Монах

– Хорошо, я вас запишу в список, три места. У меня работа прямо на дому, я всегда здесь. Самолёты иногда сам тоже встречаю, но это бывает редко. Чаще ходит к ним мой помощник. Рабочий день не нормирован. Когда люди приходят, тогда я и работаю, если не наступил очередной сеанс связи. А если летит самолёт, разговариваю с пилотами. Ну, что ж, все вопросы вроде решили, – подвёл он итог.

– Ладно, мы пойдём, – сказала Северина, – Остановились мы у Клавдии, тут рядом.

– Я знаю, у неё все останавливаются. Фешенебельной гостиницы в нашем сказочном городе ещё не построили. Дорог тоже нет, а всё остальное, как у людей.

Мефодий понял, что начальнику площадки хочется пообщаться, но он сам на разговоры был не настроен, тем более с незнакомым человеком. С дедом он разговаривал по нужде, чтобы узнать место захоронения, а вести праздные разговоры сейчас не хотелось. Он сухо попрощался, сказав «спасибо», и направился к выходу. Северина и Настя пошли за ним.

Все дела этого вечера оказались сделаны, оставалось встать ранним утром и заняться главным делом. По приходу домой он попросил у хозяйки инструмент, грабли и лопату, чтобы утром не терять время.

Вечером, оставив Настю дома, сходили в магазин и, быстро поужинав, стали укладываться спать. Хозяйка постелила им на диване напротив своей кровати, сообщив, что другая комната принадлежит дочери и она в ней не хозяйничает. Настю положили спать на небольшой, но широкий топчан. Мефодий предложил на топчан свою кандидатуру, но Северина сказала, что он там не вместится и не выспится. Пришлось подчиниться и не настаивать. Хозяйка пошла проведать домашнюю скотину, а они легли спать. К Насте забрался кот, чему она очень обрадовалась.

Какие сны снились Северине, Мефодий не знал, но проснулся ночью от того, что на него кто-то смотрит. Он открыл глаза и взгляд упёрся в соседнюю койку. Хозяйка спала или делала вид, что спит, раскрывшись. Из одежды на ней имелась только короткая футболка, которая практически ничего не закрывала. В этот момент хозяйка, не спеша, повернулась на другой бок спиной к Мефодию, так и не накрывшись одеялом. Сон весь прошёл. К такому сюрпризу он был не готов. Мефодий закрыл глаза и повернулся спиной к соседней кровати, но спать совершенно расхотелось, а вставать среди ночи, когда рядом голая женщина, совсем неудобно и неприлично. Пришлось ему делать вид, что спит.

Утром Мефодий поднялся рано, совсем не выспавшись. Северина, привыкшая вставать раньше других, в этот раз встала после Мефодия. Настю они решили не будить, а хозяйка с раннего утра обряжалась в хлеву. Наскоро попив чаю, взяв инструмент, они направились в сторону кладбища. Хозяйка уже вдогонку спросила:

– Сами найдёте?

– Найдём, – ответила Северина, – Нам объяснили. Настю будить не стали, пусть поспит, мы будем ходить недолго.

Уйти не успели. Откуда-то появился председатель Павел Гаврилович в сопровождении невзрачного короткого крепыша в заскорузлой одежонке с выражением лица, нечего не выражающим, но старающегося поспевать за быстрым размашистым шагом председателя.

– Хорошо, что я вас застал, – вместо приветствия сказал Павел Гаврилович, – Рано же вы поднялись! В вашем распоряжении один час, у нас сегодня в связи с хорошей погодой объявлен субботник. Сходите до кладбища. Я вам выделяю рабочего, скажете ему, что надо сделать и сразу назад. Зовут этого интеллигентного человека Киня, в переводе Иннокентий, почти как Смоктуновский. Он всё сделает, а вас приглашаю помочь сегодня колхозу. У кузнеца я уже был, он сделает железный памятник.

– У нас ребёнок! – только и вымолвила на такой напор Северина.

– Не беспокойтесь! За ребёнком присмотрит Клавдия. Кое-какую рабочую одежду она тоже выделит, вы же не откажетесь помочь колхозу? – спросил он.

– Мы не откажемся, – сказал Мефодий, – Но пусть решает Северина.

– Пойдём, чего стоять, – сказала Северина, – Нам помогают, мы тоже поможем.

– Не опаздывайте, на берегу вас встретят.

Киня заспешил теперь следом за Севериной. Он забрал грабли и лопату и нёс этот инвентарь сам. На кладбище он повёл всех за собой и точно вывел к Ивановой могилке, заросшей травой и мелким кустарником, неухоженной, с покосившимся столбиком над небольшим просевшим холмиком.

