Монах

Кузнец внимательно посмотрел на фотографию:

– Видел я этого человека. Сделаю. Завтра, когда на месте определитесь, приходи. Где остановились?

– У Клавдии, а фамилию пока не знаю.

– Фамилия Мишина, у неё все останавливаются. Виктор, – только теперь он протянул руку.

Рукопожатие оказалось на редкость крепким. Мефодий, привыкший к труду, чуть не поморщился, но сдержался.

– Мефодий, – представился он.

– Странное имя…

– Если угодно, можно звать Митя или Дима.

– Нет уж, буду звать тебя, как все.

– Ну, мы договорились?

– Приходи завтра, – Виктор повернулся к наковальне и больше не разговаривал.

Мефодий вышел на улицу, на ходу заворачивая рамку в тряпицу.

На берегу под угором бегали ребятишки, но примерно все одного юного возраста. Ряд деревянных лодок выстроился вдоль берега, но взрослых людей не наблюдалось, очевидно, что большинство их в этот погожий день находились на сенокосе. Справа виднелась паромная переправа, передвигающаяся от берега до берега по металлическому толстому проводу и способная перевозить одну гужевую повозку. Около неё виднелось устье впадающего ручья, у которого стоял приютивший их дом.

Мефодий прошёл по берегу, любуясь с высокого склона открывающимся ландшафтом с крутым изгибом реки. Впечатление такое, что здесь находился оазис. В отличие от города совсем не ощущалось никакой прохлады, дискомфорта и свободного простора тундры. Со всех сторон виднелся еловый лес, стоящий по краю болот и вдоль берегов реки и ручьёв, а в низких местах виднелись густые заросли ивняка. Через триста метров на самом краю склона он увидел сельский клуб – низкое, длинное, приземистое деревянное здание с большим замком на двери. Имеющаяся афиша извещала, что в двадцать часов в клубе состоится просмотр фильма.

Около афиши к нему подошёл дед:

– А вы кто будете? – спросил он, – Наверно вы и есть те самые, прилетевшие на вертолёте?

– Точно, связь у вас работает хорошо.

– Что хорошо, то хорошо: связь у нас такая, что не успели вы ступить на землю, а мы уже всё знаем, не выходя из дома, – подтвердил дед.

– Тогда, может, вам и работать не надо, всё само появится?

– Нет, робить нать, – перешёл на привычный диалект дед, – Много робим, стопку некогда выпить. Наш председатель знашь какой, чуть-что и трудодней может лишить, и дров не дать, и вообще…, – он потёр затылок, не зная, чем ещё порадовать случайного собеседника.

– Сейчас люди на сенокосе? – спросил Мефодий, – Никого не видно…

– Все там, здесь токмо аэродромщик, доярки да метеостанция, да ещё дети малые, а большие работают вместе со всеми. А я своё отработал, – поделился дед своими мыслями, – Ничо не заработал. Говорят, при коммунизме и так всё дадут, без денег, нам на собрании сказывали. Красота: робить нать мало, а брать всего много! Курева бы я взял, да бабку нову без прибамбасов, от ней сейчас и ушёл, извела зараза, житья нет. Грит, иди туда, иди сюда, сделай это, а когда же мне научны мысли думать? Мне, может, с человеком надо поговорить, вот, как с тобой сейчас… А она, кочерыжка старая, со свету сживает, выпил бы стопку да не с кем и денег нет.

– Тебе дать на бутылку? – спросил на всякий случай Мефодий.

– Не-а, деньги без толку, магазин щас закрыт и в рабочий день не продают.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Я же сказал, ушёл от бабки, чтоб о её свои глаза не смозолить.

– Ладно, скажи мне, человек у вас тут похоронен года три назад, Иваном звали. Не знаешь ли ты, где его захоронили?

– А чего не знать, мы всё тут знаем, он за Егором сразу и лежит. А тебе зачем он? – насторожился дед.

– Проведать приехали, а где похоронен не знаем.

– Сейчас нарисую, – он поднял с земли палку и принялся рисовать прямо под ногами, – Место погоста в виде утюга, захоронений мало. Если смотреть отсюда, надо идти на противоположный конец и на край противоположный деревне, к озеру. Там на краю стоит высоченная ель, её видно отовсюду, от неё в эту сторону метров двадцать. Найдёте могилу сразу, она заросла травой. Там он и захоронен.

– Надпись какая-нибудь есть? – спросил Мефодий.

