Страница 32 из 37
Во-вторых, роль экономическую: «Ваши предки, уходя из неволи, обокрали своих притеснителей-египтян, а вы уже и теперь дочиста обобрали Русский народ, вы высосали из него последнюю кровь, последние соки, вы отняли у него кусок хлеба и пустили крестьянина-землероба с сумой по миру!.. Вот какие вы обидчики, вот какие вы кровопийцы, вот как вы поступили с народом, вас приютившим!..». А главное – в организации всероссийской смуты: «…вся революция кровавая, которую вы начали, вы продолжаете, вы и намерены продолжить, добиваясь какого-то равноправия!». Словом, «жиды – главные враги православной веры, самодержавного царя и многострадального русского народа».
Как уже говорилось, наилучшим решением еврейского вопроса о.о. Илиодор и Виталий считали изгнание «проклятого Богом племени» из пределов Российской Империи.
– Но неужели вы, действительно, так ненавидите евреев, что хотели бы передушить их? – спросил о. Илиодора один газетный сотрудник.
– И жидов, и всех иже с ними! Ха-ха-ха… Передушить – нет, но я был бы рад, если бы они куда-нибудь провалились.
Позже о. Илиодор, обращаясь к «народу израильскому», подытожил свою тактику в отношении него так: «На тебя я всех больше нападал; поверь мне: крови твоей я никогда не хотел, но людей против тебя настраивал».
Относительно далекого будущего о. Илиодор придерживался самых оптимистических представлений: «И вас так в конце века стеснят, что вы, наконец-то, обратитесь ко Христу. Об этом обращении говорит и св.апостол Павел, именно в послании к Римлянам он утверждает, что остаток Израиля спасется. Дай Господи! Только сейчас-то оставьте нас и наше исстрадавшееся Отечество в покое и уйдите от нас!..».
Любопытно, что в Ярославле о. Илиодору довелось стать восприемником крестившегося еврея, некоего Гершки Зеликова, прибывшего из Петербурга. Иеромонах согласился на это лишь по настоянию старшего собрата, прот.Феодора Успенского, говорившего: «Вы человек молодой, неопытный, ничего не знаете, нужно положиться на благодать Божию». О. Илиодор согласился, кое-как вытерпев даже попытку крестника отказаться от погружения в холодную воду. Однако следующий подобный эпизод кончился скандалом: на предложение собрата Зеликова: «пойдем на Волгу, я три раза окунусь в прорубь, вы мне дадите записочку, что я крещен», – иеромонах ответил возгласом: «Вон из моей кельи, жидовин поганый!».
С возвращением в центральную Россию из риторики о. Илиодора стали исчезать чисто антисемитские выпады. Во-первых, вдали от черты оседлости они утратили актуальность. Во-вторых, он понял, что они могут быть истолкованы как призывы к погрому. Иеромонах перешел от борьбы с народностью к борьбе с враждебной идеологией, объединяя «жидов и русских дураков-безбожников». В этом смысле он говорил, что признает в России только две национальности – «русские православные люди, – это те, которые верят в Бога, чтут священников и признают Царя самодержавного, – и жиды, – все те, кто не верит в Бога, порицает духовенство и не признает Царя самодержавного».
О. Илиодор уверял, что его неприязнь к инородцам – дело принципа и не касается отдельных частых лиц: «свидетель мне Бог, что я первый помогу инородцу и русскому безбожнику, если увижу их в беде».
Церковные вопросы
О чисто церковных темах о. Илиодор писал очень редко, но если уж писал, то со своей обычной откровенностью. Как и все мыслящие люди, отмечал отход «народа-богоносца» от веры предков. «Надругались твои дети развращенные над святынями народными. И за это Господь начал отнимать их от тебя. Отнял же Он Великую икону Божией Матери Казанскую. Прежние удостоились ее за свое благочестие, а нынешние дети лишились ее за свое нечестие. Осмеяли развратники посещение Божие, сатанинским хохотом они встретили Икону Божией Матери Порт-Артурскую и явление Креста в Курской губернии во время мобилизации. А ведь это были знамения Божии. Никто на них не обратил внимания. Не подняли ни крестов, ни хоругвей, ничем не почтили посещения Божественного».
