, – повторяю, и приходится со злостью вырваться из душащего захвата.

– Ладно, успокойся. Иди спать.

Я ухожу. Молча, не делая лишних движений. Джейсон сегодня невменяемый.

Щеку изнутри стерло о зубы от удара, но металлический привкус крови во рту привычен. Ребра болят, но вроде целые. В общем, ерунда.

Что там с Алистером произошло, хотелось бы знать. Младший брат Джейсона живет в Эдинбурге, большой босс, глава клана Осборнов. Отмороженный на всю башку, долбанный сектант. Но если Джейсон только из выгоды помогает организовывать закрытые оргии для избранных, то у Алистера полный сдвиг. Он в них участвует. Я бы и рад сказать, что это шутка, что влиятельные люди все до единого адекватные и им не нужны садистские ритуалы для счастья. Но деньги развращают, а большие деньги дают чувство безнаказанности. Два года назад, когда мне было шестнадцать, меня пытались приобщить к делам закрытого клуба, и я после того спать нормально не могу, да еще проклятое чувство вины начало сжирать во время секса. Только с Рианной его и не испытываю, но с ней у меня и не было ничего.

Если Лину отдадут на воспитание Алистеру, то это будет означать только одно: я умер и не смог помешать.





Бросаю взгляд на коробку, которая лежит в углу комнаты, и ледяным потом пробирает до костей. Подарок для Рианны. «Глок» с полным магазином. Я могу прямо сейчас взять и закончить это все. Закончить Джейсона. Зачем ждать возвращения в Нью-Йорк?

Сажусь на кровать, опираюсь спиной на высокое деревянное изголовье и смотрю в окно, на черный квадрат. Он для меня сейчас – икона, тормоза, которые визжат: «Тебя посадят, придурок. Вы на долбанном острове, здесь у Джейсона только один враг – ты. Дай себе шанс. Подумай о Лине».

Поднимаюсь и закрываю окно, чтобы душа не скулила. Но она скулит и по примеру Рианны выкладывает слово из крошек. «Шанс».

Черт, как все достало.

Сплевываю кровь на первую попавшуюся рубашку, швыряю ту в мусорку и иду спать.

Утром в доме тихо. Спускаюсь – и не нахожу Джейсона. Вдруг я его убил, в саду закопал и не помню? Но коробка с подарком на месте, все в порядке. Значит, просто уехал. Не захотел смотреть утром на мою распухшую рожу.

Нахожу на столе новую банковскую карту, письмо директору, какие-то счета…

«Меня долго не будет, хорошо о себе заботься. Приеду только в конце весны, после твоих экзаменов, у меня завал с работой. Целую, Джейсон», – читаю записку и ухмыляюсь. Продуманный, мудак. Джейсон Осборн, отец года. Зря, кстати, свалил в ночи, как призрак: мое лицо так и не отекло.

На правом боку легкий кровоподтек, ничего серьезного, но в колледж решаю не идти. Я не в состоянии толкаться в баскетбол и тем более вежливо улыбаться преподавателям. Это физически больно.

Включаю музыку, поджигаю сигарету и беру планшет. Сегодня и в ближайшие дни я буду работать. Не хочу, чтобы Ри видела меня таким. Еще подумает, что я буйный.

…А в голове звучит «Полет Валькирии».

Та-да… та-да-да-ТА-та… та-да-та-тааааа.

Люблю ли я пятницы – вопрос на засыпку.

Выбравшись из-под одеяла, хмурая и помятая, отправляю соседу смс-ку, чтобы узнать, как он.

«Красив до безобразия. P.S. На свидании завтра постарайся не плакать. Салливан за тобой заедет в 17:00», – отвечает он беззаботно. Но я ему почему-то не верю. Тягучее чувство тревоги так и не исчезло.

Осборн не приезжает на занятия, а в субботу не открывает свое окно, задернутое мраком. Ничего не понимаю.

По субботам Итон занимается игрой на гитаре с девяти до одиннадцати утра, а у меня – йога в десять. Мама напоминает об этом в семейном чате «О’Нил» и присылает фотку папы, обгоревшего на солнце. Н-да, прячься, все живое.

Я выбираюсь на пробежку, окутанная теплым ветром, и гипнотизирую дом Осборна, но соседа не видно. Может, снова уехал в Глазго? Не похоже, синий джип на месте.

В итоге забиваю на йогу и делаю то, что считаю более важным: пеку торт. В два часа приедет Мэнди, чтобы собрать меня на свидание, а до тех пор я вольна творить глупости самостоятельно.

– О’кей, гугл, – говорю, – рецепт лучшего в мире торта.

Картинки яркие, красивые, слюнки текут. Сахар я редко себе позволяю, но сейчас готова есть его ложкой, чтобы утолить тоску по Осборну.

Выбираю бисквитный торт «Баттенберг», который люблю за символизм и розово-желтые «шашечки» в разрезе, и обследую кухню в поисках ингредиентов. Я часто пеку что-нибудь для Итона, поэтому запасов хватает: и красителей, и разрыхлителя, и абрикосового джема.

Включаю громкую музыку, чтобы разогнать внутреннее беспокойство, и пою вместе с Тэйлор Свифт: «Смотри, что ты заставил меня сделать!» И добавляю: «Торт! О-о-о!»

Завываю, двигаясь в такт, и когда ставлю тесто в духовку, хлопает входная дверь.

– М-м, чем так вкусно пахнет? – спрашивает Джоанна.

– «Баттенбергом», но это не для вас, уж извините.

– А для кого? – возмущается Итон, шумно втягивая сладкий аромат.