Поцелуй ягуара (ЛП)

Вот почему она развелась с ним. Он изумленно покачал головой. Тогда он этого не понял. Майк был ее мужем, он имел право трахать ее дома, когда хотел, чтобы она была дома, право защищать ее и заботиться о ней. Чтобы уберечь ее от таких ублюдков, как Бруссард.

Он позволил своим глазам встретиться со светящимися зелеными глазами Породы и сглотнул от обещания возмездия. Бруссард убьет его, если представится такая возможность. Майк должен быть уверен, что у него не будет шанса. Он найдет способ отвлечь Натали от этого, спасти ее, отвезти к доктору, чтобы вылечить. Чтобы стереть из ее памяти последствия того, что с ней сделали.

Он знал ее. Порода — нет. Майк может это сделать.

— Приятель, у тебя появилось гребаное желание умереть, — шериф сел за руль и с жалостью посмотрел на него.

Черт, Майку нужна возможность. Шанс. Он просто должен доставить Натали туда, где они смогут ей помочь, вот и все.

— Она моя жена, — отрезал он.

— Бывшая жена, — насмешливо напомнил шериф.

Майк сердито посмотрел на него.

Покачав головой, мужчина развернулся и завел машину, прежде чем тронуться с места.

Майк продолжал наблюдать за Натали. Теперь она спорила с Породой. Он знал это выражение ее лица, близко познакомился с ним за год до развода.

Интересно, что случилось с его женой? Женщина, которая любила его, которая подчинялась ему. Вот что с ней случилось. Эта Порода. И Майку придется это исправить.

Глава 7

Он должен чувствовать себя виноватым, у него должна быть совесть, не так ли? Он должен чувствовать боль, ту же самую боль, которую она чувствовала, привязанная к нему так бесповоротно, что даже прикосновение другого мужчины причиняло ей боль.

Но это было не так. И истинная проблема заключалась в том, что он не мог скрыть, что это не так. Вот почему ему пришлось поспешить, чтобы не отстать от нее, когда Натали убежала в дом, едва не захлопнув дверь перед его носом.

— Знаешь, cher, я мужчина, — заявил он, когда она повернулась к нему лицом в гостиной. — Я самец Пород. Собственник, агрессивный и охраняющий свое. Ты не можешь просить меня быть другим.

— Я не просила тебя втягивать меня в это. Не просила тебя тащить свою задницу на лужайку перед домом, просто чтобы заявить о своих жалких правах, и не просила тебя совершать убийство, пока шериф наблюдает. Ради бога, есть некоторые вещи, о которых не нужно говорить, — ее голос повысился, когда Натали заговорила, гнев пропитал каждое слово, когда они покинули ее губы, словно проклятье.

— Он дотронулся до тебя, — для Сабана этого было достаточно. — Он причинил тебе боль.

— О, да, и он знал, что, если схватит меня за руку, этот странный гормон, которым ты заразил меня, будто вонзит ножи в мою кожу, — отвращение окрасило ее слова.

Ее глаза цвета патоки были горячими, кипящими от гнева, ее лицо пылало от ярости, и он мог поклясться, что даже ее волосы, казалось, приобрели огненный оттенок. Она была как темное пламя, горящее перед ним, опаляющее его своим гневом. И в Сабане взыграл чистый мужской собственнический инстинкт.

Она его женщина. Его. Единственное, что природа создала исключительно для него. Если она хоть на секунду подумала, что он позволит другому мужчине прикоснуться к ней, заявить на нее свои права, то лучше ей подумать еще раз.

— Я должен был предупредить тебя об этом, — проворчал он, хотя был уверен, что предупреждать ее об этом бесполезно. — Я думал, Эли позаботилась об этом.

— Ожидай дискомфорта, — Натали повторила эти слова, как какое-то грязное проклятие, — Ожидай несколько побочных эффектов. Скажи, Сабан, что еще я должна ожидать, о чем ты меня обманул?

Он почувствовал, как его зубы сжались от унизительного тона голоса.

— Не дави на меня, Натали, — мягко предупредил он. — Я еще не остыл после того, как увидел, как этот ублюдок пытается заявить на тебя права.

— Никто не может заявить на меня права, — она сжала кулаки, и он мог поклясться, что Натали почти топнула ногой.

