Родиться заново

«Стабильное. Скачков больше не было. Всё в журнале».

«Спасибо, Ирина».

«Так, не за что, Павел Игнатьевич…»

Я чувствую тепло и слышу чужое дыхание. Моих век осторожно касаются мягкие пальцы.

– Так, Алексей. Надо вставать. – Слова Павла Игнатьевича звучат как команда, которая выводит из состояния гипноза.

Я и сам рад это сделать, только не знаю как.

Снова лёгкое, почти невесомое состояние, словно паришь. Беззаботно. Хорошо. Что не хочется возвращаться. Но в голове как девиз звучат слова: «Надо вставать». Не понимаю, зачем, если сейчас так легко и хорошо.

А потом я открываю глаза, и меня сжимает от резкой, корёжащей боли, словно в них насыпают песка. Я пробую закричать и не могу. Челюсть не слушается, а язык становится таким тяжёлым, будто наливается свинцом. Я настолько напуган, что начинаю задыхаться. Приступ страха вызывает панику. Я мечусь и изо всех сил пробую издать звук. Выходит какое-то нечленораздельное мычание.

– Тише, тише, мой хороший! Тебе нельзя сейчас напрягаться!

Я чувствую, что меня держат мягкие руки и пытаются успокоить. Но понимание того, что я не могу говорить, ударяет в мозг, и я начинаю плакать. От бессилия, непонимания что происходит, от всего. Плачу и не могу остановиться. Даже всхлипы вырываются из горла уродливыми звуками.

– Ну, всё, всё, мой хороший! Не рви моё сердце, сынок! – Добрая женщина гладит меня по голове, как маленького ребёнка. Как мама.

Мама. Её я не знаю. В голове иногда мелькает какой-то образ. Настоящий или моя фантазия – не понятно. Но даже он уже давно стёрся из памяти.

– Молодец! Ты молодец! Всё пройдёт, вот увидишь! Нужно только постараться. Слышишь? Постараться.

И я стараюсь. Как могу. Через силу, через боль, которая разрывает голову, через себя, которому хочется упасть и больше никогда не возвращаться в этот мир.

Ирина Андреевна – так зовут немолодую медсестру, которая сутками не отходит от меня, и с терпением матери объясняет мне то, что я успел забыть. Половину из того, что я знаю – словно закрылось. Воспоминания приходят легко. Стоит только услышать, что этот цвет зелёный, а эта фигура имеет четыре угла, как это тут же восстанавливается в памяти. Хуже всего обстоит с речью. Как я ни стараюсь, чёткие звуки у меня не получаются. Звук собственного голоса пугает, и я стараюсь молчать.

– Лёша, повтори, пожалуйста, – умоляюще просит Ирина Андреевна, но я упрямо мотаю головой, сжимая губы.

Я могу сидеть, вставать, передвигаться по палате, немного волоча правую ногу. Даже криво улыбаться. И у меня появляется надежда, что я снова стану, если не прежним, то хотя бы нормальным человеком. Но эта надежда исчезает, стоит только вернуться домой.

Я прекрасно помню, что сказала моя жена доктору. Любящая и проливающая слёзы на людях Марина, избегает даже смотреть в мою сторону. Словно от этого она может заразиться. Не говоря уже о том, чтобы помочь одеться или умыться. Нормально ел я последний раз в больнице. Фрукты, что принесли ребята с работы, почти заканчиваются, а дома есть нечего.

Марина уходит на весь день. Спросить её, где она пропадает, я не могу, так же как и попросить о чём-либо. Мою «речь» она не понимает. Точнее даже не пытается. Если я стараюсь её позвать, то в ответ вижу лишь брезгливое выражение лица, и моя жена отходит как можно дальше.

Марина опять уходит. Решаю, что её снова не будет целый день, но я ошибаюсь. Она возвращается с полными пакетами. Значит, ходила за продуктами… И я как ребёнок радуюсь этому. Но в пакетах лежат не продукты, а одежда. Женская одежда. Марина достаёт чемодан, с которым мы ездили в свадебное путешествие, и принимается складывать в него новые вещи. Молча. Но уже перед уходом она разворачивается и бросает мне в лицо:

– Надеюсь, когда я вернусь, тебя здесь не будет.

Смотрю на женщину, которую до безумия любил. Понимаю, что сейчас я ничто, но должно же быть хоть какое-то чувство сострадания? Ведь без помощи я не справлюсь.

