Никак иначе

— Кирилл, всё так серьёзно? — спрашивает зеленоглазая, с какой-то затаённой надеждой, что я смогу, решить все проблемы отсюда, и уезжать не придётся.

— Да, серьёзно, — не оправдываю её ожидания, — Аня уже взяла мне билеты на вечерний рейс.

Она как всегда при упоминании моей помощницы морщится. Хотя вот Анька, при всей своей безупречной внешности, меня вообще не интересовала. Я, может быть, и позволил бы себе большего, ещё до Светы, но, во-первых, она просто виртуозно справляется со своей работой, и потерять специалиста такого уровня, после обычного траха, не очень бы хотелось.

Во-вторых, Аня сразу же обозначила границы, пресекая малейшие поползновения, которые чего уж скрывать, могли быть, и с моей стороны, и Сани, и ещё десятка сотрудников-мужиков, Анька, конечно эффектная барышня. Но цену она себе тоже знала, поэтому границы были обозначены, и я уважал её мнение. А потом в моей жизни появилась зеленоглазая, и остальные бабы вообще перестали меня волновать.

Но Света упорно не могла перестать ревновать меня к ней. Наверное, это чисто женская натура, сравнивать себя, и находить недостатки, чтобы потом заниматься самобичеванием.

— Двое суток, — встаю из-за стола, и ставлю пустую тарелку в мойку, — если успею решить всё вовремя, то приеду раньше.

Там и вправду не так всё серьёзно, но решить это всё нужно мне, и тут ничего не сделаешь. Нужно наращивать капитал, слишком дорог мне стал развод с Жанной, поэтому упускать возможность подзаработать я не могу.

— Собраться поможешь, — обращаюсь к Свете, оборачиваясь к столу, где все сидят, словно на поминках.

— Ну, хватит киснуть, — прикрикиваю на них, — пару дней, это не так уж и много.

Света встаёт из-за стола. Родители тяжело вздыхают, и теперь даже мальчишки поутихли, особенно болтавший без умолку Ромка.

Детский сад, ей богу. Я злюсь, сам не знаю на что.

На то, что близкие люди не хотят со мной расставаться?

Было бы мне легче, если бы они обрадовались?

Нет, но это тоже перебор.

Мы заходим в комнату, и зеленоглазая вдруг кидается и обнимает меня со спины, прижимается.

— Кирилл, это из-за меня да? Ты хочешь уехать из-за меня? Я погорячилась вчера. Ведь мне, по сути, не важно, как ты сделаешь мне предложение. И свадьбы мне не нужно. Какая мне свадьба, разве я похожа на невесту…

Я резко разворачиваюсь, и закрываю её рот ладонью, дабы пресечь поток этого бреда.

— Во-первых, это не из-за тебя, мне действительно, нужно решить кое-какие дела, — чеканю, глядя в эти ахуительные глаза, сука ничего красивее не видел. Зелёные, словно листва молодая, с золотыми и карими точками, точно лучи солнца пробивается сквозь эту листву. И веснушки на носике, повыступали, и она такая забавная и стала ещё красивее, с загорелой кожей, и выгоревшими на солнце волосами. И аромат этот, свежий и сладкий, исходящий от её кожи. Всё ночь дышал им, а все равно мало.

— Во-вторых, ты права, ты достойна красивого предложения, самого лучшего, — говорю и слышу свой просаженный голос, потому что завожусь, от её близости, и от сверкающих глаз.

— В-третьих, ты будешь самой охренненой невестой, и свадьба будет, слышишь, — я заменяю ладонь губами, и она податливо подставляет мне свои. И я впиваюсь в них, чтобы ощутить её вкус, вкус моей персональной наркоты, моей дозы. Ведёт так, что на мгновение выпадаю из этой реальности.

По мышцам бежит дрожь, и руки сами сжимают её, тупо на инстинктах, вжимают в себя, присваивают.

Моя!

— Не нужно ничего, просто будь рядом, — всхлипывает она, когда я спускаюсь губами ниже, веду поцелуй на шею.

— Нужно, зеленоглазая, нужно, — урчу я, добираясь до разреза её платья, и сжимаю полные груди, зарываясь носом в ложбинку между ними.

Моя!

Она пробирается пальцами в мои волосы, поощряя меня, тяжело дышит и дрожит.

— Нет, я итак готова. Вот приедешь, и мы распишемся, так как ты и хотел, — не отступает Света.

— Я сделаю так, как ты хочешь, слышишь, — не спорю я, и опускаюсь на колени перед ней, задираю подол платья, и прижимаются лицом к животику, веду носом ниже, чувствуя терпкий аромат её возбуждения.

