Страница 23 из 55
Экономика
В возникшей словно ниоткуда исламской империи арабских воинов было всего 20–30 тысяч, а жителей захваченных земель – миллионы. Все эти огромные страны и территории требовали управления, но арабы не имели никакого опыта в административных делах. Это были солдаты, а не чиновники; они не жили в завоеванных городах, а разбивали в отдалении военные лагеря, ставя посреди пустыни свои бедуинские шатры. Все, что они делали после победы, это брали с покоренных народов дань и шли дальше.
Суровый Омар строго запретил арабам владеть завоеванными землями. Он не хотел, чтобы арабы привязывались к земле – это отбило бы у них привычку воевать. Омар предпочитал, чтобы его подданные не владели участками, а получали свою долю доходов со всех земель, которые как бы принадлежали мусульманской общине в целом. «Земля принадлежит Аллаху и Пророку», – говорил он.
В завоеванную провинцию обычно назначалось только два арабских начальника: амил, собиравший налоги, и амир (эмир), командовавший армией. Иногда две эти должности совмещались в одном наместнике, выполнявшим заодно и функции кадия – судьи. В остальном арабы пользовались местной бюрократией и администрацией: они не хотели лично участвовать в управлении, предоставляя собирать налоги старым византийским и персидским кадрам.
Договор с жителями города. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Истинно, вы будете в безопасности, когда уплатите джизью! Вам надлежит ежегодно вносить джизью с каждого совершеннолетнего тому, кто будет управлять вашей страной; быть проводниками у мусульман; чинить дороги, по которым они следуют; в любое время оказывать им гостеприимство; доставлять путника до места остановки; не подстрекать против мусульман. Мусульманам – ваши советы и то, что вы должны уплатить, а вам безопасность за ваши деяния. Если же вы что-то измените или кто-нибудь из вас нарушит договор и вы не выдадите виновного – то нет вам защиты. Кто оскорбит мусульманина – о том станет известно, а если ударит его – того мы убьем».
Нередко эти поборы бывали непосильны. Все неверные платили два налога: джизью – подушный налог, и харадж – поземельный. Харадж устанавливался на единицу площади и различался в зависимости от того, что на ней росло. Больше всего брали за финиковые пальмы и виноградники – по 10 драхм с 1 джариба («площади, засеваемой одним мешком зерна», как определяли его арабы), за сахарный тростник – только шесть, за пшеницу – четыре драхмы, за ячмень – две. Если денег не хватало, платили товарами и скотом, а если не было и этого, должников забирали в рабство. Поток рабов шел в халифат нескончаемым потоком – как военная добыча и как плата в счет налогов. Один эмир за два с половиной года своего наместничества в небольшой провинции Систан набрал сорок тысяч рабов. Крупный город Мерв несколько лет расплачивался только рабами – денег на налоги не было.
Но размеры налогов могли меняться в зависимости от желания правителя. Когда один из местных князей пришел к наместнику Египта Амру и спросил, какую он джизью должен платить и какой ему ждать в будущем, тот ответил без обиняков: «Вы – наша казна. Если нам надо будет больше, мы возложим на вас больше, если нам потребуется меньше – возьмем с вас меньше!» Немалая часть доходов, разумеется, шла в карман самого наместника. В Египте хищения достигли таких размеров, что халиф Омар в гневе написал Амру: «Я послал тебя в Египет не для того, чтобы он стал кормушкой для тебя и твоего рода. Я тебя направил потому, что я надеялся, что ты обеспечишь обильный харадж, и на твое хорошее управление». Амр оправдывался, что не может присылать больше: население и так обложено непомерной данью. Нельзя выдаивать у верблюдицы все молоко – надо оставить и верблюжонку.
Только с пограничных поселений не брали никаких налогов: считалось, что они платят свою долю тем, что охраняют границы халифата.
