Страница 11 из 13
– Не скорби, брат, – вдруг слышит Карл голос у себя за спиной.
Он резко оборачивается. У него за спиной стоит Амвросий, тот еще старый черт, по мнению Карла. Из Амвросия уже песок сыпется, воняет от него соответствующе, и он вечно строит из себя самого святого из святых. Евстафий косится на него, но ничего не отвечает. А вот у Карла уже никаких сомнений: если Евстафий еще мог участвовать в каком-то розыгрыше, то Амвросий на такое не способен в принципе. Старый монах обходит Карла, как будто… как будто прошел сквозь него. «А если он и правда прошел сквозь меня?» – с ужасом думает Карл.
– Он в руках Господа, он достаточно страдал, чтобы заслужить прощение.
Евстафий коротко кивает. Карлу даже кажется, что что-то блестит в уголках его глаз. Слезы? Удивительно… Амвросий уходит. Где-то через час Евстафий заканчивает складывать книги, приходят послушники, уносят их обратно в монастырскую библиотеку. Евстафий останавливается на пороге комнаты и окидывает ее последним взглядом, грустным и почти отчаянным. А потом он закрывает дверь. Карл делает несколько шагов вперед и останавливается у закрытой двери. В первые месяцы заключения он часто так делал – пилил эту проклятую дверь взглядом, как будто бы мог пройти сквозь нее. Карл делает шаг вперед. И проходит сквозь дверь. Он сжимает зубы, сдерживая крик, хотя кричать он теперь может сколько угодно – его все равно никто не услышит. Иан Аквинский сделал блестящий ход: зная, что он не сможет убить Карла, потому что тот получил бессмертие, он сделал его вечную жизнь поистине вечной – он заставил Черного пса превратить Карла в призрака.
С некоторых точек зрения новое положение Карла было даже удобно – исчезло очень много проблем. Например, больше не нужно было есть, спать и заботиться о своем внешнем виде. С другой стороны, был и очевидный минус. Вот на кой тебе вечная жизнь, когда ты даже поговорить ни с кем не можешь? Первое, что хочет сделать Карл – это уйти, наконец, из этого треклятого монастыря. Он шлепает босыми ногами по снегу к воротам. Следов он за собой не оставляет. Учитывая опыт с дверью, Карла не слишком волнует, будут ворота закрыты или нет. Они не закрыты, и Карл понимает, что сейчас из соседней деревни как раз должна вернуться повозка.
– Пока, ребята! – небрежно бросает Карл.
Он со всего размаха врезается во что-то, по ощущениям очень похожее на каменную стену. Только вот никакой стены перед ним нет. Карл пытается сделать еще один шаг, и на этот раз его отбрасывает назад – на монастырский двор. Он пробует снова и снова. Уже возвращается повозка, ворота закрывают, потом садится солнце, потом звонит колокол на башне, потом занимается тусклый февральский рассвет, а Карл все пытается и пытается. И только к вечеру следующего дня он понимает, что мало того, что стал бессмертным призраком, так еще и на целую гребаную вечность заперт в монастыре Святого Лазаря. Карл садится посреди двора и кричит так долго и громко, как только может. Конечно, никто его не слышит.
Сложно смириться с тем, что ты призрак, а уж с тем, что ты призрак, который ограничен в своей свободе – еще труднее. Но человек – а Карл все-таки человек – существо на удивление живучее. Ему удается свыкнуться и с этим. Примерно тогда же из отрывков разговоров ему удается узнать, что для всего Аквина он умер. Причем, папаше как всегда нельзя отказать в изобретательности: по версии Его светлости, которую, конечно же, никто и не смел подвергать сомнению, Карл в порыве безумия сам перерезал себе горло ножом для мяса. Ну психопат – что с него взять, не зря же его всегда к стулу привязывали. Тело Карла якобы отвезли в Аквин, где с помпой захоронили в семейном склепе. Вероятно, в суматохе отец как-то затолкал его к мертвым монахам, или приказал Черному псу, владельцем которого снова стал, и тот исполнил его желание.
– Ублюдок… – шипит Карл, сидя на ступенях церкви. – Нет, ну вы видели, какая тварь?
Еще одно преимущество его нынешнего положения – можно разговаривать с самими собой, сколько душе угодно.