Северина присела над холмиком:

– Здравствуй Ваня. Я приехала, позднее приведу к тебе и твою дочку. Ты уж извини, мы сейчас уйдём, но скоро придём снова.

На глаза у девушки навернулись слёзы. Мефодий и Киня отошли на пару шагов назад, чтобы не мешать. Северина молчала, глядя отрешённым взглядом куда-то вдоль. Через пару минут она встрепенулась и сказала коротко:

– Пошли!

Мефодий проинструктировал Иннокентия, и они направились в обратную сторону. Клавдия их поджидала:

– Вы не беспокойтесь, за девочкой я присмотрю, мне Павел Гаврилович поручил.

– Нас председатель попросил съездить на сенокос, – стал оправдываться Мефодий, – Отказать мы не можем. Он нам помогает, даже рабочего выделил и памятник сделают.

Северина зашла в дом переодеваться, а Мефодий взял только предложенную брезентовую куртку, которая оказалась немного маловата, но от комаров защищала. Ещё через десять минут они шагали к реке.

Мефодий сказал:

– Ты уж, Северинушка, не серчай. Нам за эти последние дни постоянно люди делают добро. Привезли, можно сказать, бесплатно, встречают, провожают, кормят, помогают. На добро надо отвечать добром. Оно непременно к нам вернётся, не сейчас, так позднее, но обязательно вернётся. Добро люди помнят долго, как, впрочем, и зло. Зло тоже помнят. Зла в мире ещё очень много. Оно порождает войны, вражду, калечит людей. Добрых людей больше, но их незаметно. Добро на показ не выставляют и не ждут за него награду. Мы сегодня поработаем и вернём часть затраченного на нас добра, поработаем на общее благо. Жаль только, что я сегодня не выспался!

– А чего ты не выспался, я не мешала?

Мефодий замолчал, но потом решил всё же открыть Северине причину своей бессонницы. Она расхохоталась.

– Оказывается, ты у меня бабник! Эка невидаль, увидел голую женщину. Ты на меня каждый день смотришь!

– Я увидел не голую женщину, а какое-то бесстыдство и неуважение, но потом подумал, что она спит и делает это не нарочно, успокоился, но сон прошёл, так и не сомкнул глаз.

– Какой ты у меня впечатлительный! Мне хоть все мужики будут голые, я не замечу и отношусь к этому, как к деревьям. Они весной одеваются, а на зиму остаются без одежды и никого не стесняются. Так в природе всё устроено, всё относительно, беспорядок бывает не в одеянии, а в наших головах. Всё зависит от того, как мы ко всему относимся. Надо воспринимать всё естественно и просто. Хотя, если признаться, я, когда в озере нагишом купаюсь, тоже чувствую некоторое стеснение.

Под обрывом у берега стояла большая вместительная деревянная лодка с людьми.

– Кажется, все в сборе, – сказал сидящий в лодке мужчина, возможно, бригадир этой смешанной бригады, – Можем отчаливать.

Мужчина в корме топнул педаль стационарного мотора. Тот затарахтел, лодка сразу двинулась вперёд, ускоряя свой бег. Ехали очень недолго. Все высадились на огромный луг, где вовсю с утра кипела работа: вдалеке на конной косилке работал мужчина, скашивая траву, а на другой половине поля работали конные грабли, сгребая высохшее сено в длинные валки. Луг продувался тёплым ветром, мешая гнусу сосредоточится и набросится на прибывших людей, но отдельные комары всё же находили свою жертву и безжалостно впивались.

Становище организовали на самом берегу реки. Пока люди выходили и осваивались, задымил костёр, возле которого начала хлопотать женщина, выполняющая обязанности повара. Её работа началась с первой минуты пребывания на лугу. Мальчишки пошли к кустам отвязывать застоявшихся лошадей. Северину бригадир определил к женщинам мастерить из валков кучи из сена, удобные для подвозки лошадью, а Мефодий пошёл с мужчинами на мётку зародов.

Обычная работа в летнюю страду началась. Каждый человек занимался свои делом, а всё вместе это называлось сенокос. Работа физически трудная, изнурительная, на комарах и жаре, но на свежем воздухе. Солнце, поднимаясь выше по небосклону, грело всё сильнее и сильнее, вызывая жажду и желание смыть с себя липкий пот, изнуряя нещадно и немилосердно весь организм. К потному телу прилипали рубашка, труха от сена; впивались вездесущие насекомые. Очень хотелось присесть в тенёчек, отдохнуть, снять усталость и даже поспать. Не меньшие тяготы и лишения испытывали лошади, вынужденные трудиться и переносить все те же трудности, что и человек.