Страница 17 из 22
— Ну-у, — протянул теперь Гран Каин, — как тебе сказать-то…
***
— Мда, — только и выдавила Мафр, когда узнала, что дух архангела еще не смог пробиться сквозь сознание человека, в тело которого вселил его всемогущий отец.
— Он что, был еще жив? Тот солдат? — не уставала поражаться Мафр.
— Он не дышал, — уверенно возразил Гран Каин, поймав себя на мысли, что к нему полностью вернулась память о событиях, в которых он никогда не участвовал.
— А если попробовать его переселить, то…
— Невозможно, — отрезал Темный Господин. — Он лишь еще сильнее запутается в клубке вселенских душ. Как только он, ведомый волей Эйнхасад, воплотился в тело для борьбы с Лилит, он стал подчиняться всеобщим законам перерождения.
— Ну тогда просто надо убить этого… Как там его зовут?
— Ханос, — брезгливо поморщился Гран Каин, вспомнив трусливо бежавшего с поля битвы воскрешенного воина. — Тут тоже проблема, — заверил он Мафр. — Если он погибнет, так и не вспомнив, кто он есть, он просто вольется во всеобщий океан заблудших душ и, перемешавшись с ними, уже никогда не сможет возвратиться в первоначальную форму.
— И как ты собираешься его вернуть? — уперев ручки в бока и склонив головку на бок, Мафр с сомневающимся прищуром смотрела в озадаченное лицо отца.
Минуту спустя он хмуро усмехнулся:
— Попрошу помощи у Эйнхасад, — и невинно пожал плечами.
Услыхав о столь сомнительном плане, Мафр стекла по стенке и, обхватив голову руками, обреченно уставилась в глаза своего прародителя, который в сотый раз доказал звание самого непредсказуемого и самонадеянного из всех смертных и бессмертных созданий, которых когда-либо знал мир.
========== ГЛАВА 2. Песнь об ангеле, заточенном в теле человеческом ==========
–->
========== куплет первый ==========
Комментарий к куплет первый
Далее последуют пять песней, и потом текст вновь приобретет прозаический характер.
Почему-то здесь повествованию захотелось отдохнуть под сенью Гомеровской “Иллиады”, и хоть и жалкой тенью, но автор попытался дать ему такую возможность.
Подобно как и в творчестве великого поэта-эллина, в начале каждого стиха дано краткое его содержание, дабы не вводить в смущение читателя, не осилившего эту мою попытку уподобиться древнему сказителю.
После поражения армии императора Шунаймана от демонической орды ведьмы Лилит оставшиеся в живых воины возвращаются в родные земли. С ними и Ханос, в чье тело явился дух архангела Анакима. Гран Каин напрасно пытается напомнить божественному посланнику о его миссии. Тот принимает обращения Темного Господина за ночные кошмары. Гран Каин удаляется в свою обитель.
________________________
То в первые месяцы лета холодного было,
Что с северных склонов явилось под ветра стенанья
И стужи. И мир уж не будет спокойным и праведным местом,
Но знают об этом лишь жрицы да старцы седые.
Иные же, в замке укрывшись могучем —
Из мраморных плит его стены собой украшают —
Ликуют, что дьявольских лап избежать удалось им,
И павших друзей чтут и светлого князя, что сгинул
В неравном бою, бесовскою стрелою сраженный.
Решают, что делать им с черной змеею — той ведьмой,
Что, вырвавшись в мир из сетей серафима,
Посланника Матери Высшей, Богини Отрадной,
Кровавый свой ход начала по земле освещенной,
Развратом, резней и пороком сей путь оскверняя.
Той ночью Бог Смерти, а ныне спаситель народный
Приходит в покои. Исполненный негой пьянящей
Там на постели в объятии нежном жены кротконравной
Ангел лежит, позабыв свой удел благородный.