О. Илиодор отстаивал первенство православной церкви, выступал против пропаганды иных вероисповеданий, требовал карать богохульников – разумеется, «самой лютой смертью», – и не разрешать работы в праздничные дни. Называл «безумными и дикими мечтаниями» проекты передачи церковно-приходских школ в ведение светских властей .
Наравне со светскими властями о. Илиодор обличал и духовные: «Отняли святители Церковь у Христа и завладели ею сами». Обвинял архиереев в карьеризме, любостяжании и, конечно, в нежелании поддерживать «Союз русского народа» и вообще монархическую идею. «Два года тому назад они признавали Царя Самодержавнейшим, а теперь только в храме Божием, закрываясь Святой Чашею, они говорят "Самодержавнейший", а за порогом Дома Божия проповедуют крамолу».
С неменьшим жаром о. Илиодор нападал на духовную школу, которая «совсем разложилась и пала»: «Академии и семинарии обратились в гнезда революционеров и пустых бездельников», на священников, отходящих от благочестивых традиций, на монастыри, не пекущиеся о просвещении народа, а заодно и на их часто сменяющихся настоятелей-архиереев, «которые сегодня здесь, а завтра там».
Любопытны взгляды о. Илиодора на самые злободневные вопросы церковной жизни. Он оспаривал популярную теорию о порабощении церкви государством: «Ох, неправду, неправду говорят святители!.. Оттого-то вся беда пришла, что в душах у них нет огня ревности: все они почти заняты карьерою, повышением, да наградами». Почувствовать достоверность этой теории на собственной шкуре ему еще только предстояло. Что до проекта Поместного собора, то о. Илиодор был недоволен составом предсоборного присутствия: «Поназвали туда нигилистов, демократов, безбожников и давай решать вопросы Веры и церковности. А до тех старцев Божиих, что во святых обителях Богу молятся, они не вспомнили. Ох, не вспомнит о них Бог в их трудах, в их подвигах».
Японская война
«Новое время» справедливо заметило, что «из душевного равновесия» студента Труфанова вывели «наша несчастная война и последовавший за ней внутренний разгром России». Об этих двух темах о. Илиодор писал с особым надрывом.
Как и всякий патриот, он тяжело перенес позор Японской войны. Нападал на правительство и за ее развязывание, и за преждевременный из нее выход. «Мы в своей-то стране не управимся, а то понесло еще нас к океану Тихому. Положились там наши братья тысячами. Но правители не дали вернуться оставшимся победителями… Заключили они, подписали мир позорнейший и всю славу твою прежнюю они зарыли в могилах военных полей и накрыли бумагами Порт-Смутскими».
Позорное поражение о. Илиодор объяснял, во-первых, утратой народного благочестия и безнравственным поведением солдат. Живой пример тому он видел на своей родине: по его словам, донские казаки привезли с войны награбленные деньги, по тысяче и более на брата, за что станичный священник отказался, по обычаю, встречать воинов с крестом, не отслужил молебен и даже не допустил в церковь, «назвав их такими сынами, мать которых начинается с буквы "с"». В целом эту войну о. Илиодор именовал «пьяной».
Другой причиной поражения о. Илиодор считал государственную измену со стороны «иуд-предателей», в решительную минуту подорвавших силу своего отечества. В первую очередь это революционные агитаторы. «Они, как гадины какие, ползали среди войск по долинам дальневосточным, попуская из себя заразительный и смертельный яд в души христолюбивого русского воинства. Делали они это для того, чтобы привести нашу родину к позору, к бесславию, а потом всю вину за военные неудачи свалить на плечи правительства. О, пагубная, адская, сатанинская затея, достойная своего родителя – диавола и его усердных клевретов! Кровопийцы и безбожники, кровожадные волки, жестокие шакалы, куда девалась ваша человечность, куда припрятали свою совесть и сердце? Вас не тронули стоны солдатские, несшиеся из уст положивших души свои на бранных полях с верой в светлое будущее войны России с неверным врагом! Вас не расшевелили слезы сиротские, вы не услышали вопля народного. Проклятие потомства падет на вас, суд Божий и суд человеческий грядет на вас!».