Интересно. Это определенно было тем, чего следовало опасаться, потому что он чувствовал запах чистой ярости, кипящей внутри нее. Ее терпение с ним, с Породами, с мужчинами в целом быстро достигало предела. Сабан не мог не удивиться, что Натали может потерять терпение и самообладание, но также и не мог ей ничем помочь.

Внутри восстала воительница, он чувствовал это. Женщина, готовая сразиться с миром, если он того заслуживает, и содрать шкуру с мужчины рядом. И он определенно заслужил это; черт, он почти с нетерпением ждал этого. Судя по тому, что он видел у своего лидера, Кэллана, и пары Кэллана, секс и гнев могут быть чертовски хорошим сочетанием.

Книги, которые Кэсси дала ему, убедили его, что Сабан будет удовлетворен. Часто лучший секс в любых отношениях происходит после ссор. Хотя, честно говоря, если все пройдет лучше, чем прошлой ночью и этим утром, он может не пережить этого.

— Ты слышал меня, Сабан Бруссард? — ее голос стал хриплым от гнева. — Никто не может заявить на меня права.

— Метка на твоей шее доказывает обратное, — он пожал плечами, спокойно глядя на нее. — Я заявил на тебя права, cher, хорошо это или плохо. Нет разводов, нет расставаний, и не будет бывшего мужа, верящего, что он может это изменить.

Сабан сохранял свой голос спокойным и уверенным. У него было чувство, что если он потеряет контроль над своим горячим каджунским темпераментом, то проиграет эту битву с самого начала. Потому что вместе с гневом вернулась и лихорадка, жгучая и ярче, чем раньше, а Натали противостояла ему.

Природа не позволяла Породам противостоять друг другу. Они могут сражаться, они могут злиться, но они не будут отрицать тягу друг к другу.

Перед лицом ее гнева он не чувствовал вины. Сабан был не из тех, кто делает что-то вполсилы; его учили понимать, делать, как это делать, и не подвергать сомнению каждое принятое решение.

Но сейчас, глядя на Натали и видя вспышку боли и страха за гневом, он удивлялся боли в своей груди. Чувство вины? Возможно. До Натали он тоже никогда не испытывал подобных чувств, поэтому трудно было сказать наверняка.

Ее независимость была завоевана с трудом, и теперь она чувствовала угрозу. Он не винил ее за гнев, но не позволит ей отрицать его или его метку, которую она сейчас носит.

— Тебе лучше уйти, — ее голос был хриплым от непролитых слез и неразрешимой ярости. — Сейчас же!

— Что ж, cher, я постараюсь это сделать, — проворчал он. — С твоим бывшим мужем, рыскающим вокруг, как безумный койот, и этим глупым шерифом, сующим свой нос не в свое дело. О да, я просто соберу вещи и уйду, да?

Сабан устал от того, что она велит ему оставить ее.

— Я должна выбраться отсюда, — Натали покачала головой. — Я должна уйти от тебя, пока ты не свел меня с ума.

— Пока не появился твой бывший муж, у тебя не было со мной проблем, — ему захотелось зарычать, зарычать от досады, когда эта мысль пришла ему в голову. — Неужели он так много значит для тебя, что теперь тебе приходится убегать от меня?

Взгляд, который она бросила на Сабана, был настолько полон презрения, что, будь он мужчиной менее мужественным, он, возможно, вздрогнул бы.

— Не прикидывайся дураком, Сабан, у тебя это плохо получается, — язвительно сообщила Натали ему. — Я не знаю, что говорится в твоей книге правил Пород, но обычная порядочность должна удерживать тебя от того, чтобы вести себя как полный идиот только потому, что это соответствует твоим целям. Ты угрожал Майку. Ты чуть не убил его. И ты не должен стоять передо мной и говорить, будто вся эта чушь о спаривании все исправит.

— Я буду защищать тебя, — он подошел ближе, сердито глядя на нее, в то время как животная часть его мозга требовала, чтобы он снова показал ей, насколько она была его женщиной. — Клакстон вел себя неразумно, Натали, ты же знаешь.

— А ты? — Она скрестила руки на груди и уставилась на него. — Ты почти не задушил его до смерти. Одной рукой.