Но его нет.

– Что? Молчишь? Господи, какой же ты… жалкий. – Марина выплёвывает слова с таким презрением, словно хочет избавиться от гадкого вкуса. – Жалкий, убогий и мерзкий. Ты ведь не мужчина, а так… существо. Видеть тебя не могу! И почему ты только не сдох?! Чтобы не было вот этого вот… – Ещё один презрительный взгляд и взмах рукой. – Было бы намного проще…

Она подхватывает ручку чемодана, поправляет ремешок брендовой сумки, купленной когда мы были в отпуске по цене моей зарплаты, и идёт на выход. Звук защёлкнувшего замка звучит как выстрел.

Глава 3

Надя

– Вальтер! Ты зачем залез на подоконник?! Думаешь так увидеть своего хозяина? Скучаешь? – Я чешу лоб собаки. Мокрый нос тут же утыкается в мою ладошку. – Давай слезай! Иначе нам обоим попадёт от мамы.

Мама была не в восторге от такого неожиданного подселенца, но на улицу собаку не выгнала. Пока мама жила у тёти Риты, проблем не было, но она вот-вот должна была вернуться. Надеюсь, что ненадолго. Мы с Вальтером вдвоём чувствовали себя более комфортно.

Я каждый день поднималась и звонила в квартиру Алексея. Сначала мне открывала Марина, орала, что вызовет полицию, но услышав от меня, что я сама с удовольствием расскажу полиции всё про неё, больше не пугала. Я спрашивала, вернулся ли Алексей. Бросив пренебрежительное короткое «нет», она захлопывала дверь перед моим носом. А в последние пару дней, мне даже дверь никто не открывал, хотя я точно слышала, что в квартире кто-то есть.

Даже соседи не знали, куда исчез Алексей. И мне ничего не оставалось, как проверять самой, вернулся он, или нет.

– Вальтер, ну, что случилось?

Пёс скулит и ведёт себя беспокойно. Никогда такого с ним не было. Если, конечно, не считать первого времени, когда он очень скучал по своему хозяину.

Как и я…

Отгоняю непрошенные мысли и, взяв морду в свои ладони, ещё раз спрашиваю:

– Ну, что случилось?

Вместо ответа Вальтер опять скулит, глядя на меня своими умными глазами.

– Пить хочешь? Или гулять?

При слове «гулять» Вальтер оживает, проявляя нетерпение.

– Сейчас, потерпи немного.

Вообще-то я уже с ним гуляла, но раз хочется, то почему бы и нет? Тем более я первый день в отпуске.

Выгуляв Вальтера, решаю подняться в квартиру Алексея снова. Нажимаю на звонок и жду. Опять тишина. Уже собираюсь уйти, как дверь неожиданно открывается, и я, хлопая глазами, смотрю на незнакомого мне мужчину. Неужели эта курица завела любовника? У мужчины закатаны рукава, и по его виду не скажешь, что он зашёл на минутку. Я замечаю несколько мокрых пятнышек на его рубашке. Словно от брызг. Он что, мыл посуду?

– Вы кто?

– Вы по объявлению? – Наши вопросы звучат одновременно.

– Да, я по объявлению, – отвечаю уверенно.

Наверное, Алексей дал объявление о пропаже собаки, а я не увидела.

– Детка, а тебе сколько лет? – Меня окидывают оценивающим взглядом с головы до ног. – Медицинское образование есть?

– Есть, – отвечаю на автомате. – Красный диплом колледжа государственного медицинского университета. А при чём здесь это? – таращусь на мужчину.

– Нам нужна женщина с медицинским образованием, и желательно старше сорока лет. Но на сорок ты явно не тянешь, – звучит с беззлобной ухмылкой.

– Двадцать три. Скоро будет, – зачем-то уточняю, нахмурившись. Вот зачем ему мой возраст?! Юлька бы его точно послала вместо ответа! – Алексей дома? – спрашиваю в лоб.

Брови мужчины ползут вверх.

– О как?! Ты знаешь Алексея? – Ещё один оценивающий взгляд с головы до ног.

Бесит!

– Вообще-то мы на «ты» не переходили, дяденька, – выделяю интонацией обращение. Мужчина выглядит молодо, лет тридцать, максимум тридцать два, но на меня смотрит, как старый дед. – Я соседка.