– Обижаешь… У нас безымянных могил нет, табличка имеется. Место сухое даже в весенний паводок. Всё чин по чину. Я ныне не работаю, – перешёл он на другую тему, – Инфаркт зараза прицепился, докторша так наша сказала. Она не дохтур, а фельшерица, хотела меня в город спровадить, но я не дался, а работать запретила. Бабка меня пилит, что не работаю, приходится стресс снимать. Она кого хошь до инфаркта доведёт, я и терплю, чтоб ненароком другого кого не съедала. А инфаркт выдавлю когда-ле, как чирий!

– Вижу, тяжёлая у тебя, дед, жизнь! – сказал Мефодий.

– Пойду сдаваться, – обречённо сказал дед, потом встрепенулся, – Если хошь, пойдём со мной, щи сварены, рыба есть. Может, бабка расщедрится – нальёт по полстакана.

– Нет, тут нам не по пути, мне пора возвращаться.

– Ну, бывай, если что, заходи.

Дед повернулся и пошёл прочь. Мефодий тоже повернул в обратную сторону через центр к дому. Он обратил внимание на одно выделявшееся здание, которое оказалось местной школой и сейчас на нём на двери, как и на клубе, висел замок.

Северина гуляла с Настей около дома. Она, не привыкшая к вынужденному безделью, сейчас томилась без работы, не зная, куда себя приложить.

– Мы сходили до магазина, но он закрыт, – поведала она, – Откроется только в шесть вечера. На вечер купим хлеба, какую-нибудь банку, да согреем чай. В магазине вряд ли есть какие-либо продукты.

– Верно, здесь кормятся подножным кормом, как и мы. Что люди сами добудут, то и едят, но по слухам места здесь богаче, но лето короче. С кузнецом я переговорил. Посмотрим с утра, что надо, потом пойду к нему. Где могилка, тоже расспросил. Попался мне по пути дед очень разговорчивый, подробно описал, как найти, никого и беспокоить не надо. Лопату и грабли мы попросим у хозяйки, а больше ничего и не надо. Цветов здесь не найти и не купить, только если нарвать полевых. Сейчас, пока есть время, сходим к начальнику площадки, надо записаться на обратную дорогу.

Фёдор Дмитриевич находился дома. Служебное помещение располагалось в другой половине. Туда он приходил во время сеансов связи да перед прилётом самолёта, чтобы продать билеты. Остальное время суток было свободным, но от хозяйственных и ремонтных работ никто не освобождал, поэтому Фёдор Дмитриевич выбирал для этого время и занимался хозяйственными делами на работе по своему усмотрению. Семья состояла из четырёх человек. Двое детей-школьников отдыхали на летних каникулах, причём на сенокос ехать отказались и занимались в ближайшей округе на улице детскими забавами.

В окрестностях дома на высоких мачтах натянуты антенны для связи, что позволило сразу определить нужный дом.

Гончарук посетителей увидел в окно и сам вышел на крыльцо в домашних шлёпанцах и в рубашке.

– Мы к Вам, – сказала Северина, – Нам надо записаться на обратную дорогу.

– Пройдите в служебный зал, там открыто, я сейчас подойду.

Вошедший начальник площадки, имеющий солидный возраст, сейчас имел более строгий вид. Его седые редкие волосы причёсаны. Поверх рубашки одет пиджак с шевронами, а шлёпанцы заменены на ботинки. Пиджак на рукавах имел аэрофлотовские эмблемы, а на груди пару значков.

– Слушаю вас, – сказал он, не заходя в соседнюю дверь, где располагалась касса.

Северина повторила свою просьбу.

– Проблем записаться нет. Самолёт летает раз в неделю и два места на следующий рейс пока есть.

– Нас трое, – сказал Мефодий, – С нами ребёнок. А с датой отлёта мы ещё не определились, скажем позднее.

– С ребёнком проблем не будет. Меня председатель уже предупредил, что надо отправить трёх человек, я о вас знаю. Определяйтесь с датой и вопрос решим. У нас тут сразу становится всё известно, поэтому я не стал вас расспрашивать дома, где всё слышит жена, а привёл в служебное помещение. Мало ли какие у людей проблемы!

– Спасибо, что о нас беспокоитесь, – сказал Мефодий, – Мефодий, – протянул он начальнику площадки руку, – Мы приехали на могилку к мужу Северины, который здесь похоронен. Пробудем мы несколько дней, я потом к Вам зайду и скажу, каким рейсом надо лететь.