Особое мясо

Камень, давивший ему на сердце, словно взрывается. Его осколки разлетаются по всему телу. Они раскалены докрасна и выжигают его изнутри.

Машина въезжает в ворота комбината. Мари, Криг и несколько рабочих стоят за забором и смотрят этот кровавый спектакль. Мари, вся в слезах, подбегает к нему и обнимает.

— Простите меня, Маркос! Если бы не такое, я бы ни за что не стала вас беспокоить. Извините меня, пожалуйста! Просто это какое-то безумие. У нас ведь с падальщиками что-то вроде уговора было. Особых проблем они нам не доставляли. А тут такое!

— Грузовик сам перевернулся или это они его?

— Непонятно. Никто не видел. Но это еще не самое страшное!

— А что самое? Мари, не тяните. Что случилось? Что может быть страшнее того, что я там видел?

— Они напали на Луисито, на нашего водителя. Он был ранен и не смог вовремя убежать оттуда. Они убили его, Маркос! Убили!

Мари обнимает его и плачет. Плачет не переставая. Подходит Криг, протягивает ему руку.

— Мои соболезнования по поводу отца. Ты уж извини, что мы тебе позвонили, но тут такое…

— Все правильно. Хорошо, что позвонили.

— Эти бомжи убили Луисито.

— Нужно полицию вызвать.

— Уже вызвали. Посмотрим, как будут паковать эту шваль.

— Разбегутся и попрячутся. У них теперь столько мяса — на несколько недель хватит. Могут какое-то время здесь не появляться.

— Я сказал ребятам из охраны, чтобы они стреляли в воздух, чтобы не поубивать их. Думали, отпугнем.

— И что?

— Да ничего. Они будто обдолбанные. Словно ничего человеческого в них не осталось. Даже страха. Как дикари какие-то, как какие-то чудовища из ада.

— Пошли в офис, там поговорим. Но первым делом с меня чай для Мари.

Они заходят в здание Управления. Маркос обнимает Мари, та все ревет. Между всхлипываниями она успевает рассказать о погибшем водителе. Луисито был ее любимчиком — вежливый, аккуратный, ответственный. Ему и тридцати еще не было. У него красавица жена и очаровательный малыш. Что жена-то теперь делать будет, как жить? Почему жизнь так несправедлива? Почему он погиб, а эти живы? Эти — грязные, ничтожные негодяи, падаль и гниль, которую давно следовало перестрелять. Они ведь даже не люди. Люди на такое не способны. Как можно так жить? Лазают вокруг, как тараканы. Дикари, нет — дикие животные. Какая страшная смерть! А вдова — она ведь даже не сможет кремировать тело мужа, не сможет попрощаться с ним. И как же никто не подумал, что такое может случиться, это мы все виноваты. И какому теперь богу молиться, если бог допускает, чтобы происходило такое?

Он усаживает ее и наливает ей чаю. Женщина понемногу приходит в себя. Она прикасается к его руке и спрашивает:

— Маркос, а у вас все в порядке? В последнее время вы изменились: у вас другие глаза, вы выглядите усталым. Может быть, вы плохо спите? Не высыпаетесь?

— Нет-нет, Мари. У меня все хорошо.

— Ваш отец был замечательным человеком. Сама честность! Я вам не рассказывала, что мы с ним были знакомы еще до Перехода?

Разумеется, она ему это рассказывала, и не один раз, но он говорит, что впервые слышит об этом, и готовится выслушать знакомую историю с самым заинтересованным видом.

— Да, я тогда еще совсем девчонкой была. Работала секретаршей на одной дубильной фабрике. Так вот, ваш отец приезжал на переговоры с моим начальником, и мы с ним несколько раз очень мило поболтали.

Она снова пускается в воспоминания о том, каким красавчиком был его отец (вы, Маркос, в этом смысле в него пошли), как ему строили глазки все сотрудницы — напрасно, он на них даже не смотрел, потому что любил только одну женщину — вашу маму. Было видно, что думает он только о ней и что бесконечно влюблен — тоже в нее. А еще он всегда был любезен и уважительно относился ко всем сотрудникам. В общем, за версту было видно, что он хороший человек.

Он берет ее руки в свои ладони и легко прикасается губами к тонким женским пальцам.

