Брак по завещанию

– Мисс Амели… – спросил, и девушка вздрогнула испуганно. Видимо, не слышала, как я подошел. – Вас ведь так зовут? – Она кивнула. – Так вот, мисс Амели, я прекрасно понимаю, на каком основании вы жили в этом доме, – ухмыльнулся, я же не дурак, чтобы не понимать, – но обстоятельства, как вы знаете, изменились. И теперь даю вам сутки, чтобы покинуть мое родовое поместье. Если необходимо, я дам вам денег на дорогу, но чтобы завтра вечером ноги вашей тут не было. Если, конечно, не хотите поменять благодетеля и не остаться на тех же условиях под моим покровительством.

Не знаю, что заставило сделать это предложение. Она мне даже не нравилась. Невзрачная серая мышь, мимо пройдешь – и не заметишь. Я предпочитал ярких, уверенных в себе женщин, которые знают, чего хотят, и умеют доставить удовольствие мужчине. А эта… Оглядел ее. Вряд ли обладает выдающимися способностями в этой области. Возможно, моего отца она и устраивала, такая тихая и скромная, но меня… Ухмыльнулся, представив ее в своей постели. Нет, не мой уровень.

Девушка поднялась и посмотрела на меня, глаза метали молнии.

– За кого вы меня принимаете? – прошипела она в ответ. – Я и сама собиралась уехать. Но не потому, что вы меня выгоняете, а потому, что меня здесь больше ничего не держит.

– Какое благородство! Значит, сменить покровителя вы не желаете. – Что ж, мне же проще. Развернулся и направился к двери, на ходу бросив: – Тогда даю вам сутки. И выпишу чек на двадцать фунтов, этого должно хватить на первое время. А дальше как-нибудь сами.

Хлопнул дверью так, что задрожали стекла. Нечего ей делать в моем доме, пусть выметается. Ишь, какая благородная выискалась.

Зашел в кабинет, теперь уже мой. Обвел взглядом помещение. Ничего не изменилось за эти четыре года. Все такой же крепкий дух хорошего табака и старых книг в кожаных переплетах. Отец очень любил книги, в доме располагалась обширная библиотека, но в кабинете он хранил самые любимые.

Сел в его любимое кресло. Кожа слегка скрипнула под моим весом. Закрыл глаза и представил, что мы с отцом сидим и разговариваем. Странно, но только сейчас я ощутил ту связь с ним, которую не чувствовал последние годы. Словно его смерть все расставила по своим местам.

– Прости меня, отец, – прошептал и откинулся на подголовник. А потом достал чековую книжку и выписал чек на двадцать фунтов. Оставалось лишь имя. Завтра утром впишу его, и пусть эта Амели идет на все четыре стороны.

Пробуждение было не из приятных. Я уснул прямо в отцовском кресле, и теперь ломило все суставы. Кое-как размяв мышцы, вышел в коридор. Слуги уже вовсю сновали по дому, накрывая на стол, прибирая в комнатах. Я остановил одну молоденькую горничную.

– Где мисс Амели?

– Она собирает вещи, милорд.

Отлично. Значит, решила послушаться меня. Ну и умница. Прошел к ее комнате, стукнул пару раз и тут же вошел, не дожидаясь приглашения. И только потом понял, что это по меньшей мере неприлично. Кем бы ни была эта девушка, не стоит портить ее репутацию еще больше, чем уже есть.

– Простите, – начал извиняться, как вдруг увидел, как Амели прячет в карман жемчужное ожерелье, вытащенное из шкатулки. Эта девица решила украсть семейные драгоценности!

Амелия

После визита Рэймонда меня всю трясло. Как он мог? Как?! Неужели я правда похожа на одну из этих… продажных женщин? Более того, как он мог подумать такое о своем отце? Реджинальд Лэнгтон был святым! А собственный сын смешал его с грязью, предположив, что тот взял в содержанки девицу, которая годится ему чуть ли не во внучки. Боже милостивый, как же противно.

Флер романтики, который витал вокруг с момента, когда я четыре года назад увидела портрет Рэя, стал оседать грязной пылью у ног. Рэймонд больше не казался мне героем, прошедшим войну, вернувшимся с победой, живым и здоровым. Перестал казаться даже красивым. Перед глазами стояла лишь похотливая улыбка, которой он наградил меня, когда делал это в высшей степени непристойное предложение. Ни минуты не останусь в этом доме!

