Никак иначе

А по факту, мы минут тридцать стояли в прихожей, обнявшись, и даже не говорили. Просто, пиздец как, не хватало слов. И я только и мог прижимать её к себе, дышать ей, впитывать тепло желанного тела, и чувствовал, как меня отпускает. Словно наркоман, получивший вожделенную дозу, меня торкало, и в то же время расслабляло. Я понимал, что она тоже только этого и ждала, и тоже скучала, тосковала, и это было просто охрененно.

Взаимный кайф. Усиленный, именно этой обоюдностью.

Моя!

Она только моя!

Солнце жарило беспощадно, и я давно скинул майку.

Батя, как всегда недовольно глянул на мои татуировки, но ясно, что промолчал. Я уже давно не пацан, чтобы отчитывать меня. Это мама, порой, в последнее время, когда звонил им по скайпу, всё причитала, что на мне живого места нет, отец молчал, хотя я и знал, что всё это у него ассоциируется с тюрягой, переубеждать его я не собираюсь. Объяснять что мне в кайф, моя разрисованная кожа тоже, это моё личное дело.

Вдруг у калитки показалась моя зеленоглазая, что ходила в местный магазин. Да не одна, какой-то мужик за ней волочится, пакеты несёт. Я прямо стойку сделал, жадно разглядывая эту парочку.

Света, зараза, напялила сарафан, на тонких лямках, который оголял все её плечи, и часть груди, обтягивал талию, благо юбка был пышная, и до колен. Но мне хватило, и этого, и того что незнакомый козёл пялиться на сиськи её, а эта зараза, с умным лицом, что-то ему ещё и рассказывает.

— Бать, я щас вернусь, — снимаю с талии, ремень с инструментами.

Отец чётко отслеживает мой взгляд, и мою реакцию тоже.

— Кирилл, не горячись, — догоняет меня его окрик, — это сосед наш…

— Да по хуй мне, кто он, — бормочу я, слезая по лестнице вниз.

Но к тому времени, когда я выхожу к калитке, Света уже идёт ко мне навстречу, тащит пакеты. Увидев меня, тут же улыбается, немного правда настороженно, потому что смотрю я ни хрена не дружелюбно.

— Привет, — говорит она, когда я, молча, перехватываю пакеты из её рук.

— Кирилл, ты чего злишься? — следует за мной к дому, но я уже скрываюсь с поклажей в доме.

Блядь, сказала же за хлебом, набрала две тонны провизии!

На хрена таскать такую тяжесть?

Хотя ей помогли же.

Она входит, когда я ставлю пакеты на стул, на кухне, и пристально глядя на неё, жадно пью воду. Вот понимает она вообще, что мне иногда её разорвать хочется. Потому что вот такая красивая, вся манкая, мягкая, манящая. И пахнет, моим персональным раем. Свежесть травы, и сладость цветов. Ничем этот запах не вытравить. Ничем не перебить. Везде такая ароматная и вкусная.

Моя!

Света, тем временем, проходит мимо к умывальнику, она уже нарастила броню, от моего взгляда, и теперь умела его игнорировать, ну или хотя бы делать вид, что игнорирует.

Она отворачивается, моет руки, и как ни в чём не бывало, начинает мне рассказывать, что в магазине ей пришла идея сделать пирог, и поэтому пришлось набрать чуть больше продуктов. Это всё я отмечаю краем сознания, потому что все мои инстинкты нацелены сейчас только на одно.

Я хочу её.

Медленно приближаюсь, рассматривая покатые плечи, в открытом сарафане, и кожу загорелую уже, и спинку узкую, переходящую в шикарные ягодицы и крутые бёдра. Меня как всегда ведёт, потому что я чувствую её аромат, свежий и сладкий, и возбуждение бежит по позвоночнику, мышцы живота напрягаются. Ещё не коснувшись её, уже представляю сладостный вздох, что сорвется с её губ, дрожь её тела, когда я без прелюдий засажу ей, прихватив за отросшие волосы, оттянув назад голову, чтобы впиться в мягкий изгиб её шеи.

— Кирилл, ты что? — замирает она, когда я обхватываю её за талию, и зарываюсь носом в волосах.

Другой рукой комкаю подол, проклятого сарафана. Сожгу его на хер.

Я на ощупь нахожу её трусики и тяну их вниз.

— Кирилл… Нет! Перестань, — начинает изворачиваться Света.

— Тихо, — командую я, — слушай. Слышишь? Стук молотка, это батя, на крыше.

Она кивает, но всё ещё напряжено держит меня за руку.

