Родиться заново

– Что? – переспрашиваю, услышав своё имя. Хотя Юлька могла его назвать.

– Надя, это Володя. Мы познакомились сегодня утром у Алексея Долгина.

Я даже остановилась. Стою и хлопаю глазами. Даже на телефон посмотрела. Ну мало ли, вдруг глюк какой? Вальтер послушно уселся рядом и ждёт пока я отомру.

– Да-а… – тяну, немного опешив. Нет, не немного!

Владимир, видимо, быстрее приходит в себя.

– А почему ты не можешь принять предложение? Из-за Алексея?

– Да. Вы же сказали, что поищете ему сиделку… А пока я пообещала за ним присмотреть.

В трубке раздаётся мужской смех. Лёгкий и чарующий.

– Надя, кажется, я нашёл. Тебя. Точнее ты сама пришла… – Его признание совсем сбивает с толку. – Как там Лёша?

– Не слушается, – выпаливаю, не подумав. И снова слышу смех.

– Надя, ты не обижайся на него. Лёшка хороший. Просто ему сейчас нелегко.

Нелегко – это очень мягко сказано.

– Так ты останешься? – спрашивает Владимир с надеждой.

– Я бы и так не ушла… – начинаю я, но меня перебивают.

– Надя, нам очень важно, чтобы Лёша был в хороших руках, – говорит он совершенно серьёзно. – А ты даже собаку его не бросила…

– Ладно, – сдаюсь я. Что уж. – Я согласна.

– Спасибо тебе, Надя!

– Пока не за что. Извини… те, мне нужно идти. Алексей там один, а я Вальтера вывела.

– Я завтра заеду после работы, – обещает Владимир. – Ты напиши мне список, что будет нужно купить, и скинь смской.

Вот бывают же совпадения! Пока я решаю, стоит ли заходить домой, чтобы снять верхнюю одежду, на телефон приходит сообщение. Открываю и тупо перечитываю текст несколько раз. Здесь явно какая-то ошибка! Но почти сразу приходит ещё одно сообщение: «Деньги перевёл. Владимир».

На автомате пишу «Спасибо» и еду до нужного этажа. Наверное, здесь и на продукты для Лёши.

– Мы дома! – говорю громко, чтобы меня услышали.

Мою Вальтеру лапы и отпускаю к хозяину, чтобы тот не нервничал. Вешаю свою куртку и захожу в комнату. Алексей гладит здоровой рукой своего любимца. Думаю, что собакотерапия пойдёт ему только на пользу. Только надо как-то задействовать и вторую руку.

– Звонил Владимир. Он сказал, что завтра заедет, – говорю Алексею.

Он поворачивается ко мне и смотрит в лицо. Немного зависаю на его красивых глазах. Взгляд глубокий. Никогда не думала, что по глазам можно читать слова. Но мне кажется, что Алексей «спрашивает»: зачем?

– Он сказал, что сходит в магазин. Поэтому нам надо придумать, что нужно. Главное – купить Вальтеру курицу. Я ему обещала, – зачем-то объясняю.

Общение – вот главная сложность. Если бы Лёша мог сказать, что хочет, или чем ему помочь, было бы намного легче.

– Алексей, а ты можешь писать? – спрашиваю его. В ответ лёгкий наклон головы. Непонятно, это «да, или же всё-таки «нет»? – Ты пробовал?

Лёша отрицательно качает головой.

Странно. Должны же были у него проверить мелкую моторику. Хотя. Это при частном лечении будут заниматься мелочами, а в общем отделении – угрозу жизни сняли, и до свидания.

Достаю телефон и кладу перед Алексеем.

– Буквы помнишь?

Утвердительный кивок.

– Попробуешь что-нибудь написать? «А» например?

Алексей пытается нажать на дисплей, но клавиатура слишком мелкая, и у него не получается попасть на нужную кнопку. После нескольких безуспешных попыток он отворачивается в окно. Расстраивается, хоть и старается не показывать этого, скрывая эмоции за холодным непроницаемым выражением.

– Не переживай! Завтра мы попробуем на планшете. Там и клавиатура больше, и экран не будет так гаснуть, – решаю приободрить, но Алексей не реагирует. Опять.

Он напряжён. Может и хорошо, что он пока не может говорить, а-то послал бы меня куда подальше со всеми этими буквами!

