Никак иначе

Кирилл притормозил у подъезда тётушки. И мы так и сидели, молча, рассматривая мокрые дорожки на стёклах, что оставлял дождь. Тихо сопели мальчишки. А мы молчали, каждый в своих мыслях.

Несмотря на всё его раскаянье, он был зол и обижен, за мой поступок. А мне честно уже не хватало сил и дальше обороняться. На сегодня вполне достаточно, мне нужен перерыв.

— Я приеду завтра? — спросил он, нарушив молчание.

— С каких пор тебе требуется разрешение? — удивилась я.

Кирилл повернулся ко мне. Снова в его взгляде мелькнула тоска.

— С этих пор, я думаю, — ответил он.

— Нет, — покрутила головой, приняв решение за секунду, — пока ты мне не принесёшь свидетельство о разводе, мы не будем видеться, Кирилл.

— Ты издеваешься? — приподнял он бровь.

— Или отомстить мне так решила?

— Думай, что хочешь, — удобнее перехватила Ромку, — но сперва развод. Мальчишек, пожалуйста, а нам с тобой нужен перерыв.

Кирилл отвернулся, и с шумом выпустил воздух, откинулся на сидение.

— Это просто пиздец! — прокомментировал он, и честно говоря, меня это позабавило, и опять же удовлетворило, прямо бальзам на сердце.

Вот теперь можно и спать, ещё осталось только с тётушкой объясниться.

Эпилог

1.

Мы с батей, уже самого утра, снова на крыше, кроем новой черепицей. Работа не ждёт. Да и он торопиться, пока у него гостим, успеть переделать все дела, где меня можно задействовать. Хотя времени вагон. Вырвались почти на месяц. Кто на курорты в отпуска, а мы в Тюмень, в Абатское. Наконец, за пять лет к своим вырвался. Да и зеленоглазой обещал, познакомить с родителями.

Мать, когда мальчишек увидела, расплакалась, что, наконец, внуков дождалась. Света тут же стушевалась вся. Всё никак не вытравлю из неё этот комплекс её. Уже сто раз говорил, что плевать мне, на все её недостатки, лишь бы рядом была. Ведь дышать не могу, если нет её, а всё равно рефлектирует.

Очень боялась она осуждения моих родителей, что сама родить не может, да только это не про моих предков. Они у меня мировые. Батя хоть и суровый, но справедливый, а мама она, и есть мама. Она всегда, сколько помню, готова всех обласкать и накормить.

В детстве, у нас дома постоянно толпы моих друзей торчали, потому что, то пирожки на всех мать печёт, то пельменей налепит. И то, что Света им понравиться, я не сомневался, это она всё дорогу губы кусала, и хмурилась, приходилось отвлекать, убеждать в обратном.

Ехали на поезде, трое суток, заплатил проводнику, чтобы по ночам, пока пацаны спали, на пару часов его купе пустовало, проводил сеансы психоанализа.

В паху приятно тяжелеет, при воспоминаниях, об изогнутом, взмокшем теле зеленоглазой, о том, как шептала исступленно, ненасытно требуя ещё.

В последнее время, а конкретно когда я её чуть не просрал, я стал втихаря, даже, наверное, от самого себя, благодарить бога за неё.

В первый раз, именно в той халупе, в которой спрятал её этот слизняк, с её работы. Пока тогда не понял, что смогу её потерять, всё игрой какой-то казалось. Она трепыхалась, меня это заводило, я подавлял, и она подчинялась. И было нам сладко.

Блядь, не с кем не было такого кайфа, как с ней. И ведь понял это, ещё тогда, когда впервые брал её, в своей квартире, вместе с Саней. И ведь тело подсказывало, что вот она идеальная, с которой каждый раз, как первый раз.

Хотя свой первый раз лучше не вспоминать, и не сравнивать со Светой.

И долго же до меня доперало. Игрался, развлекался. И чуть не опоздал. Видел же, что Саня тоже загорается от неё, и крепнет в нём решимость, оборвать все наши игры, и присвоить зеленоглазую себе. Блядь, чуть не просрал тогда. Ходил, посыпал голову пеплом, что порвал девочку, а она даже и не обиделась, простила сразу, всю ту несдержанность, что обрушил на неё. Сорвало мне тогда крышу. А она же дерзкая зараза, нет, что бы промолчать, только масла в огонь подливала, вот и получила. Как и тогда, когда выпросила на свою пятую точку. Вечно кобениться. Заноза в моей башке.