— Мари, спасибо за такие замечательные слова о моем отце. Сегодня мне особенно приятно слушать ваши воспоминания. Я вижу, вы немного пришли в себя. Если не возражаете, я сейчас пойду в кабинет. Мне бы нужно поговорить с Кригом.

— Да-да, конечно. Нужно как можно скорее разобраться с этой чудовищной историей. Это действительно срочно.

— Узнаете что-то новенькое — сразу мне сообщите.

Мари встает, крепко целует его в щеку и обнимает.

Он заходит в кабинет Крига и садится.

— Чудовищная история, — говорит директор. — На скотине миллионы потеряли, но самое ужасное — это то, что случилось с водителем.

— Да уж. Надо, наверное, его жене позвонить.

— Из полиции позвонят. Хотя нет, у них сейчас принято в подобных случаях не звонить, а присылать кого-нибудь, чтобы сообщить близким о трагедии.

— Так разобрались уже, что там случилось? Грузовик перевернулся или это было подстроено?

— Нужно будет просмотреть видео с камер наблюдения, хотя мало кто сомневается, что машину перевернули. Слишком быстро они подоспели. Будь это случайность, не среагировали бы они так оперативно.

— Кто первым все заметил? Оскар?

— Да, он сегодня дежурит. Увидел, что творится неладное, и позвонил мне. И пяти минут не прошло, как эти сволочи набежали и начали мочить всех подряд.

— Похоже, что все было подстроено.

— Скорее всего, так и есть.

— Сообразив, какое дело у них прокатило, они рано или поздно захотят повторить.

— Этого-то я и боюсь. Какие есть предложения?

Он не знает, как ответить на этот вопрос. Вернее, прекрасно знает, но категорически не желает озвучивать ответ. Осколки камня обжигают кровь. Вспоминается пятилетний ребенок, волокущий по асфальту отрубленную руку. Молчание. Криг с нетерпением смотрит на него.

Он пытается что-то сказать, но приступ кашля перехватывает дыхание. Осколки камня — они именно в этот момент все разом подступили к горлу. Сбежать от всего этого. Вместе с Жасмин. Исчезнуть навсегда.

— Мне в голову приходит только один способ решения проблемы. Я хочу пойти туда сейчас же и перестрелять их всех. С такими сволочами нужно поступать так, как они того заслуживают. Надо сделать так, чтобы они исчезли, — произносит Криг.

Маркос смотрит на него и чувствует нездоровую, неправильную грусть. Грусть пополам с раздражением. Кашель не отступает. Камни в душе рассыпались и превратились в песок, забивший ему горло. Криг подает ему стакан с водой.

— Что с тобой? Все в порядке?

Он хочет ответить — сказать, что все плохо, что камни выжигают его изнутри, что он не может избавиться от воспоминания об этом мальчишке, полумертвом от голода. Он выпивает воду, переступает через свое нежелание отвечать и говорит:

— Нужно отобрать несколько голов, напичкать их каким-нибудь ядом и подбросить мясо падальщикам.

Он замолкает, а затем, отбросив терзающие его сомнения, раскрывает свой план в подробностях:

— Я дам соответствующую команду нашим ребятам через пару недель. Пусть падальщики дожрут то мясо, которое украли у нас. Когда голодные, они неразборчивы и ничего не заподозрят. Если кинуть им что-то прямо сейчас, они изрядно удивятся: не идиоты же, понимают, что мы не в восторге от всей этой истории.

Криг нервно посматривает на него. Подумав несколько минут, он улыбается и отвечает:

— А что, неплохая мысль.

— И кстати, при таком раскладе, когда отравленные начнут умирать, никто не подумает, что это из-за мяса, которое они у нас украли. Никому и в голову не придет обвинять нас в чем-либо.

— Такую операцию только самым надежным людям доверить можно.

— Есть у меня кое-кто на примете. Придет время — займусь.

— Да, пока лучше отложим это дело. Кстати, вот-вот должна полиция подъехать. Вполне вероятно, что этих уродов арестуют. Не думаю, что нам это поможет…

Маркос ненавидит сам себя за то, что он такой ответственный сотрудник. Ну какое тебе дело? Пусть полиция разбирается. Но он ничего не может с собой поделать: он отвечает на вопросы, ищет решения, подыскивает лучший вариант для своего предприятия.