Постепенно Карл погружается в ту сторону жизни монастыря, о которой он раньше и не догадывался. Не будем упоминать, к какому именно ордену относится монастырь Святого Лазаря, ибо этот орден благополучно существует и по сей день, скажем только, что монахам надлежало строго придерживаться аскезы. Ну-ну, как же… Были, конечно, такие, как Евстафий, кто если и нарушал что-то, то по мелочи, а потом искренне раскаивался в содеянном. Были и такие, как старикашка Амвросий, которые пришли в монастырь, чтобы каяться в своих грехах. Амвросий, кстати, не скромничал, что ему нужно каяться. Как выяснил Карл из молитв, которые Амвросий имел обыкновение бубнить себе под нос, у безобидного старика была очень насыщенная молодость: он и грабежом промышлял на большой дороге, и палачом подрабатывал, а также имел сразу несколько семей в нескольких деревнях. В общем, чем больше религиозный пыл, тем больше на то скрытых причин. Евстафий, например, стал монахом потому, что верил в бога и хотел ему служить. Банально до зубовного скрежета, но это так. Впрочем, Амвросий и Евстафий – самые скучные персонажи монастыря Святого Лазаря. Был, например, кружок пьяниц, регулярно прикарманивавших часть выручки от продажи овощей в деревне и пропивавших все это богатство под монастырской оградой. Конечно, все знали, что они так делают, но у всех хватало собственных проблем. Еще было несколько влюбленных пар, уединявшихся ночами у все той же ограды, не мешая пьяницам. У самого приора, кстати, был страстный роман с юным послушником. В общем, без женщин в монастыре происходят воистину чудесные вещи.
Через полгода после его смерти приехала Марианна. Она хотела забрать на память что-нибудь из его вещей, потому что в Аквине ничего не осталось. Почему она не приехала сразу? Как выяснил Карл, она снова забеременела, но потеряла ребенка на позднем сроке, ей нужно было время, чтобы восстановить здоровье. Евстафий отправился искать хоть что-нибудь, что можно было передать Ее светлости в качестве памяти. Хотя что он мог передать? Миску? Треклятые сапоги? Или одеяло, которое уже, наверное, моль сожрала? К удивлению Карла Евстафий принес то, о чем Карл даже не вспоминал все это время – весьма недешевый пояс с серебряной пряжкой. Когда он надевал его в последний раз? Да кто бы вспомнил. Видимо, его привезли из Аквина вместе с другой его одеждой. Марианна берет пояс в руки, коротко кивает Евстафию, молчит. Карл подходит почти вплотную и наклоняется к ней. Она не плачет, только смотрит на пояс, уголки губ опущены, вокруг глаз появились первые морщины.
– Я люблю тебя, – говорит Карл.
Но она его не слышит. И больше никогда не услышит.
Когда Карлу Аквинскому было пятнадцать, он превратился из несносного ребенка в несносного юношу. Как водится, когда есть скучающий богатый сынок, вокруг него быстро собираются единомышленники. Вскоре разудалая компания нажила огромный винный долг в соседнем Льеже и стала объектом жгучей ненависти всех благородных семейств, дочерей которых они лишили перспектив счастливого замужества. В замок Аквин потянулись жалобщики. Поначалу их выгоняли, но когда Карл и его дружки в пьяном угаре спалили дом какого-то крестьянина, дело все-таки дошло до герцога Аквинского. Разговор с отеческими наставлениями не состоялся: Иан Аквинский мастер чесать языком с дамами и с другими герцогами, а не с собственным сыном. Все оказалось проще: на следующий день все друзья Карла бесследно исчезли из Аквина, Карл получил в наказание личного надсмотрщика, который следовал за ним даже в уборную и – вот уж и вправду сенсация – работу в трактире в Льеже, на которой Карлу надлежало отрабатывать долг не только за себя, но и за своих закадычных друзей. Последнее, пожалуй, было самым страшным унижением: вчера Карл был повелителем и хозяином – сегодня превратился в мальчика на побегушках. Урок-то был правильный, но в пятнадцать лет такие уроки понимаешь плохо. Карл возненавидел своего отца. Впрочем, это продлилось недолго. Иан Аквинский договорился о браке Карла с Марианной Гасской и, когда Карл достаточно настрадался в роли слуги, отправил его знакомиться с будущей женой.