Глава 6

Алексей

Помню в детстве, мне до одури хотелось самому прокатиться на мотоцикле. Это было какое-то одержимое, необъяснимое желание. Но тётя Ира категорически запрещала нам с Сашкой подходить к гаражу. Я видел, как Сашка тайком от родителей стягивает ключи, и когда тёти Иры и дяди Антона нет дома, катается. Двоюродный брат остался в моей памяти беззаботным, весёлым и самым классным. Между нами всего год разницы, но он никогда не показывал своего превосходства, и у меня не возникало даже мысли его «сдать». Уже потом, когда он разбился, я долго думал, как бы всё сложилось, если бы я рассказал тёте Ире про мотоцикл?

 Дядя Антон после похорон единственного сына спился. Тётя Ира плакала, пыталась его вразумить, но всё было бесполезно. «Сгорел от горя» – так говорили бабушки на его похоронах, но тётя Ира говорила, что её муж сгорел от водки.

Мне было тогда четырнадцать. Я – это всё, что держало тётю Иру на этом свете – говорила она. Тогда я не понимал, что это значит. Родителей своих я не помнил, а тётя Ира никогда про них много не рассказывала. Мой отец, по словам тёти Иры, тот ещё кобелина, так и не узнал о моём рождении, а мама, пытаясь устроить в который раз свою личную жизнь, разбилась на машине с очередным любовником, оставив меня своей старшей сестре.

Тёти Иры не стало, когда мне исполнилось двадцать. Я учился на втором курсе политехнического университета, жил в общежитии и уже подрабатывал. Она позвонила и попросила приехать домой на выходные. Я смог приехать только утром. Тётя Ира сидела за столом, опустив голову на руки, и казалось, что она просто спит. Но она не дышала. В её руках была фотография молодого мужчины, которую раньше я никогда не видел. Кто это, я так и не узнал. Потому что узнавать было не у кого.

Большой дом, ставший давно пустым, был продан. Я перебрался в город, купил эту квартиру, а вскоре завёл Вальтера.

Вальтер кладёт морду на мою ногу. Глажу его по голове, пытаясь унять клокочущую злость в груди. Почему эта девчонка не оставит меня в покое? В её возрасте нужно бегать на свидания, а не возиться с таким… как я.

Я чувствую, что она не ушла, сидит рядом, заставляя сжиматься от раздражения. Вот чего прицепилась?

Прошло всего-то каких-то полдня, а мои эмоции прыгают то вверх, то вниз. Начиная от безумной радости и заканчивая необъяснимой злостью. На себя, на неё, на всех женщин. Невольно вспоминаю Марину, и уровень ожесточения просто зашкаливает, приблизившись к опасной, красной отметке. Это некая формула мазохизма, но я раз за разом заставляю себя повторять слова, брошенные ею перед уходом: «…какой же ты… жалкий. Жалкий, убогий и мерзкий. Ты ведь не мужчина, а так… существо». Чтобы не забыть. Пальцы левой руки невольно сжимаются в кулак. Я всё ещё не понимаю, на что она надеялась?

Неожиданно мою руку накрывает мягкое тепло.

– Лёша, у тебя всё получится, – мягкий голос звучит рядом, на мгновение откинув меня в прошлое. Именно эти слова говорила тётя Ира, когда я не мог с чем-то справится.

Поворачиваю лицо и смотрю в бездонные серые глаза. Взгляд затягивает. Словно проникает в мой мозг. Бежит нервными импульсами внутри, убирая преграды. Искрит синими всполохами, переходя в непонятные ощущения. Вовка бы точно сказал, что меня шандарахнуло слабым разрядом тока, закоротило.

Вальтер наглым образом подсовывает голову под другую руку девушки, выпрашивая, чтобы и его погладили. Наглый подлиза! Надежда разрывает зрительный контакт, опустив взгляд на этого нахала.

– Вальтер! – произносит она ласковым голосом, трепля зверя по голове. – Проголодался? Придётся потерпеть, тебе ещё рано. А то растолстеешь ещё!

Я хмыкаю. Да он и так не худой! Мне кажется, что он даже лоснится начал, так блестит его шерсть. Надя берёт наглую морду обеими руками и ласково говорит:

– Красавчик! Какой же ты красавчик!

«Пусть этот урод не появляется в комнате», – ударяют в голову слова Марины.

Надя

Пытаюсь скрыть своё смущение, разговаривая с собакой. Если бы не Вальтер, я бы так и продолжала любоваться бархатными глазами Алексея. Именно бархатными. Я помню, что встречала такое сравнение ещё в школе у кого-то из классиков, и оно как нельзя точно подходит глазам моего соседа. Правда, когда его взгляд мягкий, как сейчас, а не колючий, каким был буквально несколько минут назад.