Схватила дорожный саквояж, уже собираясь складывать вещи и бежать куда глаза глядят, но тут спохватилась, что на дворе почти ночь. Куда я пойду?

Села на кровать и снова разрыдалась. Все напряжение последних недель, копившееся внутри за время болезни дядюшки, прорвалось бурным потоком. Слезы опустошали, но очищали душу. Даже не заметила, как уснула, прямо не раздеваясь.

Проснулась утром, обнимая подушку, которая была вся влажная от слез. Еле поднялась, чтобы переодеться. Кинула взгляд на саквояж – вот теперь точно пора.

– Мисс… Вы уже встали?

В комнату заглянула Джулия, моя горничная, совсем молоденькая девушка, дочь одной из старших горничных.

– Да, Джулс, уже, – улыбнулась ей, хотя улыбка получилась натянутой. В глаза после вчерашнего словно песок насыпали, нос распух. Красавица, ничего не скажешь.

– Завтракать будете?

– Нет, принеси мне воды умыться.

– Сию минуту, мисс.

Джулия скрылась из виду, по коридору простучали каблуки туфель. А я подошла к шкафу и, распахнув, принялась снимать платья с вешалок. И вдруг очередной наряд выпал из рук. Огляделась. Я ведь хотела собрать свои вещи, но… тут нет моих вещей. Все, что здесь есть, подарено дядюшкой. А все, что было моим, давно отдано детям слуг. Дядюшка всегда говорил, что у меня обязательно должна быть одежда, как у благородной дамы. Я же леди. Да уж, леди, которую приняли за содержанку престарелого ловеласа.

Невесело усмехнулась. Здесь только одна вещь принадлежит мне. Открыла шкатулку и достала мамино ожерелье. Крупный жемчуг был тяжелым, оттягивал ладонь. Приложила к себе – смотрелось идеально. Единственная память о матери. Вот только и ее скоро лишусь. Я не собиралась брать деньги у Рэймонда, хоть он и обещал чек на приличную сумму. Лучше заложу ожерелье, авось потом смогу выкупить.

Не успела налюбоваться украшением, как в дверь тихонько стукнули и сразу вошли. Я думала, вернулась Джулс с кувшином, но это оказался Рэймонд. Машинально опустила руку с ожерельем в карман и увидела, как взгляд молодого человека потемнел, а потом он в два шага приблизился ко мне и схватил за запястье.

– Я выписал вам чек, но украсть фамильные драгоценности не позволю!

– Это мое! – возразила и вскрикнула от боли – Рэй вывернул руку, отбирая ожерелье. – Отдайте! Вы не имеете права! Это принадлежало моей матери!

– Ну конечно! – грубо ответил Рэй. – Я хотел быть справедливым к вам, хотел быть добрым. Но вы растоптали мои благие намерения. И сейчас я вызову констебля из города, который сопроводит вас в тюрьму как воровку.

– Но это мое! – пыталась вырваться из крепкой хватки. – Отдайте!

Я даже не понимала, что Рэй куда-то меня тащит, пока чуть не споткнулась на ступеньке.

– Милорд, что происходит?

Внизу лестницы стоял адвокат дядюшки, который в изумлении взирал на меня и Рэя.

– Мистер Белл, помогите мне! Скажите, что это мое! – указала на ожерелье, зажатое в другой руке Рэймонда.

– Мистер Белл, я требую вызвать констебля. Эта… – Рэймонд запнулся, явно подбирая слова, как меня назвать. – Эта женщина собиралась украсть фамильные драгоценности!

– И какие же? – поинтересовался адвокат.

– Вот! – Рэй протянул ему мое ожерелье. Я хотела схватить его, но не смогла. – Это украшение досталось моей матери от ее матери, моей бабушки, а той – от своей матери…

– Но позвольте, – возразил адвокат, рассматривая украшение, – у меня есть опись всего имущества, в том числе фамильных ценностей. И этого украшения там нет.

– Как нет?

Рэймонд так удивился, что ослабил хватку, чем я воспользовалась, выдернув руку из захвата и потирая запястье. А потом гордо выпрямилась.

– Это ожерелье подарил мой отец моей матери на помолвку. Это шотландский жемчуг, он привез его из Эдинбурга, – пояснила и протянула руку, желая забрать украшение.

– Она права, милорд, – покачал головой мистер Белл, – в описи действительно имеется ожерелье из жемчуга, но оно совершенно иное. И находится в потайном шкафу вашего отца.