Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 27



Хорошо, сказал Тант, помозгуем. Гимнастика ума, он помнил, фигуры не портит.

Впрочем, ему-то, думать о фигуре, с какой стати?

Он сознательно уводил себя от главных задач. Думать целенаправленно о пустяках – это как разогревать двигатель на морозе.

Он сварил кофе, выключил верхний свет, потом оживил приемник, заставив его исторгнуть из недр своих неспешную джазовую композицию. Ему нужен был кул, и он его получил. После забрался в любимое кресло у камина, забросил ноги на решетку, вытянулся. Придвинул, не глядя пепельницу, зажег сигаретку. Глоток кофе, и – бодрая мысль: можно начинать.

Пожалуй, слишком бодрая, чересчур. Начинать-то можно, да что- то не очень начинается…

Выполняя последовательно все эти манипуляции, он держал ум настороже, у кромки поля задачи, но, сказал себе – начинай, и спасовал. Наметившиеся, как ему казалось, перспективные мысли о развитии сюжета испуганно шарахнулись врассыпную, в тайные норы извилин, словно мыши при вспышке света.

Тант, досадливо морщась, заворочался, закрутился в кресле. Он должен был думать, он собирался думать, – а мысли не шли.

Комфорт убил в тебе мудреца, сказал он себе – о себе – вслух. Допил одним большим глотком кофе и отставил чашку в сторону. Сигарету, впрочем, оставил, лишь закусил фильтр. Курил он довольно редко, не страдал привязанностью, тем более зависимостью, но курение неизменно помогало ему сосредотачивать мысли. Поэтому, в особых случаях, он, что называется, усугублял.

Все, полная концентрация воли, концентрация мысли, концентрация духа. Все, что меня интересует, все, что важно – во мне, лишь во мне самом, настраиваясь, продекламировал он нараспев.

Формула, произнесенная точно заклинание, неожиданно быстро очистила сознание от белого шума и, простимулировав, отлетела. Тант расслабился, и тогда в него тихо вошла музыка, простая, доступная, земная, повествующая что-то щемяще грустное о далеких неведомых странах, о людях, их населяющих, и, конечно, о счастье, которому суждено сбыться, но неведомо в какой срок. Быть может, это настроение светлой грусти, это состояние предчувствия счастья и помогли ему настроиться на нужный лад. Перед мысленным взором его вновь замерцал фантастических мир, в котором так странно и тесно переплелась жизнь, знакомая до мелочей, с жизнью иной, слов для описания которой он подобрать пока не мог.

Итак, начал рассуждения Тант, следует определить, что у нас есть, и чего желательно добиться, используя то, что есть. Налицо факт, что мы столкнулись с миром, о котором не имеем ни малейшего представления, который вообще скрыт от нас, живущих здесь. Доказательства? Пожалуйста. Шар – раз, девушка Ника, пользующаяся этим средством передвижения – два. Мало? Можно продолжить. Необъяснимое исчезновение нагара, копоти на стене, как и всех этих наскальных рисунков – три. Еще? Новогодний сюрприз – четыре, внезапное нашествие друзей – пять, кольцо с изумрудом – шесть. Наконец, Лалелла… С Лалеллой, конечно, промашка вышла. Давно нужно было догадаться, что она не та, за кого себя выдает. Столько быть вместе, и не узнать даже, где любимая проживать изволит… Но – артистка! Впрочем, мало ли их, странных и загадочных? Короче – Лалелла. Кто она на самом деле – не понятно, но ясно, что оттуда. И ясно, что больше она здесь не появится. Хотя, почему? Может, как раз наоборот? Нет, не появится. Во всяком случае, как Лалелла.





Он говорил – мы, он рассуждал от имени множества, как бы от лица группы единомышленников. Самообман, конечно, тем не менее, эта простая уловка помогала притупить острое чувство одиночества, им владевшее. Уж он-то понимал, что придется лезть в эту историю самому, без чьей-либо помощи. Не хотелось, да, но он почему-то и был уверен, что дело это – его личное. Так к нему и относился.

Итак, продолжил он, можно считать доказанным фактом, что существует какой-то иной мир. Возможно, неизвестное измерение нашего. Возможен и более простой вариант, а именно: кое-кто из нас, не будем указывать, кто, тихо и неспешно сошел с ума. Но этот случай оставим напоследок, рассмотрим, когда другие себя исчерпают. А пока этого не произошло, и покуда есть еще силы, будем стоять за себя горой. А куда деваться-то?