К нему обратившись, почтения полный и пыла,
Бог Всемогущий напомнить герою пытался:
— Ты, о Анаким, праведный сын шестикрылый
Нашей Небесной Богини вечно-прекрасной,
Встань и исполни, что было решенным меж нами,
Прежде чем дух твой всесильный в холодное тело явился,
Мертвую плоть воскресив. На эти слова добрый вестник рассвета
Крепче лишь сжал одеяло в ладони дрожащей.
Голос, смутивший его в тени ночи прохладной,
Ветром кошмарным ему обратился. Он молвил:
— Сгинь, о исчадье! — И сел на накрытой постели.
Долго таращился в страхе он в голые стены,
Не принимая Бога Заката в обители теплой,
Смахнуть норовя напряженной тиши наважденье.
— Ханос, сын Рема, в чьем теле томится
Дух, неподвластный темной голодной стихии,
Слушай же, внемли словам моим честным,
То, что прошу… Но не слушал борец богоравный,
Уши рукою закрыв, что некогда меч правосудья
Держала, сражаясь бок о бок с великим героем,
Избранником Светлой Богини, ушедшим, увы, на покой
Достославным борцом Шунайманом,
А ныне сжимающей судрожно край одеяла,
В страхе уставившись в темные окна ночные.
Долго пытался его вразумить Бог Заката,
К заблудшей душе пожилого бойца обращенный.
Напрасно. Лишь больше смущался воин воскресший
Дара общенья с могучей вселенскою силой.
Сдался и тотчас к себе удалился Бог Смерти
В земные покои, где сотню последнюю лет лишь осталось
Ему наслаждаться безудержной плотскою жизнью.
========== куплет второй ==========
Дух Анакима перерождается в теле Юфалии, дочери Ханоса. Верховная Богиня Эйнхасад самолично пытается вернуть архангела, но, потерпев неудачу, удаляется в свои небесные сады.
________________________
Так годы прошли. В окружении дивнопрекрасных,
Оживших с весною садов, ароматом манящих,
На именины к Ханоса дочери славной, Юфалии юной,
Что от отца получила свой дар благодатный и чудный,
Странная гостья явилась. Ангела ж, вестника света,
Спит уж душа в недрах юного смертного тела.
Отца пережив, наслаждается дева младая,
Не зная ни горестей, ни злоключений жестоких,
Размеренной жизнью, о подвигах не помышляя.
В то время как темную тенью весь север укрыла
Лютая ведьма, на юге пиры как обычно проходят —
В них славные рыцари доблесть свою восхваляют
И силу, и юные девы сами бегут к ним в объятья.
К Юфалии кроткой, гербере раскрывшейся славной порою,
Являет свой лик Эйнхасад, добронравная Жизни Богиня,
Визитом своим озаряя мир смертных. В попытках
Чадо свое пробудить, шестикрылого сына,
Шлет она в сны к юной деве виденья благие,
Где, словно прелестная нимфа в одеждах из нежного шелка,
Танцует в садах она райских, покровом небес окруженных,
И ангелы песни поют ей, за ровню, сестру принимая.
Так ночи за ночью проходят в прекрасных мотивах.
Но дева смеется ночным лишь своим приключеньям,
Подлинно имя свое, тихим шелестом в кроне деревьев
Тихо звучащее, вспомнить не в силах. Богиня же
Жизни и Света, в мир снизошедшая неблагочинный
Лучами рассвета, узрев сей провал, отвращает от мира
Свой лик просветленный, а ныне тоскою объятый,
К себе удалившись в небесные солнца покои —
Там не тревожат ее уж несчастия мира,
Где тьма поглотить все былое отныне грозится.
— О сребровласая Эва, верная дочь моя, водной стихии хозяйка,
Ум поддержавшая мой неразумный и темный!
Скажи, неужели напрасны все наши труды и старанья
И тщетно плодов я желаю из почвы пустынной?
Неужто все кончено и с обреченностью в сердце