— Кирилл, — срывается толи вздох, толи всхлип с её губ, когда я через ткань трусиков прикусываю её лобок. Вцепляется в мои плечи, чтобы не упасть, а я завожу одну её ножку себе на плечо, и отодвигаю полоску ткани в сторону, тут же лижу открывшиеся складочки. Пряный аромат тут же бьёт в нос, и сладкий вкус тает на языке.

Света пытается быть тише, но неконтролируемо вскрикивает, как только я задеваю её клитор. И бёдрами крутит. Нетерпеливая моя девочка. Хочет большего. А меня ведёт от её вкуса, и в этом положении мне мало, хочу полного раскрытия, полного вкуса.

Я встаю, и придерживаю качающуюся Свету. Проверяю щеколду на двери, и веду свою зеленоглазую занозу на кровать.

— Давай сама. Трусы сними и ножки раздвинь, хочу тебя отлизать, как следует, — при этих словах она, как всегда смущается, хотя только что сама стонала, стоя надо мной.

А я как всегда конкретен и чёток в выражениях, не нахожу нужным, выискивать какие-то эпитеты, говорю всё как есть.

Давлю горящим взглядом, пока по стройным бёдрам скользит белое кружево трусиков, и как Света, всё ещё смущаясь, ложиться на спину, на кровать.

Её смущение меня поражает даже сейчас. Ведь после всего, что было между нами, уже давно могла бы привыкнуть к моей прямолинейности, но нет, стоит только озвучить свои желания, не завуалировав их иносказательной хернёй и всё, её щечки горят, а глазки тупятся.

— Тихо, — командую я, раздвигая её ноги шире, и устраиваясь удобнее.

Да, бля, мой персональный рай. Всё хочу. Полностью. Член болезненно дернулся, натянув ширинку, и по позвоночнику бежит возбуждение, дрожью разносясь по телу.

Света мелко подрагивает, и закрывает себе ладошкой рот.

А я не могу отказать себе в удовольствии, разглядывать её такую горячую, раскрытую, мокрую.

Мою!

Касаюсь кончиком языка, налившегося клитора, и она тут же вздрагивает, выгибается в дугу, глухо стонет. Да так, что и меня трясёт, от её реакции. Пульс молотит в ушах, дыхание жжет лёгкие. Не могу не касаться её, и к языку подключаю пальцы, глажу шелковые, влажные складки, нежно сцеловывая всю влагу.

— Кирилл! Да, да, да! Люблю тебя, — бормочет зеленоглазая, мечась подо мной.

Она никогда не зовёт меня уменьшительно ласкательными именами, и тупыми прозвищами. Всегда по полному имени, и мне это пиздец как нравиться, как впрочем, всё в ней, и даже то, что бесит, всё равно нравится. Да что там нравиться, я сука с ума схожу от неё.

Уже сошёл.

В конец ебанулся.

Завожу внутрь два пальца, посасывая клитор, и тут же получаю отдачу в виде приглушённых стонов и выгнутых бёдер. Внутри неё тесно, и жарко, и мокро, и там ахуенно. Пальцы ходят до мелкой дрожи, до выгнутого напряжения, до той грани, когда ей кажется, что всё сейчас фейерверк случится, и тогда я отступаю, дую на припухшие губки, и сжимаю через штаны, свой тяжёлый член, который отдаётся пульсацией. И кровь приливает к нему сильнее. Я пережидаю, и снова преступаю к сладким пыткам, теперь уж завожу в неё три пальца, снова терзая её клитор. Света закусывает кулачок, и стонет, вгибается, просит, умоляет, но как только подходит к черте, я снова отступаю, и она, уже не стесняясь, ругает меня. Сама тянется к пылающей плоти, но тут же получает по рукам, а потом и по заднице.

— Не закрывая глаза. Смотри на меня. И не звука, — командую я, стягивая штаны, освобождая свой член.

Света слушается, хоть иногда и прикрывает глаза, запрокидывая голову. Особенно когда я вхожу в неё. Но я фиксирую её голову, и сам закрываю ладонью рот, а она вцепляется ногтями в мои ягодицы, подгоняя меня. Меня потряхивает от тесного скольжения в ней, от её отдачи, от жаркого сладкого запаха, нашего секса.

Она смотрит и я тону в её взгляде, да что там, я давно там потонул, и дышу только ей.

Моя! Моя!

Ускоряюсь, нет больше терпения на осторожность, на первый план выходит своё удовольствие. Перехватываю её ноги у коленей и довожу до груди, раскрывая ещё сильнее, чувствуя, как она сжимается там внутри, и продолжаю вбиваться всё быстрее. А когда чувствую, как нарастает напряжение, накрываю её рот своим, и она воет в мои губы, сжимаясь так сильно на моём члене, что я не выдерживаю, кончаю следом. Заливаю её спермой до краёв, а потом ещё и размазываю своё семя по её ещё припухшим складочкам и бедрам.