— Теперь слушай. В саду смеётся Ромка, они с матерью, в гамаке качаются. Андрей на речку убежал. Мы одни. Успокойся, зеленоглазая.

— Не факт, что никто из них не войдёт в любую минуту, — не сдаётся она.

— Не факт, — не стал я отрицать, и расстегнул ширинку, достал уже готовый член, упёрся в дрогнувшие ягодицы, — поэтому, давай поторопимся.

— Кирилл… — начала Света, но замолчала, когда я, не совсем терпеливо растолкал её ноги, прогнул, так как мне надо, открывая для себя охуитительный вид, и вошёл.

И всё как по маслу! Зеленоглазая, уже была мокрой, и это прямо отдельный кайф, что твоя женщина всегда готова для тебя.

Первый толчок заставляет, закатить глаза, она всё ещё узкая для меня, и я стараюсь, быть осторожным, помня, что легко могу навредить ей. Хотя держаться, и начать сразу же вколачиваться в неё, стоит неимоверных усилий.

Прихватываю её за горло, чуть сдавив, и разворачиваю к себе её лицо. Взгляд её плывёт, ноздри трепещут, она вцепляется в мою сжимающую руку своей, и ждёт. Покорно ждёт моих действий. И вторым толком я выбиваю из неё стон, а потом жадно прихватываю её губы, вторгаясь в сладкий рот языком.

Сука, наркота моя, персональная. Всё перестаёт существовать, только мы вдвоем в целом грёбаном мире. Отрываюсь от её губ, и прогибаю удобнее, прихватывая за волосы, чтобы изогнуть ещё сильнее. Сдираю с грудей ткань сарафана, и поочерёдно сжимаю мягкую плоть, пропуская сквозь пальцы, твёрдые соски.

И всё моё существо сейчас сводиться лишь к одному! Присвоить, заклеймить, подчинить!

А Света, сама закрывает себе рот ладошкой, но стонет всё равно громко, и мне по хуй, что кто-то может это услышать. Сейчас мне по хуй на всё кроме этой тесноты, что жарко сжимает мой член, и зеленоглазой, что гнётся и стонет подо мной.

— А теперь поясни мне, зеленоглазая, — говорю просевшим от возбуждения голосом, — что за мужик рядом с тобой тёрся?

Я беспощадно луплю её по ягодицам, она вздрагивает и сжимает меня там ещё сильнее, заставляя рычать от удовольствия. Кожа на её ягодицах окрашивается розовым, и я глажу место удара, не прекращая медленно натягивать её на себя.

— Ты что… из-за этого… — задыхаясь, стонет она, и я поддаю сильнее, начинаю отпускать себя, ускоряюсь, чувствуя, что сейчас уже можно ослабить самоконтроль.

И по кухне летят характерные шлепки, когда я всаживаюсь всё быстрее и быстрее в неё, по самые яйца, не отказывая себе умножать свой кайф, разглядывая место нашего соединения. И моё сердце и без того дробившее, ускоряет ход, и из лёгких вырываются хрипы. Я сжимаю крепче ягодицы зеленоглазой, с удовольствием погружая в них свои пальцы, и продолжаю усиливать наше удовольствие. Она и вовсе заводит назад руку, и впивается в мой зад, с которого давно соскользнули джинсы, и нет препятствия для её ноготков, которые впиваются в мою кожу, подгоняя меня.

Сука, какая же она охуенная! Моя! Моя!

— Да… Да… Кирилл… Люблю… Люблю тебя! — Света начинает дрожать, выгибается, сжимается так, что утаскивает меня за собой, и в глазах на пару секунд темнеет, а в ушах глохнет.

Я обессилено опускаюсь на неё, все ещё разряжаясь внутри, и кайфую, просто улетаю в астрал, от того как мне хорошо.

— Ты сумасшедший, — сипит Света подо мной, — ты каждый раз меня будешь трахать, когда рядом появиться мужчина?

Я освобождаю её от тяжести своего тела, поднимаюсь.

— Постой так, я сейчас оботру, — говорю вместо ответа, и не без удовольствия разглядываю её розовый вход, с сочащейся из него моей спермой.

Сука, вид на миллион! На два миллиона!

Надо бы поскорее вытереть и прикрыть всё это, а то я и на второй раунд могу так зайти. Навряд ли зеленоглазая оценит.

— Ну, так и чё за мужик, рядом с тобой ошивался? — задаю я вопрос, после того как мы приводим себя в порядок, и я разворачиваю её к себе лицом.

Света смотрит с вызовом. Вот что за зараза, ведь оттрахал только что, а ей мало.