Армия
Историки немало спорили и спорят о том, как и почему малочисленное арабское войско громило одну за другой мощные и хорошо обученные армии многих государств. Назывались политические, экономические, психологические и другие причины. Вкратце их можно свести к следующему.
Арабская армия отличалась быстротой, дисциплиной и воодушевлением солдат. Высокий дух войск определяли не только новая вера, но и арабский национализм, которые слились в исламе воедино. Мусульмане воевали не только за добычу и трофеи, но и за «идею»: одно подкрепляло и усиливало другое. «Лучше один день на войне с неверными, чем целый месяц поста и молитв», – говорил Пророк, и мусульмане шли на войну в уверенности, что не только добудут себе богатство и славу, но и попадут в рай.
Арабы были прирожденными воинами. В своих походах они только продолжали то, что хорошо умели и любили делать раньше – воевать. Изменились лишь масштабы и сцена действий, но храбрых арабов не смущали ни перемена климата, ни новые условия войны. Когда надо было взять Ктесифон, не любившие воду бедуины без раздумий бросились в широкий Тигр и смогли перебраться вплавь на своих конях.
Военная наука усваивалась арабами быстро и легко. Это были хорошие ученики, на лету перенимавшие чужие знания. Уже в первые годы войны они научились брать укрепленные крепости персов и византийцев, о чем раньше в Аравии не слыхивали, и использовали катапульты и другие осадные орудия, отбирая их у врагов. Когда война переместилась на море, сухопутные кочевники буквально за десяток лет построили мощный флот – пусть и чужими руками – и освоили морское ремесло. В тактике боев арабские военачальники были умны, изобретательны и умело применяли неожиданные хитрости и маневры: ложные отходы, засады, ночные рейды. Крепость Музайах, например, арабы взяли ночью, напав на нее одновременно с трех сторон.
Арабская армия была самой быстроходной и мобильной. Она обходилась почти без обозов – отправляясь в опасные походы, воины ислама оставляли жен и детей и жили как пираты, налегке. Арабский солдат должен был сам находить себе пропитание и обеспечить себя всем необходимым, в том числе оружием, которое добывали как трофеи в успешных битвах.
Позже арабы с гордостью вспоминали, как изумлялись иностранные вельможи и правители, в первый раз увидев перед собой грозных воинов ислама. С виду это были настоящие оборванцы: грязные, в разношерстной одежде, без кольчуг (кольчуги были слишком дороги, их хранили в семьях, как фамильную ценность), они не имели ничего, кроме хорошего коня, острого меча и веры в Аллаха. Сохранилось описание внешности и вооружения одного араба, Риви, посланного на переговоры с персидским царем Йездегердом. Одеждой его была верблюжья попона с проделанной посередине дырой для головы. Вместо пояса он обвязывался тростником, голову перетягивал поводом того же верблюда, и четыре вихра на его голове торчали, «как козлиные рога». При нем был красный щит из бычьей шкуры, копье, обвязанное верблюжьими жилами, и меч, начищенный до блеска, но скрытый в потертых матерчатых ножнах.
Свой боевой порядок арабы заимствовали у византийцев и персов. Он состоял из классических пяти частей: авангард, центр, правое и левое крыло, арьергард (арабы дали им свои названия: аль-мукаддама, аль-майсара, аль-калб и т. д.). К ним добавлялась конная разведка (ат-талаи), лучники (аль-мурамийя) и другие вспомогательные войска. При этом арабские воины сохраняли внутри войска деления на кланы и сражались группами, сформированными по родам и племенам.
Конница арабов атаковала с налету, но основная часть боя была пешей. В рукопашной сходились на мечах, бились палицами. В бою использовали все, что было под рукой, – палки, палаточные шесты, большие камни. Часто в ход шли копья, которыми можно было не только колоть, но и рубить. При появлении вражеской конницы пехотинцы упирались копьями землю и наклоняли их вперед, так что их ряды щетинились стальными остриями, а когда всадники оказывались рядом, хватали копья и били в морды лошадей.