Но тогда, месяц назад, когда до меня дозвонился Саня, и матами объяснил, что я просрал по своей дурости, Свету, и что домой заявилась Жанна, и твориться полный пиздец, вот тогда я почувствовал холод, который пополз по телу, потому что понял, она не простит.

Я наплевал на переговоры, и многомиллионный контракт, стартанул так резко, что никто ничего не понял, и мои теперь уже нынешние партнеры поняли, что произошёл форс-мажор, и простили мне это.

Но это было потом, а сперва был пиздец, потому что на включенном телефоне, висели десять пропущенных от зеленоглазой, столько же от Сани, и один от Жанны.

Я летел по трассе, нарушая все правила, и беспрестанно набирал Свету, но её телефон молчал, потом набрал Саню, и обрисовал весь пиздец. И пока я наводил порядки, со своей уже бывшей женой, и грёбаными охранниками, которые вообще пустили её в дом, Саня по своим каналам рыл землю в поисках моей занозы, которая, конечно же, смоталась, вместе с пацанами.

И вот тогда, когда я прижал этого слизняка Петю, вымещая на нем остатки зла, основную часть получила Жанна, я услышал её вскрик, и почувствовал прямо неимоверное облегчение, и в моей голове пронеслось благодарность богу, что она здесь, а остальное я разрулю.

Не было даже никого сомнения. Вернее не было просто других вариантов, для меня. Только один. И ради этого я готов был на всё. И на колени встать, и прощение вымаливать, на всё.

А потом были две недели целибата.

Отомстила зараза!

Как только не выманивал её.

То, что на подарки не поведётся, я это знал, но всё равно не мог, не нести охапками цветы, и всякой хрени женской. Тут в основном Аня, мне помогала, потому что мозг был забит.

Тогда пришлось туго, нужно было, восстанавливать чуть, не проёбаный контракт, разводиться с этой стервой Жанной, ждать результатов анализов по тесту ДНК Марка. Всё в одну кучу.

Каждый вечер несся к своей зеленоглазой, в надежде, что вот сегодня не выдержит, выйдет, поговорим, а там за разговорами, и к приятному перейдём. Но Света для меня открылась в новой грани.

Нет, я знал, что она порой упёртая, особенно если что себе в голову вобьёт, но в этот раз она проявила нечеловеческое упрямство. Она даже на порог не выходила, либо с её тётушкой общался, либо с пацанами. И пару раз мне очень хотелось, наплевать на всё, и ввалиться к ней в комнату, в которой она пряталась, но на каком-то уровне я понимал, что Свете нужно это время. И возможно оно и мне нужно было.

Нам обоим.

И вот за эти две недели случился у нас такой почти молчаливый конфетно-букетный период. Многое мне тогда пришлось переосмыслить, а самое главное, что я могу её потерять. Ведь она всегда была рядом, согласная, мягкая, хоть и взбрыкивала, но всегда подавлялась, усмирялась, а тогда я понимал, что не смогу ничего сделать, если она не захочет больше меня. Не продавлю, и не заставлю. Сдохну, наверное, но не заставлю.

Тяжело мне дались те две недели, и не потому что, я был на сухом пайке, хотя и это тоже. Но самое главное, не было уверенности, что с разводом завершиться бойкот зеленоглазой. Вот не хрена я не верил в это, но всё равно, пёр на адвокатов, которые мне советовали немного затянуть процесс, потому что Жанна выставила нереальные условия, но я был согласен на всё. Пусть, блядь, подавиться сука меркантильная. Только пусть свалить из моей жизни. Похер мне на бабло. Есть у меня с некоторых пор, более важные материи в жизни, чем деньги. И они весомее, чем всё бабло в мире. Потому что заценил я вдруг, как заебись возвращаться после работы, в дом, в котором тебя ждут. В котором, приготовлен для тебя ужин. В котором нуждаются, в твоей заботе. В котором, ты важен, потому что любим.

И по хер на все деньги мира, если в этом мире нет зеленоглазой.

Марк оказался не моим сыном, не знаю, на что рассчитывала Жанна, но в накладе она не осталась, и, пожелав, с ядовитой улыбкой на устах, мне всего хорошего, свалила, наконец, из моей жизни, и тогда я вздохнул свободной грудью. И такого себе напредставлял, что сотворю, со Светой, что еле доехал, до квартиры её тётки, а потом вспомнил, что не купил цветов, но возвращаться было в лом, не терпелось, вручить Свете свидетельство о разводе, и утащить её на всю ночь, хоть куда, лишь бы мы остались одни.