Между двух миров

— И это называется отдел внутренней экспертизы? — смеется Йен. — Да это решето дырявое! Пресса точно напишет, что полиция вызвала сату Рае на допрос… Вот смеха будет! Хотя… мир держится на гвоздях прецедентов!

— Ну и переполох эта мадам устроила, шум на весь департамент, — говорит Ольга и вылезает из машины. — Диспетчеры в огне! Я уже уехала, но как по рации услышала, вернулась! Надеюсь она сказала что-нибудь полезное?

Ольга ловит твой взгляд и перестает улыбаться. Молча открывает заднюю дверь. Йен улавливает перемену настроения и до больницы вы едете в полной тишине.

Пока за окном проносятся улицы, перед твоим внутренним взором все еще стоят отметины на гладкой, перламутровой коже саты Рае. По эту сторону Каньона, под куполом чужого, искусственного неба, традиции и законы Домов ослабевают. Матэ, саям, иерархия чистоты, королева и палач, все это кажется далеким. В Латирию приезжают в поисках свободы. Нет, конечно, от корней не убежишь, они всегда с тобой, но здесь, где Творец не видит, а Маат не знает, ты можешь на какое то мгновение ощутить то самое одиночество. И пока память медленно заполняет твой колодец, ты можешь успеть прожить новую жизнь. А если каурам будет угодно, проживать ее снова и снова… Могла ли сата Рае, соблазненная пьянящим чувством свободы, пересечь черту? Рае и Амирас целую вечность грызлись за территорию в Латирии, последние упорно называли штаты своей землёй, корни же вражды между домами уходили так глубоко, что ни матэ Дома Рае, ни саям дома Амирас не могли дотянуться до истины, но близкие связи между двумя видами были строжайше запрещены. Заары Дома Амирас принадлежали к виду офиофагусов и отличались тем, что охотились на себе подобных, но за последние пять сотен лет они ни разу не нарушили заключенного мирного соглашения, на памяти твоих корней не случилось ни одного серьезного конфликта. Ты закрываешь глаза, но раздражающий зуд под манжетами не дает расслабиться. Ты жалеешь, что сразу не спросила к какому Дому принадлежали убитые в другом штате подростки. Если один из Домов решит, что мирный договор нарушен, то будет война. А кому выгодна война змеиных кланов на улицах Латирии? В первую очередь тем, кто пишет на заборах и мостах — воздух для людей. Война будет означать полное фиаско для дальнейших дипломатических отношений между людьми и неведомыми. Но при чем здесь древние йондали из (не)периодической таблицы? Что такого может знать Халисс Рае, что его память прошлых жизней необходимо вырвать с корнями?

— Это я тут детектив, — говорит Ольга, когда вы выходите из машины. — А ты консультант, помнишь?

Йен махнув вам, уезжает искать место для парковки, а мы вдвоем поднимаетесь вверх по лестнице к центральному входу Мемориал Сарджент.

— Могу зачитать тебе параграфы из твоего контракта или ты можешь поделиться со мной тем, что происходит у тебя в голове. Что такого сата Рае сказала, что ты аж позеленела вся?

— Это ты сейчас пошутила? — спрашиваешь ты. — Наверное нам нужно установить какой-то знак, чтобы определять границы твоего потрясающего чувства юмора.

— Ну пока ты ходишь с таким лицом, никакие знаки не помогут, — отвечает Ольга. — Ты бы иногда снимала эту маску. Попробуй хоть раз расслабиться и побыть…

— Человеком? Нормальным человеком? — смеешься ты и распахиваешь дверь. Петли опасно скрипят, а дверная ручка в твоей ладони нагревается. В нос бьет нестерпимый запах. Твои шипы, которые начали вибрировать еще при подъезде к зданию, сейчас жгут тебя каленым железом. Ты морщишься от боли. Ольга демонстрирует охраннику жетон и вас пропускают. В лифте вы молчите. Твое раздражение никак не связано лично с детективом Полански, но почему-то очень хочется на нее наорать. Поставить на место. А где ее место ты и сама пока не поняла.

А может все дело в том, что это ты не на своем месте, ты и он, вы здесь чужие. И заары чужие. И что, если, воздух и правда для людей? Как минимум воздух под куполом Латирии. Эти искусственные облака над искусственной землей, весь их маленький, раздробленный на штаты — острова мир, что плавает в воздушной океане у самой границы Предела, все это даровано людям третьей волны Изначальными. И как бы их не называли сейчас — создатели, предтечи, шераа ат каддар, они тоже были когда то людьми. Самыми первыми людьми на этой чужой планете.