Значит, тот мир существует, исходим из этого. Как в него попасть? Это – вопрос номер один. Что он собой представляет – вопрос номер два. Возможно – наоборот. Номер один – два, а номер два – один, но это ничего не меняет, поскольку один вытекает из другого, и ответы на них пока даже не брезжат.

А если попробовать зайти с другой стороны?

Итак. Предположим, что существуют два мира – а, быть может, и больше, кто знает – и время от времени они пересекаются. Нам известны две такие точки пересечения. Из газет – позиция, где исчезла девушка Ника, из личного опыта – место, где она появилась и исчезла вновь. Между этими пунктами большое расстояние, между событиями – огромный разрыв во времени. Такой интервал не может вместить ни одна человеческая судьба, однако – не будем вдаваться в излишние тонкости, иначе неизбежно осуществится запасной вариант. Что не желательно. Нику я видел своими глазами, быть может, в том мире такое проникновение – в порядке вещей. Взаимопроникновение, то есть, они могут к нам, а мы – к ним. Значит, если я изъявлю желание, и оно окажется достаточно сильным, я тоже смогу. Туда проникнуть. Но как? И тут позволительно ли будет подумать: что было однажды, то может быть дважды? Почему нет? Почему не предположить, что видеть Нику-в-шаре имел счастье и кто-то еще? Надо просто попытаться разузнать. Поездить, поспрашивать – обычная репортерская работа. Поживем, как говорят оптимисты, достанем, в данном случае – сведения.

Существуют два мира, отдельных, разных, связующее звено между ними – она, Ника. Человек, родившийся в мире людей, и живущий в том, другом, искомом. Что это так доказывает известная цепь событий. Сначала была газета с рассказом о девушке, превратившейся в Шар. Потом объявился Шар, и девушка, выйдя из него, явила мне свое лицо. И тут же, снова подоспела газета, на этот раз с портретом. И я, очевидец, узнал ее сразу, – все совпало! Черт возьми, разыскать эту девушку нужно во что бы то ни стало, в каком бы мире она ни находилась. Кажется, она так несчастна и так страдает, что своими мытарствами давно искупила грехи, если таковые у нее имелись, и оплатила все возможные, будущие, на сто лет жизни вперед. Вернуть душу миру, которому она принадлежит – вот задача. Надо найти Нику. А для этого, хочешь-не хочешь, придется забраться в тот мир и хорошенько рассмотреть, и даже пощупать его изнутри. Словом, ищите девушку.

Понятно, ясно, достаточно… Но как искать, где? Что известно об этой небесной страннице? Так, сейчас вспомним. Да, училась в университете. Был жених, имелся такой, ушел в какую-то экспедицию за полгода или за год до ее исчезновения – тогда часто ходили в экспедиции, – а вот вернулся ли, не известно. Там, кажется, были какие-то трудности. Да, высказывалось предположение о взаимосвязи обоих исчезновений. Это все? Нет не все. Еще, дело происходило в городе Сальви-Крус, что несколько облегчает нашу задачу. Теперь, похоже, все.

Что делать? Искать, искать красавицу. Дьявол, повторяюсь. Еще раз – искать. Но где? Имеется две возможности, два пути: один – она, другой – он. Два пути… По какому же идти? Кстати, пропавшие экспедиции всегда дают хороший материал, иногда даже сенсационный, так что повесть «о сгинувшем женихе» может оказаться чрезвычайно интересной. Но кто он был? Путешественник, естествоиспытатель, геолог? Или же – авантюрист, потерявшийся в поисках золотой жилы? Вопросы, вопросы – и ни одного ответа! Или, один ответ на все: не знаю! С какого бока подступиться? А не попросить ли разузнать об экспедиции Альвина? В самом деле, это хорошая, верная мысль. У него есть знакомые в этих кругах. Да-да, он, возможно, даже сможет помочь…

Тут Тант почувствовал вдруг толчок в сознании, что-то требовало его внимания, но ощутилось так реально, точно получил удар локтем в бок. Разбег мыслей тут же остановился, и он, вынырнув в реальность, как из забытья, увидел перед собой камин и собственные ноги на решетке, узнал часы на полке и книжный шкаф сбоку, по этим приметам определил, что все еще находится дома, и очень этому обстоятельству обрадовался.