Творец их увидел и помог построить мир внутри Предела. Алькаан — это четыре континента, четыре столпа вокруг черных вод Сеятеля, теперь его делят между собой наследники изначальных — неведомые, живущие в круговороте своих бесконечных воплощений, а смертным людям достались только обочины и облака.

Вы выходите из лифта. В коридоре отделения мерзко гудит и мигает лампочка, не в силах выносить этот звук ты моргаешь и она лопается. Ольга инстинктивно пригибается и тянется к метателю в кобуре.

— Вот же… дерьмо, — шипит детектив сквозь зубы. И вы идете дальше, сворачиваете, бесконечно сворачиваете, по одинаковых коридорам, выкрашенным серой краской. Идете мимо открытых дверей и громких, отчаянных стонов. На отделении никого, ни врачей, ни другого персонала. На сестринском посту лежит стопка чистого белья. Ты прислушиваешься. Из-за одной из закрытых дверей без табличек раздается смех и звон ложки о стенки чашки, ты подходишь и невежливо распахиваешь дверь.

Испуганные медсестры вскакивают из-за стола. Та, что постарше и поплотнее, из-за стола не встает, начинает ругаться не выпуская кружку с чаем из рук, но Ольга сует ей в нос жетон и она замолкает.

— Ищем пациентку, поступила к вам сегодня утром, побои и отравление змеиным ядом. Мне звонил врач с вашего отделения, Карим Герян.

— Карим Геогиевич уже ушел, — говорит одна из медсестер, на ее испуганном секунду назад лице, теперь сплошная почтительность.

— А пациентку вашу в морге ищете, — говорит та, что постарше, отворачивается и снова мешает ложкой чай в чашке. — Звонили же уже, говорили, умерла девчонка.

Звон эхом отдается у тебя в ушах, хочется моргнуть так, чтобы эта чашка разлетелась вдребезги, но Ольга вовремя кладет руку тебе на плечо и чуть сдавливает, ты выходишь из тесной каморки обратно в коридор. Кто у нас детектив? Правильно, Ольга детектив, вот пусть она и разбирается.

И тут из-за поворота появляются двое, один большой, с одышкой и в плаще, второй еще больше, но кудрявый и в пиджаке. То, что они работают на депатрамент так отчетливо читается на их лицах, что ты не сразу замечаешь оружие и жетоны.

— Консультант! Вот так встреча, — говорит большой плащ и вытирает пот со лба мокрым платком. Ольга, видимо услышав знакомый голос, выходит в коридор. Плащ хохочет.

— И вы тоже здесь, детектив Полански!

— Джон-джон, ты еще подрос с нашей последней встречи? Юджин, а кто из вас первым догоняет подозреваемого? — смеется Ольга.

— Ты, Полански, я так понимаю пришла из-за убиенной Морин Гуревич? — спрашивает пиджак, он к твоему удивлению потеет намного меньше напарника. — Хочу тебя расстроить, это дело об убийстве и теперь оно наше, — разводит руками пиджак.

Ты видишь имя на жетоне — Юджин Касада, а того, что потеет в плаще рядом с ним, зовут Джон Джозеф.

— Нам нужна твоя подружка, — говорит Джон-джон и тычет в тебя мясистым указательным пальцем, на котором ты видишь кольцо-оберег. Бессовестная подделка, видимо купленная в одном из тех даршопов под окнами твоего нового кабинета.

Ольга улыбается и качает головой, молча смотрит на тебя снизу вверх. На каблуках ты почти на голову выше нее.

— Окажите нам честь, — вдруг говорит Юджин Касада. — Надо сцапать за жопу этого ядовитого засранца!

— Хотите сказать, детектив, — тихо говоришь ты. — Девушка умерла от отравления ядом?

Касада разводит руками.

— Так мне по телефону сказал врач, но без вскрытия, я не могу утверждать о причине смерти.

— Может, рассуждать о причине смерти, Юджин? — поправляет его Ольга.

— Да какая разница! — хохочет Джон-джон. — Нет бумажки — нет причины, пойдем искать кто нам бумажку выдаст.